Володя бросил карандаш, поднял глаза к потолку, подумал секунду и сказал:

— Так оно, примерно, и получается. Поголовно никто, конечно, не пересчитывал, но, на взгляд, процентов семьдесят — семьдесят пять охвачено… А вы говорите, при чем тут расширение.

Наступило молчание.

Потом возражавший Володе гость осторожно спросил:

— Скажите, Володя… а это все, — он кивнул на украсившие стол подарки, — тоже результат охвата?

— Это — нет, — скромно сказал Володя. — Видите ли, мы там, группа, ну… управленческих товарищей пока все у Киры Зверьковой покупаем. Просто так. Свободно то есть. Но думаем, это не выход. Она, поговаривают, замуж собралась. И в очень, знаете, разветвленную семью… Так что сейчас руководство шахтоуправления и поссовет обратились с ходатайством в областные организации, чтобы нам в поселке разрешили еще две торговые точки открыть…

Уверен, что многие читатели примут эту историю за анекдот, и потому сразу предупреждаю: у меня есть десять тысяч свидетелей. Или даже двенадцать. Я их, конечно, не пересчитывал и называю эту цифру округленно. Просто стадион в тот день был переполнен, а вместимость его у нас всем известна: от десяти до двенадцати тысяч. Правда, эти десять или двенадцать тысяч человек, хотя все события и разворачивались на их глазах, вряд ли смогут дать им правильное объяснение. Истинную причину знают только наши отдельские, которые стояли тогда на восточной трибуне, да еще два посторонних гражданина, отказавшиеся себя назвать по деликатной причине. А было так. Перед самым началом игры между нами затесался какой-то незнакомый товарищ. Можно, говорит, я тут воткнусь — бочком? И воткнулся. Такой необычно одетый товарищ — в кепке с ушами и офицерской плащ-накидке. Хотя сам явно штатский. Эти его приметы, надо сказать, никакой решающей роли в дальнейшем не сыграли, и я их привожу только для того, чтобы подчеркнуть: мы на него сразу как-то внимание обратили. Вдобавок, он себя повел не совсем обычно. Еще до первого вбрасывания шайбы выпил бутылку тринадцатого портвейна, чего другие болельщики не делают, а стараются растянуть ее на все три периода. А он, значит, выпил, закусил, как сейчас помню, двумя крутыми яичками и скорлупу спрятал в задний карман брюк. То ли не хотел потом отвлекаться, то ли еще с какой целью — не знаю. Но это тоже детали попутные, необязательные.

Короче, началась игра. Ну, болельщики традиционно покричали, а потом более-менее затихли, так как на поле пока ничего чрезвычайного не происходило — так себе, взаимный обмен любезностями, перекатывание шайбы от одних ворот к другим.

И тогда, в этой относительной тишине, вклинившийся товарищ крикнул вратарю противника:

— Зайчковский! Подвязывай щитки! Зайчковский и правда попросил остановить игру и начал подвязывать щитки. Как будто мог что-то услышать на таком расстоянии. Вокруг, конечно, хохот.

А наш Семен Разгоняев хлопнул этого товарища по плечу и говорит:

— Ну-ка, друг, отмочи еще что-нибудь. А то скучно стоять.

Товарищ кивнул — дескать, сейчас устроим, — сложил ладони рупором и крикнул:

— А судьи кто?

— Внимание, товарищи болельщики! — сказала судья-комментатор. — Просим извинения — мы забыли представить арбитров сегодняшнего матча. Встречу судят такой-то и такой-то. Оба — всесоюзная категория, город Челябинск.

Вокруг, конечно, опять хохот, А Семен Разгоняев говорит:

— Молоток!.. Ты давай, время от времени корректируй их, лопухов. Чтобы не портачили.

На поле, между тем, заварилась каша. Возле наших порот. Два защитника лежали, задрав кверху коньки, вратарь растопырил в панике руки и ноги, а перед ним образовалась прямо куча мала.

— Кишкин! — закричал товарищ в кепочке. — Сдвигай ворота, осел! Больше делать нечего!

В ту же секунду шайба затрепыхала в сетке и одновременно раздался свисток судьи. Оказывается, наш голкипер Кишкин под шумок успел казенной частью сдвинуть ворота.

Шайбу не засчитали.

Но ихние игроки после этого ожесточились и применили силовую борьбу по всему полю, валяя наших хоккеистов, как первоклашек. Центральный нападающий сделал хитрый финт, защитники провалились, и он неожиданно выскочил один на один с Кишкиным. Защитники гнались за ним в метрах десяти.

— Все! — сказал Семен Разгоняев, хватаясь за уши. — Сейчас слопаем!

Тогда товарищ в кепке весь напрягся и страшным голосом закричал:

— Капуста, падай!!!

И тут заслуженный мастер спорта, ветеран отечественного хоккея, знаменитый Капустин, которого другой раз не могли свалить и трое защитников, вдруг упал. Па ровном месте. Он упал, со скоростью торпеды пролетел мимо ворот и так саданулся головой в борт, что на световом табло мигнули и погасли названия команд.

Стадион взревел. А стоявшие впереди нас два посторонних гражданина повернулись и стали нехорошими глазами смотреть на кричавшего товарища. Видать, они болели за противоположную команду, и такой вариант их не устраивал.

— Ну, чо уставились? — спросил Семен. — Не узнали, да? Труха ваш Капустин. На пенсию ему пора.

После этого случая наши приободрились и повели наступление. И скоро ситуация повторилась в обратном порядке. Слава Хамкайкин перехватил пас и вырвался один на один с ихним вратарем. Болельщики затаили дыхание. А товарищ в кепке, точно рассчитав момент, крикнул:

— Зайчковский! Уходи из ворот!

И — дикая вещь! — мы глазам своим не поверили — Зайчковский вдруг сбросил рукавицы и поехал для чего-то в левый угол поля! Шайба, правда, ударилась в рукавицу и переменила направление, но ее добил набежавший защитник Буглов.

Господи!.. Что тут началось! Мы чуть не передавили друг друга от восторга.

Но два посторонних гражданина опять повернулись, и один из них сквозь зубы произнес:

— А ну, крикни еще, сволота! Крикни попробуй — и с ходу получишь!

Однако товарищ в кепочке, увлеченный сражением, не расслышал, что ли, этих слов и крикнул. И, конечно, получил. С ходу.

Больше он уже не кричал. Как его ни уговаривали. Только мотал головой и зажимал рот перчаткой. Особенно наседал на товарища Разгоняев.

— Ну, крикни «судью на мыло», — умолял он, — За судью тебя никто пальцем не тронет.

Но все было зря.

— Слушай, а мысленно ты не можешь? — спросили его.

Товарищ отнял ото рта перчатку, осторожно — чтобы не запачкать соседей — выплюнул два зуба и сказал:

— Мысленно у меня пока не получается.

В результате наша команда проиграла с крупным счетом: 2: 13.

Обозленный Семен Разгоняев хотел добавить этому несговорчивому типу, но мы его остановили.

И вот теперь я думаю: почему мы тогда сразу не заступились за товарища в кепочке? Что такое могло нас удержать? Ведь кричал-то он в нашу пользу.

Но еще больше тревожит другое: вдруг у него это дело мысленно начнет получаться, Хорошо, если он останется поклонником своей команды. А ну как его в городе чем обидят! Квартиру, например, не дадут. Или какой-нибудь горячий болельщик, вроде Семена Разгоняева, на стадионе добавит.

Что тогда будет?..

Вообразить жутко!..