Во время учебы в гимназии братья старались придерживаться советов, которые получали в письмах из Ханау и Штайнау. Дедушка писал внукам, что они постоянно должны видеть конечную цель, которая позвала их в Кассель, и проявлять максимум прилежания на уроках, благодаря своему трудолюбию закладывать «основы будущего благополучия и тем самым доставлять радость всей семье». «Избегайте поэтому сомнительных компаний, которые могут втянуть вас в нехорошие дела, — предостерегал он, — ищите общения с разумными людьми, от которых вы могли бы перенять что-либо полезное для себя, но прежде всего бойтесь бога — начало всяческой мудрости. И какое же удовольствие будет для вашего старого дедушки постоянно получать обо всем этом приятные вести!»
Однако дедушке недолго пришлось получать эти вести. 22 ноября 1798 года девяностолетний старик, намного переживший свою жену, не болевший никогда, заснул и не проснулся. Его смерть потрясла не только внуков. Матушка Гримм признавалась, что со смертью дедушки забот намного прибавилось. «Удар за ударом, — вздыхала она, — моя бедная голова идет кругом».
Матушка со страхом думала о том, что станет с детьми, когда и ее призовут небеса. Ведь тогда старшие сыновья не смогут продолжать учиться. И она предостерегала их от легкомысленных буршей, старалась внушить, что они не могут позволить себе тех удовольствий, которые были естественными для их сверстников. «Благодарю бога, — писала она после смерти дедушки своим сыновьям в Кассель, — что хоть вы здоровы. Продолжайте и дальше так же учиться мне на радость и особенно старайтесь во всем доставлять приятное доброй тетушке. За всю жизнь вы не сможете отблагодарить тетушку за ту любовь, которую она проявляет к вам».
Якоб и Вильгельм старались быть достойными этой любви, старались оправдать ожидания старших. Многие часы учебы в Касселе, с 1798 по 1802 год, ушли на изучение географии, естествознания, антропологии, этики, физики, логики и философии, но основу преподавания составляли филологические и исторические дисциплины. Якобу гораздо приятнее было бы изучать только языки и историю — уже тогда он испытывал к этим предметам особый интерес. По шесть часов ежедневно проводили братья в лицее, к этому добавлялись еще четыре-пять часов домашних занятий. Здесь, дома, с особым удовольствием, участием и большим терпением помогал им в изучении французского и латинского языков воспитатель пажей Дитмар Штёр. Выходило, что юноши занимались по десять-одиннадцать часов в день, фактически с утра до вечера, и на отдых почти не оставалось времени. Якоб, жадно воспринимавший и усваивавший все новое, годы спустя говорил: «Вообще нас все же слишком перегружали; несколько свободных часов были бы нам очень полезны».
Несмотря на перегрузки, Якоб довольно бодро выдержал годы учебы в лицее. Он был худощав и строен, почти изящен, но вместе с тем более вынослив, чем мечтательный Вильгельм. Без особого вреда для здоровья Якоб перенес и сидячий образ жизни, и постоянный недостаток свежего воздуха, и эту вечную зубрежку, и отсутствие всяких спортивных занятий. Вильгельм же, переболев скарлатиной, стал жаловаться на боль в груди и тяжесть при дыхании. С этих пор дорога в лицей, особенно зимой, при холодном ветре, дувшем навстречу, стала даваться ему нелегко.
Иногда братьям удавалось урвать свободный часок-другой, и они использовали его для рисования. Занимаясь самостоятельно, они стали искусными рисовальщиками. Когда Якоб и Вильгельм несколько позднее показывали свои рисунки дома, все приходили в восторг, особенно младший брат Людвиг Эмиль. И кто знает, не под влиянием ли и впечатлением от рисунков старших братьев Людвиг Эмиль стал тоже заниматься рисованием. В историю искусств он вошел как известный гравер и живописец. Одновременно с занятиями рисованием братья увлеклись коллекционированием. Особым видом коллекционирования стали выписки из самых разных книг, которые они при своих скромных средствах не могли приобретать. Сбольшой аккуратностью выписывали они интересные, понравившиеся им места в тексте в специальные тетради.
