Белый Халат выронил пачку и шарахнулся назад. Бородач рванул застежку кобуры.

— Невозм!.. — взвизгнул Белый Халат.

Человеку показалось, что в его тело вселился кто-то другой. Какая-то чужая сила швырнула его вперед.

Бородач выдернул пистолет, но опоздал. Человек уже был рядом с ним. Ребро левой руки само обрушилась на запястье бородача, сбив прицел.

(«Беретта 92, - вклинилась в происходящее внезапно ожившая память, — магазин на двенадцать патронов, спуск туг…»)

Грохнул выстрел. Правая рука коротким ударом вогнала обрезок трубы в горло бородачу.

(«Кататэ-цуки, — мелькнул в памяти спокойный голос. Вместе с ним всплыл запах спортзала, упругая мягкость тренировочного мата и ощущение умения, — тычковый удар в горло. Эффективный и опасный удар, пригодный для…»)

Бородач захрипел. Что-то брызнуло.

Пронзительно завизжал Белый Халат. Огрызок трубы описал короткую дугу и опустился ему на затылок. Халат затих, осев на пол.

Все произошло быстро, как высверк фотовспышки. Секунду назад он рассматривал эту треклятую пластмассовую будку.

Щелк!

Он. Два тела. Окровавленный огрызок трубы в руке. Гудящий рой обрывков фраз, запахов и цветных картинок вращающийся в голове.

В глубине здания колыхнулась волна звуков: топот, тревожные крики. Выстрел бородача слышали. Человек не колебался. Бежать! Он выскочил во двор. Шум нарастал — поднялась тревога. Сейчас они заметят, что его нет в подвале.

Тропинка была и здесь. Она вела вокруг здания. Туда, к костру. Несколько воронок рядом с ней кто-то аккуратно засыпал. Проигнорировав тропинку, человек побежал прямо. К каким-то руинам впереди. Он знал, он чувствовал — руины — безопасны. Там его никто не найдет.

Сзади послышались крики.

Гораздо ближе.

Быстрее! Человек споткнулся, выронив импровизированное оружие. Лоскуток ткани, которой были обмотаны ноги, зацепился за торчащую из земли проволоку. Тренированное тело, сгруппировавшись самортизировало удар. Он прокатился по земле, вскочил, используя инерцию падения, ощущая на губах вкус цементной пыли и, прихрамывая (колено он все-таки не уберег) побежал дальше.

Первые люди появились из здания, когда он скрылся в оскале разорванного взрывом окна (или это была дверь?). Человек повалился на пол, переводя дыхание. Он слышал короткие отрывистые команды на непонятном языке, но лежал не двигаясь. Наконец, он решился осторожно выглянуть, прячась в густой тени за остатками стены.

Во дворике стоял еще один бородач, с оружием наперевес.

(«АКМ. Старый, семь шестьдесят два…» — снова ожила память. Вместе со словами в голове возник кислый запах кордита, звон прыгающих по полу гильз, ощущение толчков в плечо).

Глаза бородача внимательно осматривали руины окружавшие двор, словно он мог разглядеть в темноте прячущегося человека.

Из здания появился еще один Белый Халат. Вместо халата на нем был хороший дорогой костюм, но человек, притаившийся в руинах, шестым чувством понял, почувствовал что он — тоже из тех, из Светлого Дома. Память молчаливо согласилась с догадкой.

Белый Халат-2 положил руку на плечо бородача и что-то повелительно сказал на незнакомом языке.

— Он не мог уйти далеко, — сказал Белый Халат на понятном языке, кому-то в здании, — Он уже прошел процедуру. Он не знает куда идти. Думаю, ваши люди быстро отыщут его… Он нужен нам живым.

Человек прикусил губу и, подволакивая колено, пополз вглубь разрушенного дома. Нужно двигаться. Иначе, его найдут. Он удостоверился в том, что из Светлого Дома его уже не увидят. Встал на ноги и сделал несколько шагов, морщась от боли. Идти можно. Колено болело но, насколько он мог судить, серьезных повреждений не было.

Чтобы миновать руины, ему понадобилось несколько минут. А потом… потом он увидел звезды и, чуть дальше, у горизонта…

«Покинув Чужой Мир, Соломенный Человечек очутился один в мертвом городе. Он знал, что ему нужно идти к зеркальцу и близнецам».

