Согласится ли он? Безусловно.

Он спокойно пронесет дипломат в здание (охрана знает его в лицо) не вызвав никаких подозрений и… Очень Важное Стратегическое Предприятие прекратит свое существование.

Психолог замолчал, поймав себя на том, что все еще пытается определить — что не так. В аккуратно заасфальтированной дороге. В пешеходной дорожке аккуратно выложенной из бетонной плитки вдоль обочины. В свежевыкрашенном бордюре. Во всем этом было что-то неправильное. Тут полагалось быть ухабистой, размокшей от дождя типичной загородной грунтовке. Да и автобусная остановка перед поворотом выглядела слишком уж ухоженно.

— Совсем не обязательно тащить туда взрывчатку, — мрачно заметил военный, — Достаточно в определенном месте повернуть определенный вентиль, или нажать определенную кнопку. Современные технологии — чертовски уязвимая штука. Это — ночной кошмар и головная боль всех современных контрразведок. Четыре года назад хулиган-самоучка умудрился нарушить герметичность производства процессоров. С помощью найденной в подсобной мастерской дрели и позаимствованной у одной из сборщиц пудреницы… В брак пошло несколько тысяч дорогостоящих модулей наведения ракет.

И это не говоря о такой страшной штуке как модные ныне «техногенные» катастрофы. Только представьте себе — один повернутый в нужное положение в нужный момент времени переключатель…

— Или так, — согласился Психолог, — Важна суть. Человек без памяти о себе, без памяти о прошлом — беспомощен. Он сделает все, что ему скажут. С радостью. Особенно, если говорящий — умный человек и приготовил текст заранее.

Они проехали облупившийся, потрепанный временем знак «Ограничение скорости». Под знаком висела начинающая облазить табличка. Видимо с названием того места, куда вела дорога. Название Психолог не успел прочитать. Он только разобрал «Лесо…» и «…тут».

— Как же… Как же тогда он нас нашел? — разведчик даже оглянулся на своего собеседника, — Если психомицин действительно так эффективен, он должен был забыть все. В том числе и куда бежать. Получается так.

— Это и есть самая невероятная часть этой истории, — Психолог мимо воли, ощутил гордость за своего ученика, который все-таки нашел лазейку в совершенно, абсолютно безвыходной ситуации, — Сказка. Помните Соломенного Человечка?

— Сказка?.. Хотите сказать — та история, которую он нам рассказывал? — недоверчиво переспросил военный, вспомнив странную историю про Соломенного Человечка, которую человек в грязных лохмотьях камуфляжной куртки все время твердил с тех пор, как появился на блокпосту, — Эта дурацкая история про Соломенного Человечка? Какое отношение она имеет к дороге домой?

— Самое прямое, — Психолог в упор посмотрел на военного, — Неужели Вы так и не поняли?

— Что?

Машина остановилась перед массивными железными воротами. По обе стороны ворот тянулся аккуратный кирпичный забор с узорами выложенными красным и белым кирпичом. Без малейшего намека на колючую проволоку или какие-нибудь еще охранные устройства.

— Сказка — зашифрованная дорога домой. Ребус.

— Хм, — военный потер подбородок, — Что-то в этом есть… Он говорил, что выбрался только благодаря Соломенному Человечку. Но откуда взялась эта сказка?

— Он ее и сочинил. Сам. Вы вообще слышали когда-нибудь такую неряшливую сказку? Как Вы сказали? Дурацкую историю? Именно.

Ворота открывались автоматически. На стоянке перед центральным зданием не было транспорта. Но разведчик повел машину дальше.

— А как он узнал, куда бежать? — во взгляде разведчика мелькнуло неподдельное любопытство, — Он должен был знать это заранее. Чтобы правильно сочинить сказку.

Психолог пожал плечами.

— Откуда я знаю? Никто из ваших… коллег даже не потрудился объяснить, какого дьявола Ал… — военный сделал предупреждающий жест, — …какого дьявола… наш общий знакомый делал в плену у горцев.

— Очень Страшная Военная Тайна, будь она проклята, — продолжил Психолог, пытаясь все-таки держать себя в руках, — Я не знаю, почему он оказался в плену. Не знаю, где его держали. Я даже не уверен насчет того, где именно все происходило. И мне ужасно интересно, почему так получилось, что Вы держали наготове штурмовую группу? У этой истории чертовски много дырок. А Вы просите меня рассказать про его побег.

