ГЛАВА 1

Ноябрь 2015

— Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять.

Я резко поворачиваюсь и иду в другую сторону комнаты, продолжая считать шаги. Ноги начинают болеть; вообще здесь я не ношу туфли на каблуках. Но ради него я надела их.

Он скоро будет здесь. Он приходит практически каждый вечер, но сегодняшний вечер отличается тем, что я попросила его помочь мне.

Полчаса назад я начала собираться. Надела свое любимое платье. Простое черное, обтягивающее. Оно и его любимое тоже. Я причесывала волосы до тех пор, пока они не начали идеально спадать на плечи. После нанесла помаду на губы и сбрызнула духами оба запястья.

Поднявшись в свою комнату, разгладила края белого одеяла. Сняла покрывало Эвелин и повесила его на спинку кресла-качалки в углу.

Я прекращаю расхаживать по комнате, чтобы заглянуть в кроватку Эвелин. Ее голубые глаза встречаются с моими. Она счастливо агукает и машет ножками. У нее такая неподдельная, чистая и искренняя улыбка. Все в моей жизни кажется погруженным в туман, из которого невозможно выбраться, но не Эвелин.

Очень нежно я касаюсь ее щеки и приглаживаю торчащую прядку ее светло-русых волос.

— Я собираюсь вытащить нас отсюда. Хорошо?

Она широко улыбается, словно понимает о чем я веду речь. Я накрываю дочку одеялом и целую в лобик. Через несколько минут она засыпает.

Кто-то громко стучит в дверь. Она со скрипом распахивается и в комнату входит Кэйт — ночная медсестра. Ей около тридцати, волосы всегда собраны в конский хвост, никакого макияжа. Она — мать троих детей. Каждый раз, когда я вижу ее, она выглядит растерянной и утомленной. Словно «Фэйрфакс» последнее место, где ей хочется быть.

Но Кэйт неплохая. В этом месте есть медсестры и похуже Кэйт.

— Отбой, — громко сообщает она.

Глазки Эвелин распахиваются и тут же снова закрываются. Я испепеляю Кэйт взглядом.

— Зачем ты нарядилась? — спрашивает она.

— Без разницы.

Кэйт щурится.

— Отлично. Мне без разницы. Я плохо себя чувствую и у меня заболел ребенок. Можешь устроить гулянку хоть на всю ночь, мне все равно.

— Если ты больна, то зачем пришла на работу? Ты же можешь заразить мою дочь, — возмущаюсь я.

Кэйт вздыхает.

— Нам бы этого не хотелось, не так ли? — И она протягивает мне пластиковый стаканчик с цветными таблетками.

— Вот.

Не говоря ни слова, я беру стаканчик и проглатываю все таблетки. Затем открываю рот и демонстрирую ей язык. Кэйт даже толком не смотрит. Она забирает у меня стаканчик и уносит его в ванную.

— Тебе пора в постель, — уходя, бросает она через плечо.

Я пользуюсь этой возможностью и выплевываю таблетки. Я перестала принимать их месяц назад. Все три года, что я провела здесь, я постоянно их принимала. Никогда не спрашивала от чего они. Они делали свою работу. Из-за них я впадала в блаженное неведение о мире вокруг меня. Они стирали все вопросы, которые прятались в уголках моего разума, размывали границы дней.

Но с недавних пор вопросы стали звучать громче. Так громко, что даже лекарства не в состоянии их заглушить. Очень скоро мое тело стало вялым, движения начали напоминать движения робота. Все это время в моей голове велась изнурительная война.

Поэтому я перестала принимать их, решив, что вопросы просто испарятся.

Но это наоборот все ухудшило. Теперь вопросы сопровождаются маленькими проблесками памяти. Я осознаю, что в моей жизни так много всего, о чем я не помню. Конечно же, я кое-что помню, но преимущественно это воспоминания из детства. Семья. Подростковые годы. Колледж. Выпускной. Первая работа медсестрой.

Но с того момента, как я стала Викторией Донован — все помутнело. Определенный период моей жизни, будто бы находится за оградой, и я понятия не имею как ее обойти.

И я думаю… нет, я знаю, что существует только один человек в мире, который может помочь мне с этим — это он.

— Ты слышала меня? — Кэйт застыла в дверях. — Тебе пора в кровать.

— Я не могу. Я…

— Я знаю. У тебя свидание, — перебила меня Кэйт, — Бла, бла, бла. Через час приду проверю тебя.

Шансы на то, что она придет позже, очень малы, но я киваю и улыбаюсь, чтобы она поскорее вышла из комнаты.

Но, когда она разворачивается, чтобы уйти, я окликаю ее.

— Кэйт? — медсестра оборачивается.

— Можешь ли ты в следующий раз входить потише? Я пытаюсь уложить свою дочь спать.

Кэйт закатывает глаза.

— Конечно, Виктория.