Благодаря трудолюбию и целеустремленности братья выдвинулись в число хороших учеников в лицее. Когда по субботам проводилась недельная проверка, Якоб, светлая голова и почти всегда первый ученик в классе, блестяще отвечал на все вопросы.
Вильгельм же не всегда мог угнаться за братом. В лицее Якоб впервые столкнулся с несправедливостью. Он знал, что перед законами и обычаями все равны. Но почему же тогда один преподаватель, обращаясь ко всем ученикам на «вы» — так было принято, ему упорно говорил «ты»? Неужели только из-за того, что он из провинции? «Подчеркивание такого неравенства, — возмущался Якоб, — преподаватель никогда не должен себе позволять, так как это очень остро воспринимается учениками».
Из кассельских учителей особой любовью пользовался ректор лицея профессор Рихтер, слывший к тому же серьезным филологом. Несмотря на преклонный возраст, ему была свойственна живая и располагающая к себе манера общения, за что он пользовался симпатией питомцев. Были и другие: проректор Хосбах, неуравновешенный, человек настроения; преподаватель по имени Роберт, не пользовавшийся среди учеников абсолютно никаким уважением, а потому на его уроках всегда был шум и гам. Этот лицей, как позднее писал Якоб Гримм, «отнюдь не мог быть причислен к самым совершенным заведениям такого типа». И все же ученики получали в нем основательную подготовку для поступления в университет.
Среди друзей Якоба и Вильгельма в кассельский период учебы были будущие писатели Эрнст Отто фон дер Мальсбург и Пауль Виганд. Мальсбург позднее поддерживал дружеские отношения с романтиком Тиком, сам писал романтические стихи и переводил Кальдерона и Лопе де Вега. Виганд стал юристом и историком, опубликовал много исторических исследований. Эта дружба сохранилась на долгие годы и после лицея. Свидетельство тому переписка братьев Гримм с Мальсбургом и Вигандом.
В свободное время братья Гримм с друзьями гуляли по Касселю, иногда выбирались за город, где ловили бабочек или собирали растения. Как и их сверстники, они любили помериться силой, попроказничать, стукнуть иной раз друг друга ранцем, обменяться во время скучных уроков стихами собственного сочинения. Однако это не мешало им быть старательными и целеустремленными учениками, но пай-мальчиками они не были. Проявлять рвение им приходилось в силу необходимости, чтобы как можно быстрее при своих скудных средствах окончить лицей.
В этом возрасте братья Гримм много читают — поначалу все подряд, без разбора. У них еще нет собственного суждения, что хорошо, а что плохо. Особенно любили они стихи и баллады, собирая их целые тетради, зачитывались мудрыми баснями Лафонтена. Иметь свои собственные книги — это желание становилось все сильнее. А поскольку с карманными деньгами было не густо, то братья Гримм с друзьями часто появлялись у букинистов и старьевщиков в поисках дешевых изданий.
Годы учебы в Касселе, постоянно требовавшие от Якоба и Вильгельма старания и упорства, имели и приятные моменты. Каждый год, осенью, после одиннадцатимесячной разлуки с матерью братья приезжали на несколько недель домой, в Штайнау, к «Старому погребку». А поскольку и при этом доме Гриммов были коровник, конюшня, сарай, небольшой сад и огород, то для братьев каникулы означали возвращение в деревню. По указанию матери резали поросенка, и братья могли есть досыта. Мать прямо-таки расцветала за эти несколько недель! По вечерам она зажигала в доме самодельные свечи и просила братьев рассказывать о школе. Якобу и Вильгельму хорошо было дома: они по-отечески интересовались успехами братьев и сестренки, рассказывали о своих учителях и друзьях. Гуляли по улицам Штайнау, раскланиваясь со всеми. И опять возвращались в сказочный мир детства.
Веселые каникулы вновь сменялись напряженными школьными буднями в Касселе. Но воспоминания о матушке и тетушке Генриетте помогали им пережить трудные дни. Свою благодарность братья стремились выразить в простых, но искренних стихах. Якоб по случаю нового, 1802 года преподнес тетушке такое рифмованное поздравление: