Есть категория фильмов, которые я не люблю особенно. Это советские и российские фильмы на иностранные сюжеты, в особенности на французские и испанские исторические сюжеты. Какие-нибудь "Три мушкетёра", "Королева Марго" или "Графиня де Монсеро". В таких фильмаходутловатые и жирные завсегдатаи дома актёров выпендриваются под д'Артаньянов, Атосов, Портосов или Арамисов, а тёлки из спальных районов под королев и миледи. Актёр Боярский вызывает у меня неудержимые позывы к рвоте. Его шляпа и усы для соблазнения обитательниц какого-нибудь Чкалова или Челябинска, как бы прибыли из детского фильма "Кот в сапогах". Вся это франко-испанская тематика воняет студенческим капустником. Вообще откуда у русских эта извращённая странная идея увлечённо штамповать целлулоидные ленты из чужой плохо понятой истории, прямо противоположной нашей? Когда актёры страны саней, лыж и белых медведей представляют персонажей знойного юга или Парижа, где снег падает один раз в десять лет. На х. я, хочется спросить, создаёте Вы столь дикие фильмы-олигофрены? Снимайте фильмы о сборе клюквы и об оленях. Впрочем есть и обратные примеры. Это когда маслина Омар Шериф сыграл доктора Живаго в одноимённом фильме. Получилась маслина в снегу, — дичайшее произведение. Впрочем был такой русский автор Александр Грин, произведения которого пропитанные англофилией повествовали о приключениях героев с английскими именами. Если не знать, что этот Грин всю жизнь прожил в Старом Крыму можно принять его за переведённого англичанина.

Так что фильмы — дешёвенькое развлечение для неумного человека. А чем Вы думаете занимаются хитрые евреи в своём Голливуде вот уже около ста лет? Гениальны шедевры для Вас создают? Голливуд — это Мак Доналдс популярной культуры, появившийся задолго до мак Доналдса. А звуковое оформление! Вы ещё должны слушать звуковое оформление, чтобы глубже погрузиться в эту чушь. Шаги маньяка по пустому коридору Вам ещё и сопровождаются хрипами, тактами, аккордами, душераздирающими музыкальными воплями. Жизнь развивается без музыки, музыка есть глубоко искусственное. Музыка жизни — это гром, это шум рек, это шум автомобилей, это крик ворон… а не поп-группы… Но вас просто хотят расколоть на Ваши рублики или доллары. Вот и всё.

Недавно в интервью газете «Коммерсант» заезжий кинематографист Питер Гринавей объявил о смерти кинематографа. Он несколько неточно определяет проблему, умер не кинематограф но умер художественный фильм, то есть двухчасового формата спрессованная построенная по законам театра история в коротких эпизодах, то есть умер скорее жанр, чем принцип просмотра движущегося изображения на экране. Удовольствие от возможности увидеть поезд некогда, более ста лет тому назад прибывший на французский вокзал осталось удовольствием. Более того таким способом на целлулоиде впервые в истории человечества стало возможным сохранять историю. Этой величайшей функции сохранителя истории у кинематографа никто не сможет отнять никогда. В этом величие и значение у кинематографа: он сохранил для нас и Ленина и Гитлера, Муссолини и Черчиля, также как и исторические эпизоды битв Второй Мировой Войны, кадры убийств Кеннеди и Ассада. Он сохранил для нас улицы городов мира, какими они были столетие тому назад, сохранил толпы людей, он создал возможность закрепить и хранить Историю.

Неприличное же сожительство старого пыльного спектакля и нового великого изобретения привело к созданию за сто лет дичайшего количества погонных миллиардов метров базарных и тупых историй на целлулоиде. Бесстрастная монотонная «жвачка» для глаз, утомляющая человека и усыпляющая его от процесса жизни — любви и ненависти настоящих, живых, личных а не вялых реакций на чужие плохо сыгранные страсти на экране. В середине прошлого века к непристойному союзу спектакля и кинематографа присоединилось новейшее изобретение: телевизор. На сегодня 2/3 телевизионного времени занимает прокат фильмов — то есть показ всё тех же заштопанных спектаклей. Снятые для телевидения фильмы — сериалы по качеству ещё хуже традиционных фильмов. Это совсем уж жалкая продукция.

Нельзя отрицать что за всю историю существования художественного фильма как технического (?) были созданы интересные истории. Но их так мало, что все шедевры мирового кинематографа могут быть сочтены на пальцах двух рук, ну может быть ещё одну ногу придётся добавить. "Броненосец Потёмкин", "Рождение нации", "Триумф воли" далеки от театра и потому шедевры. Назвать их художественными фильмами можно только условно. Это не фильмы, но эпические полотна, созданные с помощью техники кинематографа.

В кинематографе без театра работы огромное количество и талантливые люди будущего сделают эту работу. Документальное кино будет самым безумным и сногсшибательным в ряду современных техник понимания освоения мира; и это прежде всего вечно юная фотография, письма, документы, отпечатки пальцев, записи перехваченных телефонных разговоров, любительское видео, как те, что отбирают у боевиков, снимавших казни… Будущее у такого кинематографа: кинематографа-преступника, кинематографа-следователя, кинематографа-свидетеля — огромное кино-спектакль х/ф не имеет будущего.

Моим другом был неплохой французский режиссёр Жоель Сериа. В Париже в 1980 году ко мне в дверь вломился режиссёр Дункан Маковеев и с тех пор мы с ним не раз встречались в Париже и в Белграде. Режиссёр Волькер Шлондорф мечтал сделать фильм по моему роману "Это я, Эдичка" и мы долго дискутировали об этом в Нью-Йорке, правда потом он потерял продюсера готового выложить деньги за экранизацию «Эдички». Так что я не голословный критик кинематографа. "Sweet movie" Маковеева близко подбирается к моему идеалу. Часть фильма снималась в западногерманских коммунах. Маковеев предвосхитил "Pulp fiction" и "Прирождённые убийцы" Тарантино и Стоуна. Good old Makоveev. По странному стечению обстоятельств Маковеев не раз останавливался в отеле «Winslow», где происходит основное действие романа "Это я, Эдичка".