На этот раз в поднявшемся гомоне выделялся голос Эмерсона.

– В чем дело?! – надменно вопросила я. – Эмерсон, уж не намекаете ли вы, что мумия чересчур разборчива и моя скромная особа ее не заинтересует?

– Вы просто набитая дура, Пибоди! – прохрипел Эмерсон. – И если думаете, что я соглашусь на такой идиотский, вздорный, безмозглый...

В общем, мой план приняли. Правда, по ходу обсуждения мы его слегка усложнили. Говоря «мы», я имею в виду Эвелину, Лукаса и себя. Вклад Эмерсона заключался в глухом ворчании – примерно такие звуки, должно быть, издает вулкан, собираясь осчастливить мир извержением. Напряженное молчание Уолтера выглядело почти столь же грозным. Поведение Эвелины казалось молодому человеку наглядным доказательством ее симпатии к кузену.

Словом, устроить показную ссору не составляло ни малейшего труда, а именно она и была гвоздем программы – на тот случай, если за нами следят. Разошлись мы весьма недружелюбно. Уолтер попытался в последний раз высказать свой протест, Лукас же в ответ помахал пистолетом.

– Я все время буду находиться в десяти шагах от Эвелины! – зловеще прошипел он, держа пистолет таким образом, чтобы его видели только мы. – Думаю, наша забинтованная приятельница испугается одного вида этой штуковины. Если нет, я не задумываясь пущу пистолет в ход.

– А я, что же, останусь не у дел? – недовольно спросила я.

Эмерсон не мог не воспользоваться возможностью.

– Помоги господь той несчастной мумии, которая с вами встретится, Пибоди! – язвительно сказал он. – Это ей надо дать пистолет, чтобы уравнять шансы.

С этими словами он направился к своей пещере. За ним последовал Уолтер. Лукас усмехнулся и потер руки.

– Какое приключение! Не могу дождаться ночи!

– Я тоже, – вздохнула Эвелина. – Амелия, ты не передумала?

– Разумеется, нет! – громко ответила я и удалилась с высоко поднятой головой.

Мне не хотелось оставлять подругу наедине с Лукасом, но я посчитала разумным произвести на возможного шпиона впечатление, будто мы недовольны друг другом. Это пригодится, когда мы разыграем с Эвелиной ссору.

Ссора вышла какая-то однобокая, потому что Эвелина даже для вида не могла на меня кричать, но я сторицей восполнила этот недостаток. Спор закончился тем, что я как ошпаренная вылетела из гробницы и, размахивая подушкой и покрывалом, понеслась к палатке Майкла. Любой сторонний наблюдатель решил бы, что у нас с Эвелиной вышла размолвка и потому я отказалась разделить с ней жилище.

Лампу зажигать было нельзя, поскольку она просвечивала бы сквозь матерчатые стенки палатки. Это была не нормальная английская палатка из плотной парусины, а хлипкий полотняный навес, к тому же очень низкий. Скрючившись на песке, который служил полом, я задумалась о человеке, до недавних пор занимавшем эту палатку. У меня по-прежнему не было уверенности, что Майкл покинул нас по своей воле. Разумеется, мужчины – чересчур нежные и капризные создания, и глупо ждать от них женской стойкости, и все же мне не нравилось, что мое суждение о Майкле оказалось ошибочным. Поразмыслив, я решила осмотреть палатку в надежде найти какой-нибудь след, который помог бы установить истину.

Света внутрь проникало достаточно, чтобы понять: скарб Майкла исчез вместе со своим хозяином. Внезапно мои пальцы наткнулись на какой-то предмет, закопанный в песке. В лунном свете тускло сверкнул металл. Распятие! Часть цепочки тоже была здесь. Но только часть. Цепочка была оборвана...

Я крепко сжала находку. Майкл никогда бы не расстался с распятием, это его единственная ценная вещь, которая к тому же служит амулетом против сил зла. Порванная цепочка подтверждала мои опасения. Майкл потерял распятие во время борьбы!

Позабыв о возможных наблюдателях, я лихорадочно елозила внутри палатки, надеясь отыскать еще какие-нибудь следы. Когда поиски закончились впустую, я с облегчением перевела дух: оставалась надежда, что Майкл не пострадал.

Время пролетело незаметно, размышления и подозрения не давали мне скучать. В чувство меня привел донесшийся снаружи звук. Я распласталась на песке, приподняла полог палатки и высунула нос.