Человек усмехнулся. Разрушенный дом стоял на вершине холма. Маленькое озерцо и две чудом уцелевшие в этом городе трубы-близнецы рядом с ним, были видны как на ладони.

Белый Халат ошибался. Человек знал куда идти. Куда идти, чтобы найти свое Имя…

Дворники, размазывали по стеклу предутреннюю октябрьскую морось. Ночь была на исходе.

— …они не сообразили кто он такой. Это и не удивительно. Он больше суток пробирался через горы в тех лохмотьях, которые остались на нем после плена…

Мимо мелькнули редкие огоньки окон последних многоэтажек. Психолог не знал точного названия учреждения, куда они направлялись. Он только знал, что его лучший ученик, ушедший работать в эту покрытую Тайной контору, потерял свое имя. Потерял память. Потерял себя. Потерял все.

— Как же его узнали? — спросил он сидевшего за рулем собеседника. Имени собеседника Психолог тоже не знал. Вот на счет профессии он сомнений не испытывал. Даже если бы он забыл все то, что ему рассказали этой ночью, предварительно взяв расписку о неразглашении и бесстрастно проинформировав о наказании за ее нарушение.

Они выехали за городскую черту — последние домики давно остались позади.

— Он вообще рисковал, вот так заявившись на блокпост… могли и застрелить, — добавил Психолог.

— Он назвал солдатам на блокпосту Большого Пуха. Это прозвище известно всем, — Психолог удивленно поднял брови. Его собеседник, чуть улыбнувшись, пояснил, — Большой Пух — прозвище начальника армейской разведки. Длинная и туманная история с конфискованным вагоном сгущенного молока.

Конечно, начальника вызывать не стали, — продолжил водитель, следя за дорогой, — Амнезию и странное поведение списали на контузию и последствия плена. Но разведчикам задержанного все-таки показали. Где его и узнал один из наших офицеров. Этого было достаточно…

— Что было дальше? — поощрил Психолог замолчавшего собеседника.

— Он… он хорошо помнил дорогу к тому месту, где их держали. Он даже показал нам его на карте. Странно… но умение читать карту у него осталось.

Мы подняли в воздух четыре вертолета со штурмовыми группами. Операция прошла молниеносно. Практически без боя. Они не ожидали нападения.

Никто не верил, что человек после обработки психомицином сможет найти в горах дорогу к своим. Когда они опомнились — было поздно. Оборудование и лабораторные архивы достались нам почти целыми.

Остальное Вам известно, — разведчик покачал головой. Костяшки пальцев на руле побелели, — Многое видел, но такое… Он никого до сих пор не вспомнил! Даже самых близких друзей… Психомицин — это страшно. Неужели ему навсегда стерли всю память?..

— Не всю, — поправил его Психолог. Разведчик невольно оглянулся на него. Слишком уж зловеще прозвучал тихий голос, — Не всю память. Человек с полностью стертой памятью бесполезен. Такой человек не способен даже есть. Он умеет только ходить под себя. Это не человек вообще.

Насколько я понял из того, что изложили мне ваши… коллеги, в этом лагере обкатывали новую технологию промывки мозгов. Вряд ли им был нужен «овощ» с мозгами младенца. Там делали безусловных исполнителей приказов. Зомби. Зачем я, правда, так и не понял. Какую ценность для военных может иметь робот с человеческим обликом?..

Разве что… смертник? Марионетка, готовая на все?

— Смертник, — кивнул военный, — Камикадзе, — сухо добавил он, — Ходячая бомба. Бомба со внешностью стопроцентного европейца. Бомба, которую охранники знают в лицо. Это даже не бомба. Ракета. Крылатая ракета на двух ногах. Ракета, способная поражать цели точнее пресловутого «Томагавка».

— Кажется, в этом есть смысл… Такой «бомбе» даже не обязательно знать, что именно происходит… — вслух подумал Психолог, — Достаточно простого приказа доставить в определенное место определенный дипломат. Со взрывчатой начинкой и дистанционным взрывателем.

Впереди показались огни железнодорожного переезда. Над переездом мигал красный огонь. Медленно опускался шлагбаум.