Полковник признал мою правоту. И даже более того, проиллюстрировал ее примером:

— Вы видели в моем кабинете портрет полковника Марковича? Он был начальником гарнизона Бышковца. Был страстным поборником ношения бронежилета и каски. По иронии судьбы его лишила жизни пуля снайпера, который стрелял по нему снизу. Пуля вошла под бронежилет, поразила пах, прошла через живот и вышла через шею, разорвав сонную артерию.

Все мы в машине издали сочувственные звуки: «Да», «Хм», «Надо же!» и прочее. Нигерийцы же, прислушивавшиеся к беседе, почему-то заулыбались. Сербы посмотрели на них неодобрительно. Я посмотрел на них нормально. Пожив в Америке, я понял, что черные выражают улыбками и смехом и страх, и ужас.

По мере приближения к месту боя горы сотрясались все сильнее. Отражаясь под причудливыми углами от плоскостей гор, звуки боя создавали поразительное многоголосие. В результате временами создавалось впечатление, что мы то находимся в десятках метров от разрывов снарядов, то будто бы битва идет далеко-далеко, чуть ли не в соседней Черногории. Лица сербов подтянулись, и лишь нигерийцы продолжали фыркать и смеяться. Это так выходил из них страх.

В боевой зоне документов не спрашивают. Нас даже не выбегали поприветствовать, автомобиль ООН был привычное зрелище в горах Далмации. Один раз из автомобиля вышел сам Шкорич и, назвав пароль, спросил дорогу в штаб. И получил нужные сведения. По вихлястой скорее тропинке, нежели дороге мы прокарабкались вверх и оказались в узкой ложбине, где прилепились несколько домов. На один из них уверенно указал Шкорич. Автомобиль въехал под группу негустых еще деревьев и остановился там. Рядом оказались с полдесятка военных автомобилей.

Мы выскочили и пошли за полковником. Штаб представлял собой обширный крестьянский дом с примыкающими к нему строениями. У входа на территорию топтались часовые, в глубине двора были видны под навесом запасы круглых сосновых дров. У двери в штаб также стоял часовой. Солдаты и офицеры входили и выходили. Во дворе умывался из ведра здоровый парень с расстегнутым воротом. Канонада каким-то образом слышна была здесь тише, по-видимому, от самого места боя мы были отделены естественным прикрытием горы.

За Шкоричем по пятам мы прошли через несколько помещений. Затем полковник ненадолго исчез за одной из дверей. Появился в дверях и поманил меня. Славко и боец Иокич остались за дверью. В комнате, куда я вошел, было накурено. Там находились с первого взгляда с полдюжины офицеров. В различных позах. У карты стояли двое, несколько сидели у круглого стола чуть в стороне от карты. За канцелярским столом сидел крупный лысый военный с сигаретой в руках. Стол был завален множеством предметов. Какие-то запчасти, телефонного, кажется, назначения, пишущая допотопная машинка, бумаги, чашки кофе, даже почему-то автомат.

— Полковник Танга, — представил Шкорич военного за столом. Названный Тангой приподнялся, подал мне руку.

— Найдете стул — садитесь. Кофе?

— Если можно…

— Можно. Можно и сливовицы. Хотите?

— Не возражаю против и кофе, и сливовицы.

В этот момент в окно из-за спины полковника Танга в помещение проник луч солнца, показавшего верхний край своего диска из-за горного хребта. Луч солнца преобразил хаос штабного помещения, обнажил пласты табачного дыма. Вспыхнули все поверхности из яркого металла. Озарив голову и плечи полковника Танга, солнечный поток утемнил его лицо, обращенное ко мне. Лицо превратилось в каменную скульптуру полководца, а сам полководец стал огненным, охваченным огнем, как какой-нибудь Ахилл в сияющих доспехах у стен Трои. Помещение приобрело некий древнеримский вид, и в следующие минуты, по мере поднимания солнечного диска, в окне за плечами полковника Танга становилось все более огненным, бронзовым и легендарным.

Я отыскал стул и сел. Шкорич увел Тангу к карте, и они там что-то настойчиво доказывали друг другу. Тем временем лучи солнца достигли круглого стола, затронув лица, шеи, плечи военачальников, и спустились ниже, осветив пуговицы, награды и оружие там, где оно было. Я залюбовался этой батальной сценой в штабе. Древняя как мир профессия солдата, древнее солнце, блуждающее по ранам и орденам.