Ничего видно не было, то есть в буквальном смысле ничего. Я ошиблась в расчетах и теперь проклинала собственную глупость. Палатка находилась за невысоким гребнем наваленных камней, который тянулся от нашей скалы. Я не видела ни уступа, ни гробниц – словом, ничего, кроме дурацких камней. Нет, так не пойдет! А как же Эвелина?! Вдруг мумия нападет на нее?! Вопреки своему бахвальству я вовсе не считала, что мумия внезапно заинтересуется моей особой и пустится за мной в погоню. По-пластунски выбравшись из палатки, я проворно подползла к каменной насыпи, встала на колени и осторожно осмотрелась.

Я горжусь своим самообладанием, но, признаюсь, едва не закричала от ужаса, когда обнаружила, кто,точнее, чтостоит по другую сторону гребня, всего в нескольких шагах от меня. Прежде я не видела мумию так близко. Мы привыкли считать себя разумными и цивилизованными существами, но в каждом из нас сохранилось что-то от первобытного дикаря. Мой разум упорно отрицал суеверия, но глупое сердце съежилось от страха и замерло.

В холодном свете луны вид мумии наводил ужас. В чистом, сухом воздухе лунный свет обманчив: в нем видны мельчайшие детали, но резкие тени искажают очертания и подводят зрение; мертвенно-бледное сияние лишает предметы их естественных цветов, придает неприятный серовато-зеленый оттенок. Казалось, мумия светится собственным светом. Обмотанные руки напоминали культи прокаженного. И эти руки были подняты, словно призывая кого-то. Существо стояло шагах в двадцати спиной ко мне. Его «лицо» было обращено к уступу, голова запрокинута вверх, словно пустые глазницы могли видеть.

Если Эвелина ничего не перепутает и будет придерживаться нашего плана, она скоро выйдет из гробницы и направится вдоль уступа. Я скорчилась за каменной насыпью, пытаясь убедить себя, что неподалеку прячутся четверо сильных мужчин и моей подруге не грозит опасность. Но когда на фоне черного зева гробницы показалась хрупкая белая фигура, я вздрогнула, словно в самом деле увидела привидение.

На мгновение Эвелина остановилась, глядя на звезды. Я знала, что она набирается смелости оставить уступ, и всем сердцем была с ней. Девушка не могла видеть мумию. Стоило Эвелине выйти из гробницы, как мумия с непостижимым проворством юркнула за камень у подножия скалы.

Честно говоря, я вовсе не была уверена, что мы можем рассчитывать на помощь своих защитников. Я отнюдь не глупа, несмотря на все заверения Эмерсона, а потому, сидя в палатке, успела как следует пораскинуть мозгами. Когда Эвелина медленно повернулась и медленно направилась к тропинке, ведущей вниз, меня посетила неожиданная и смелая идея...

На меня произвели впечатление слова Уолтера о том, что прошлой ночью Мухаммед не покидал деревни. Более того, хотя мне и не хотелось соглашаться с несносным Эмерсоном, я была солидарна с ним: замысел с мумией был какой-то неегипетский, если можно здесь использовать это слово. План не только казался слишком сложным для хитрого, но необразованного Мухаммеда, но и имел явный привкус европейского романтизма. Такое мог придумать читатель готических романов, вдохновленный «Египетской принцессой» и прочими романами ужасов.

Но если мумия – не Мухаммед, то кто же? Неудивительно, что мне на ум пришло вполне определенное имя, ибо этот человек обладал пусть и поверхностным, но изобретательным умом и причудливым чувством юмора.

Я прекрасно сознавала недостатки своей гипотезы. Самый большой заключался в отсутствии мотива. Зачем Лукасу, лорду Элсмиру, пускаться на такие ухищрения, чтобы напугать свою кузину? Или его светлость хочет запугать не Эвелину, а меня? Но это совсем уж глупо. Однако мотивы многих поступков Лукаса были выше моего понимания, и я считала вполне возможным, что под влиянием какой-то бредовой идеи он придумал хитроумный план с одной-единственной целью: чтобы до смерти перепуганная Эвелина бежала из Египта, приняв его покровительство. Разумеется, Лукасу никогда не добиться желаемого, но, быть может, он настолько самонадеян, что не в состоянии в это поверить.