Джип проехал мимо пустующей стоянки. Обогнув, поблекшую от осенних холодов, клумбу, он направился к многоэтажным корпусам, прячущимся за главным зданием.

— Что я могу Вам ответить, обладая исключительно обширным объемом информации? — все еще ворчливо ответил Психолог, — Я терпеть не могу сочинять триллеры, высасывая факты из пальца.

Могу, например, предположить, что он был в лагере довольно долго и продумал побег заранее. Поэтому он знал, куда надо бежать, — Психолог жестом остановил, открывшего было рот военного, — Хотите спросить, почему он не смог сбежать до того как ему не стерли память? Зачем все эти ребусы?

Вам виднее. Вы знаете об этом больше меня. Или он просто не успел, или он знал, что реальный шанс сбежать появится только после стирания памяти.

— Вряд ли его собирались сразу, — продолжил Психолог, — использовать как бомбу-смертника. Он был подопытной морской свинкой. То есть его сначала должны были обследовать и прогнать через кучу тестов, чтобы лучше разобраться в действии психомицина. Это занимает время. Он знал или догадывался, что после обработки психомицином охрану ослабят… Или вообще перестанут его охранять. Куда бежать человеку, который не помнит даже своего имени? Вы ведь сами сказали, что его даже не искали после побега.

Военный восхищенно покачал головой, останавливая машину у высотного здания, крыша которого ощетинилась не менее чем десятком разнокалиберных антенн.

— Знаете, он… еще тогда, когда был собой, всегда говорил, что Вы — лучший из лучших. За исключением деталей, все — точно… Мы приехали.

Психолог вышел из машины. Оглядел горизонт, где уже брезжил хмурый свет утренних сумерек.

— Не похоже, чтобы это место принадлежало вашему ведомству, — заметил он.

— Оно и не принадлежит нам, — ответил военный, хлопнув дверцей, — Оно принадлежит вполне респектабельному и уважаемому Лесотехническому НИИ. За исключением этого корпуса, и еще пары помещений, — запирая машину, он кивнул на несколько больших, грибообразных вентиляционных шахт, торчавших из-под земли, — Вы ожидали мрачных застенков? С часовыми, караульными собаками, казенной мебелью, колючей проволокой и пыточными камерами?

— Вы забыли про вышки с прожекторами и пулеметами по периметру, — ответил Психолог, невольно улыбнувшись. Разведчик плохо вписывался в собирательный образ своих коллег по службе, столь любимый масс-медиа в последнее время.

— Но почему он не забыл сказку после стирания памяти? — спросил разведчик, поднимаясь вместе с Психологом по ступенькам, ведущим в вестибюль.

Они задержались у стеклянного турникета, пока военный скармливал карточки с опознавательными чипами автомату.

— А разве сказка относится к прошлому или к личности? Она хранится на другом уровне памяти. Где-нибудь вместе с содержанием прочитанных книг, выученных наизусть стихов и услышанных историй. Вспомните — вы сами удивлялись, что он не забыл, как работать с картой. Он знал все заранее. Он не зря заканчивал мой факультет. Ему стерли память о нем самом, но остальное не тронули. В том числе и сказку. Сказка уцелела.

— А как он ее запомнил? Она ведь длинная, — автомат турникета щелкнул и мигнул зеленой лампочкой, — Я слышал ее от него раза четыре. Он ни разу не сбился, хотя, конечно каждый раз пересказывал ее своими словами.

Скучавший на исходе длинной ночной смены, дежурный без тени любопытства посмотрел на двух посетителей невесть откуда взявшихся на проходной в этот до отвращения ранний час.

— В этом — вся прелесть решения. Попросите десять человек пересказать вам Кэрролла. Каждый непременно сделает это своими словами. Но Алиса все равно останется Алисой, Зазеркалье — Зазеркальем, а, побежав за Белым Кроликом, Вы попадете в нору. Сказка о Соломенном Человечке — это набор ключей, намеков, связанных в одно целое. И необязательно помнить это дословно…