Вернулся от карты Танга. Мне принесли кофе и сливовицу. Шкорич и Танга совместно объяснили мне ситуацию. Они признали свою ошибку. Дело в том, что потенциально опасную высоту Рожевлева Глава они оставили без присмотра. С этой высоты, где лежит снег и всегда дует ураганный ветер, можно обстреливать большую часть западного фронта республики. Высота считалась недоступной для орудий, единственная горная тропа завалена снегом чуть ли не круглый год. Но хорваты как-то сумели втащить туда орудия. Несколько гаубиц и несколько минометов. В результате неожиданного захвата хорватской армией высоты позиции Республики Книнской Краiны обстреляны, и сербы несут большие потери. Нет, широкого наступления сербы не опасаются, на это у хорватов сейчас нет сил. Основные их силы находятся на боснийском фронте. Боснийская Сербия — куда более важный противник для хорватов сейчас. Потом Боснийская Сербская республика имеет во много раз больше человеческих и военных ресурсов. Мы маленькие, нас 350 тысяч, и президент Милошевич, видимо, сговорился с Западом сдать нас.

Я сочувственно слушал. Все тогда в Книнской Сербской республике были убеждены в том, что мамка-Сербия президента Милошевича решила отдать населенные сербами территории в Хорватии в обмен на снятие эмбарго с Сербии.

— Они хотят перебить нас поодиночке, — сказали за моей спиной.

Я обернулся. Человек в черной форме, в берете мог принадлежать только к армии «тигров», добровольцев, возглавляемых Арканом. Аркан, в миру Желко Разнатович, имеющий репутацию сербского патриота и националиста, создал свою армию, в которой насчитывалось несколько тысяч человек. Он платил им жалованье.

Я встал и протянул руку человеку в берете.

— Генерал Пиа, — представился он.

— Вы генерал «тигров»?

Человек кивнул.

— Хотите на наш участок фронта? Мы наступаем на Главу с юга, с гор.

Я хотел наступать на Главу с юга. К тому же, выезжая из Белграда с «тиграми» Аркана, возвращавшимися из отпуска, я намеревался изначально присоединиться к ним, но в Книне мы разминулись. И я попал в Бышковец, а они — на свой участок фронта.

Шкорич приблизился с неодобрительной усмешкой.

— Можно вас, капитан? — «Капитан» прозвучало иронически.

Шкорич отвел меня к дверям. Генерал Пиа проводил Шкорича презрительной гримасой. Даже выпятил нижнюю губу.

— Вы знаете, что я отвечаю за вас перед книнским правительством и перед Белградом. Вы не должны ехать с этим самозваным генералом на их позиции. Они не жалеют своих людей. Там полно раненых и обмороженных. Потом, этот генерал ни черта не понимает в военном деле. Аркан продал ему звание. Генерал! — Шкорич возмущенно посмотрел на меня. В армии Книнской Краiны нет ни одного генерала, Аркан же присвоил генеральские звания уже четверым.

— А кем был генерал Пиа в мирное время?

— Почем я знаю, кем он был! Бандитом, наверное, как Аркан.

— Но им не откажешь в храбрости.

Кадровый военный полковник Шкорич презрительно сморщился, собрав губы, глаза, брови и нос в презрительный узелок.

— Генералы, печку матерну!

— Я буду осторожен, полковник. Я только посмотрю.

И я отвернулся от полковника. Пошел к генералу:

— Я готов!

Генерал Пиа сиял. Он надел темные очки, выдвинул из воротника черной куртки нечто похожее на средство связи и что-то кому-то скомандовал. Я оглядел генерала внимательнее. Генерал был одет модно. На нем было множество всяких gadgets, видимо совершенно необходимых современному военному человеку. Бинокль был самым старомодным из всех gadgets. На куртке у него была выклеена группа крови. К поясу были пристегнуты непонятного назначения кобуры. Лишь из одной из них торчал револьвер. Штаны генерала, тоже черные, имели множество накладных карманов. Брючины уходили в новенькие шнурованные высокие ботинки. Шнурки, когда я пригляделся, были декоративными, ботинки расстегивались на самом деле молниями. На куртке генерала сияло множество металлических колец. Может, это была особая альпийская куртка и в кольца должны были продеваться стропы?