У хижины стояла женщина.

Он ускорил шаг, но быстро опомнился. Негоже бежать навстречу случайной гостье, словно ты - сопливый мальчишка. Мало ли, что здесь давно никто не появлялся. Возможно, с завтрашнего утра они пойдут толпами - только успевай перевозить. Надо будет заново просмолить лодку и разобраться с уключинами. И укрепить причал: случались дни, когда третья справа доска не выдерживала.

Он уже и забыл, когда они случались, такие дни.

- Добрый вечер, - сказала женщина, дождавшись, пока он поднимется по тропинке. - Я понимаю, что некстати… Вы разрешите мне переночевать в хижине? Поверьте, я не стесню.

Высокая, стройная, она была в годах, но не выглядела старухой. Уж точно, не старше лодочника. Ветер трепал подол черного платья, шелестел на белых кружевах воротничка и рукавов. Ноги, открытые до колен, казались изящными и сильными. Чувствовалось, что женщине доводится много ходить пешком и она знает толк в удобной обуви.

В правой руке женщина держала серп.

- Разве вам не надо на тот берег? - удивился лодочник.

- Мне? Нет. А что, там кто-нибудь есть?

- Нет. Я думал…

Он хотел сказать, что перевезет ее, и с этой минуты на том берегу будет она, а дальше, глядишь, все опять наладится, станет, как раньше… И не сказал. Вой собаки стих, луна поднялась выше. В наступившей тишине стало слышно, как внизу плещет река.

- Уже поздно, - лодочник поставил чурбачок на землю. - Давайте ужинать. У меня есть сыр, лепешки, и сушеная рыба, и вода из родника. Еще на леднике яйца, пять штук. Мои куры хорошо несутся. Вы как любите, вкрутую или «в мешочек»?

- Я люблю яичницу, - ответила женщина. - У вас найдется сковородка?

Сковородка нашлась. Вскоре на ней зашкворчала грудинка, которую гостья извлекла из дорожной котомки. Яйца растеклись между поджаренными ломтиками, застывая и уплотняясь. Сушеная рыба быстро превратилась в набор из маслянистых ребрышек, жирной спинки и тускло-красноватой, слезящейся икры. Сыр расплавился на подогретых лепешках, а сверху женщина насыпала горсточку мелко порубленного укропа.

- Царский ужин, - сказал она. - Спасибо.

- Это вам спасибо…

Все это время лодочник сидел на чурбачке, курил вторую за вечер трубку и смотрел, как она стряпает. Чудесное зрелище. В самом начале он сунулся было помочь, но женщина решительно отстранила его, велев принести воды и отдыхать. «Уверена, что вы устали, - сказала она. - Я что, я просто шла и глазела по сторонам, а у вас река, и лодка, и хозяйство, и вообще…»

Он не стал спорить. Хотелось, конечно, возразить: дескать «вы целый день шли, а может, и не день, и даже не неделю, пока я бездельничал на бережку… » Но грудинка пахла так вкусно, а лепешки с сыром и зеленью выглядели так красиво, что любой спор заканчивался, не начавшись.

- У вас есть инструменты? - спросила она после ужина.

Он встревожился. Сейчас женщина попросит иголку и нитки, а костяная игла и моток суровых ниток вряд ли уместны, если возникла нужда пришить оторвавшееся кружево.

- Что вам нужно?

Вопрос прозвучал грубовато. Он покраснел от стыда. К счастью, сумерки скрыли его неловкость. Вечером все кони бледны, как говорил один пассажир, мрачный и неприветливый.

- Я хочу привести в порядок мой серп. Хорошо бы точильный камень и наждак…

- Конечно! У меня есть даже ножовка по металлу…

Он снова покраснел. Хвастается, как мальчишка! Но женщина благодарила его со всей искренностью, а ножовка привела ее в восхищение. Через десять минут, доедая от нечего делать последнюю лепешку, он с удовольствием наблюдал, как она возится с серпом. Чем-то это напоминало его возню с веслами. Привычка, за много лет не утратившая оттенок любовности.

Темнота не была женщине помехой. Ей вполне хватало света луны.

- Я бы мог смастерить вам новую рукоять для серпа, - сказал он. - Здесь рядом есть буковая роща. Ваша старушка, конечно, еще послужит. Но всегда хорошо иметь под рукой запас.

Она улыбнулась.

- Вы очень любезны.

Лодочник понял, что это отказ, но рискнул еще раз.

- Я умею работать с деревом. С металлом - не очень, а с деревом умею. Я сам делаю себе весла. Хотите посмотреть?

- Уверена, что у вас чудесные весла, - засмеялась она. - И золотые руки. Просто мне не хотелось бы обременять вас пустой работой. Если я ухаживаю за серпом по привычке, это не значит, что и вы должны делать то же самое. Но если случится чудо, и у меня возникнет нужда в новой рукояти, вы будете первым, к кому я обращусь.

- Хорошо, - серьезно кивнул лодочник. - Пусть я буду первым. Женщина вдруг отложила серп в сторону.

- Знаете, что я скажу? Я удивляюсь, почему вообще не выбросила эту железяку. Кому она теперь нужна? Разве что мне. И то как память. Одни хранят любовные письма, другие - медальон с локоном волос, а я - этот серп.

- А я - лодку.

Слова вырвались сами, непроизвольно. В следующий миг он уже пожалел о сказанном. И, чтобы скрыть замешательство, задал вопрос - главный, мучительный, который терзал его день за днем, пока он ждал на берегу:

- Скажите, там, откуда вы пришли… Там и впрямь больше никого нет?

- Никого, - ответила женщина.

- Совсем?

- Совсем.

- И никто больше не придет к переправе?

- Думаю, что так. Я искала - может, хоть кто-то остался… Я очень долго искала. Там, откуда я пришла, есть много заповедных уголков - в джунглях, в горах, на островах. Не скажу, что обошла их все, но…

Она не договорила, бесцельно играя серпом.

«Я их всех перевез, - подумал он. - Всех. До единого». Ему казалось, эта мысль должна принести покой и удовлетворение, но он ошибся. На сердце скребли кошки, руки, словно чужие, лежали на коленях. Сейчас он был лодкой, брошенной на произвол судьбы.

- А зачем вы пришли сюда?

- Я вам надоела? - она кокетливо оправила платье.

- Нет, что вы! Я просто… я хотел спросить… Ну, вам же не надо на тот берег!

- Простите, я не думала вас смутить. Понимаете, когда я убедилась, что нигде никого не осталось, я задала себе вопрос: а на том берегу? Мне захотелось переплыть реку, пройтись по землям, где я раньше не бывала, найти хоть кого-то, кто скажет мне, что я еще существую, что я - не бесплотная тень… Теперь я понимаю, как это было глупо.