— Тебе нравится? — смеясь, спросила Снежана. Владислав не слышал вопроса, но видел ее огромное белое лицо над ним и улыбался, кивая.
— Ты такой смешной, — сказала девушка, и он засмеялся, очень довольный и собой, и ею. Лишь бы она не прекращала играть на лютне. Райское блаженство достигло своего пика.
— Как муравей. — Снежана наклонилась к нему, поцеловала и положила лютню на стол.
Драгуров ощутил, как пальцы девушки растирают ему виски, и понемногу сознание стало возвращаться к нему.
Гале казалось, что сейчас ее все бросили: и отец, и мать, уехавшая на студию, так ни о чем и не спросив, и Гера, исчезнувший неизвестно куда, после того как оставил ее на лестничной клетке. Она немного полежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, потом встала. Спать совершенно расхотелось. Пойти в школу? «Да сегодня же воскресенье», — вспомнила она. День седьмой. Столько суток прошло с тех пор, как они спускались все вместе на лифте и в кабинку вошел он — этот мальчик. Так они впервые встретились. «Вы и есть наши новые жильцы?» — спросил он. Словно почувствовал что-то. «Может быть, запах крови?» подумала Галя. В то утро она порезала палец, помогая на кухне, и кровь долго не свертывалась, пока мама не смазала йодом. Ранка давно зажила, а бинт она выбросила на второй день. Что за глупости лезут в голову! При чем тут кровь? Он уже тогда произвел на нее какое-то впечатление. Наверное, и она на него тоже. А если бы этой случайной встречи в лифте не было? Как бы все повернулось в ее жизни? Или если бы они не переехали в этот район? Интересно, что сотворил Господь на седьмой день? Кажется, ничего…
Галя достала из заветной шкатулки медальон, подаренный Герой, и надела на шею. Маленький стрелец на коне, с натянутым луком, готовый спустить стрелу. Из золота, и стоит, наверное, ужасно дорого. «Откуда у него столько денег?» подумала она, вспомнив о целлофановом пакете. Стрелец, удобно устроившись на груди, отражался в зеркале золотой точкой, капелькой блестящей ртути, жег кожу. Она поправила медальон, но снимать не стала. Вытащила из шкафа самые любимые платья. Примерила одно, другое, наконец остановилась на том, которое недавно подарили родители, — из фирменного магазина «Ле Монти». Узкое, красного цвета, чуть выше колен. Оно очень шло к ее темным волосам. Надела темные колготки и туфли на высоком каблуке. Тоже подарок мамы, почти совсем взрослые. Был у нее и легкий французский свитер, белоснежный, с длинными рукавами, которые она закатала по локоть. Получилось очень недурно.
Галя понравилась себе так, что долго стояла перед зеркалом. Красивое лицо, стройные ноги, маленькая, но упругая грудь. Все как надо, чтобы при желании свести с ума. Она чувствовала, что сегодня что-то произойдет, очень важное. Она была готова к этому и ждала. Ей хотелось, чтобы ею восхищались и завидовали, чтобы провожали взглядом и шли следом. Чтобы стремились к ней, страдали и горели желанием. Потому что и в ней тоже происходила какая-то борьба, томление, жажда огня и чуда.
Она немного подкрасила губы и подвела ресницы. Теперь можно было начинать. «Что?» — подумала она, вспыхнув от той мысли, которая не давала ей покоя. Мысль была стыдная, связанная с мужчиной, и она отвернулась от зеркала, испугавшись собственного взгляда с потемневшими и расширившимися зрачками. Словно кто-то сейчас подглядывал за ней, поймав на месте преступления. Но она вновь вернулась к тому, что уже видела: себя и его, слившихся вместе, и даже ощутила жар в своем лоне. Она понимала, что это неизбежно произойдет, потому что созревший плод должен упасть, и если бы сейчас появился Гера… Куда он исчез? Она даже недовольно поморщилась, прикусив губу. Другая озорная мысль мелькнула теперь в голове. «Как это происходит, когда девочки ее возраста впервые выходят на панель? А если попробовать., нет, просто изобразить из себя такую вот… что из этого выйдет? Удастся кого-то обмануть? Надо посоветоваться с Людкой». Сейчас ей будто кто-то подсказывал. «Глупости! — ответила она. — Я и сама знаю, что мне делать!» «Ничего ты не знаешь». — «Да ну тебя!»
Галя помахала рукой своему отражению, вышла из квартиры и заперла дверь. Вскоре она шла по улице, пытаясь поймать чей-то заинтересованный взгляд, но навстречу попадались одни старики или мальчишки-ровесники. А на эту публику она терять времени не хотела. Свернув за угол, она вспомнила о кафе-мороженом, в котором сидела с Герой несколько дней назад, и пошла туда. Когда она приблизилась к стойке, сердце испуганно заколотилось, потому что она услышала за спиной восхищенное цоканье каких-то молодых людей.
— Эй, девушка, идите к нам! — крикнул кто-то из них.
Кавказец-бармен также глядел на нее маслеными глазами, чуть не облизываясь. И она совсем расстроилась от волнения.
— Э-э… шампанское, — сказала она. — Бокал. И земляничное.
— Ай момент! — усмехнулся бармен. — Только у нас не бокалами, а бутылками. Но Вам — сделаю.
— Можно и бутылку, — совсем потеряв от страха голову, пролепетала она.
— Дэвушка кого-то ждет? — поинтересовался бармен. — Здэс не очэн удобно. Могу проводить в отдельный кабынэт.
— А у вас есть кабинет? — не поняла Галя.
— Вах! Как жэ! — осклабился он. Взгляд его упал на медальон на груди Гали. — Вах! — повторил он немного другим тоном. — Какая цэнная вэщ!
Коржу позвонили в начале двенадцатого и сообщили:
— Его видели возле больницы, там, где Гнилой лежит…
— Ну и?.. «Видели»! — фыркнул Корж. — Может, еще автограф попросили? Удрал, что ли?
— Да у Гнилого крыша поехала, он там какую-то девчонку пришиб.
— Меня это не интересует! Ищите пацана.
— Ищем.
Примерно в то же время вышли на связь и с Магометом.
— Он на рынке, сейчас будем ловить, — голос был с кавказским акцентом. Теперь никуда не денется, обложили.
— Ну-ну! — сказал Магомет. — Везите его ко мне, только не помните. Мне он нужен живой.
К подполковнику Рзоеву также поступали последние новости, касающиеся Геры Диналова. Сначала привели двух подростков — Кичу и Дылду, которые, пройдя обработку в камере, растирали по щекам сопли. Выглядели они очень напуганными и были готовы на все.
— Дяденька, отпустите! — хныкал Дылда, растеряв всю свою наглость и лютость. Теперь это был просто длинный прыщавый юнец с порочными глазами. Кича держался молчаливо, но губы и руки трусливо дрожали. Смотреть на них было противно.
— Ну, где ваш Герасим? — спросил Рзоев, хрустя пальцами.
— Не-е зна-а-ю… — проблеял Дылда.
— Сейчас запоешь по-другому, — пообещал за его спиной Клементьев.
Дылда втянул свою грушевидную голову в плечи.
— Ладно, отпусти их! — махнул рукой Рзоев. — Они теперь знают, что надо делать. Знаете?
— Да, да! — торопливо проговорил Дылда, толкнув в бок Кичу.
— Как только его встретим, сразу к вам, — выдавил тот.
— Вот и ладно, — усмехнулся подполковник. Нет, одно слово — шакалы, на Кавказе им только коз пасти.
Полчаса спустя по рации сообщили дежурному, что «ублюдка взяли, на пятнадцатой Парковой, он, гаденыш, мороженое жрал». Наряд уже ехал в отделение, а Рзоев в нетерпении вышагивал по кабинету, когда пришло еще одно известие — об инциденте в больнице. Решив посмотреть на Геру, подполковник пока отменил выезд.
Наконец в кабинет втащили упирающегося подростка.
— Знакомая личность. Гусь, кажется? — сердито бросил Рзоев. — Ладно, передайте его Клементьеву, пусть пока дурь выбьет и расспросит. А я поехал.
Пока Рзоев направлялся к больнице на «уазике», люди Коржа выловили по подвалам Жмоха, Кента и Татарина, а Арлекина вытащили прямо из его квартиры, из теплой постельки. Всех приволокли к хозяину, но тот лишь мотал головой:
— Нет. Не этот.
Их били здесь же, в квартире, заклеив рты пластырем, чтобы не орали. Жмоха изнасиловали.
— Хватит, — сказал наконец Корж. — Теперь объясните, что им надо делать. Кто мне принесет голову Геры — будет жить, и неплохо.
— А-а-атрезанную? — заикаясь, спросил Кент.