Через секунду после того, как за ней закрывается дверь, я отодвигаю кровать от стены и запихиваю таблетки в маленькую щелочку в стене. Она не больше, чем кончик ластика. Я случайно обнаружила ее, когда уронила лист бумаги за кровать. Много раз я думала о том, как она там оказалась. Мне нравится думать, что другой пациент проделал эту дырку в стене, чтобы также запихивать туда лекарства.

Я сажусь на самый краешек кровати, каблуки туфель впиваются в линолеум. Часы медленно тикают, поддразнивая меня тем временем, которое я теряю.

Он придет с минуту на минуту. Конечно, он придет.

Снова и снова я напоминаю себе, что должна твердо стоять на своем и не доверять его словам. Если я буду соблюдать эти два правила, он не сможет обольстить меня.

Несмотря на то, что я оживаю только тогда, когда он рядом.

Кожу покалывает.

Сердце бешено стучит.

Но не все его визиты так прекрасны. Порой он обнажает темную сторону своего сердца и мучает меня понимающей улыбкой и загадочными фразами.

Чтобы было проще понять, у него есть дурная черта, которую я просто не могу изменить. Она заключается в том, что все вокруг меня думают, что его не существует.

— Ваш муж мертв… — слова моего доктора всплывают в голове.

Я сжимаю живот и сгибаюсь, напоминая себе, что нужно дышать.

Они ошибаются.

Он не мертв. Это ложь.

Он реален. Моя реакция тому доказательство. Но никто здесь не верит мне. Не важно сколько раз я им это твердила.

Я резко встаю и начинаю ходить по комнате. Каблуки стучат по полу. Я считаю шаги до двадцати пяти, затем начинаю заново.

Веки тяжелеют.

Он скоро будет здесь, и я докажу им. Одна из медсестер поймает его, и они отпустят меня.

Потому что они увидят, что я не сумасшедшая.

Правильно?

Я сажусь на кровать и как одержимая смотрю на часы. Время идет.

10:45

10:46

10:47

Веки наливаются свинцом. Я сдаюсь и позволяю изнеможению взять надо мной верх.

Дверь тихо открывается.

Подняв голову, вижу, как он заходит в мою комнату. Я медленно улыбаюсь. Не знаю, сколько времени прошло. Может быть несколько часов.

Может быть несколько минут.

Все, что важно сейчас, это то, что он здесь. Он всегда управляет любой комнатой, в которую входит. Его полуулыбка так отлично отражает то, что он знает, какой эффект оказывает на людей.

Я встаю и следую за ним взглядом. Руками тереблю подол платья.

Он не изменился, и я уверена, что никогда и не изменится. Светлые волосы коротко подстрижены, лицо гладко выбрито. Ох уж эти строгие карие глаза.

Хотя весь свет выключен, жалюзи открыты, и они пропускают лучи серебристого цвета. Они падают ему на лицо, делая его похожим на привидение.

Если бы не морщинки вокруг глаз, я бы подумала, что время безвластно над ним. Он всегда в одной и той же одежде: белая футболка, джинсы и коричневое пальто. Не важно какая температура на улице. Его образ никогда не меняется.

— Скучала по мне, Виктория?

Мои воспоминания могут появляться и пропадать, но его голос и присутствие невозможно забыть. Яркие сцены всплывают перед глазами. Туман медленно исчезает. Я думаю, что сейчас увижу правду, но затем все превращается словно в старый кинофильм. Все мерцает. Мой разум напрягается, стараясь задержать воспоминания, но появляются черные пятна, которые становятся все больше и больше, пока не остается ничего, кроме тьмы.

Он снова повторяет свой вопрос. В этот раз, сквозь его слова проскальзывает нетерпение.

Я сопротивляюсь. Думаю, что не важно какой реакции он ожидает от меня, мое сердце и разум всегда будут воевать друг с другом. В одно мгновение, мне хочется обнять его и умолять не покидать меня, на следующее я борюсь с желанием бежать от него так быстро, как только смогу.

— Да, — наконец-то отвечаю я.

Я моргаю, и он уже стоит передо мной. Я стою прямо. Он так близко, что я чувствую запах его одеколона. Борюсь с желанием прижаться к его шее.

— Я тоже по тебе скучал, — говорит он.

Его пальцы скользят по моим рукам и обхватывают запястья. Одним движением он притягивает меня к себе. Его палец вычерчивает спирали на моей шее. Атмосфера накаляется. Он придвигается ближе ко мне. Наши губы на расстоянии дюйма и я знаю, что либо сейчас, либо никогда. Не существует приемлемого вступления для того, что я собираюсь сказать.

— Я покидаю «Фэйрфакс».

Слова вылетают наружу. Его пальцы чуть сильнее сжимают мою шею.

Высказывание подобно этому должно нести за собой энтузиазм и счастье. Уэс никак не реагирует. Он просто улыбается своей уверенной улыбкой, словно знает, что я никуда не собираюсь.

— Почему ты хочешь уйти? Фейрфакс — твой дом.

— Больше нет.

Положив руки ему на грудь, я нежно отталкиваю его.

— Они должны увидеть тебя. Они должны знать, что ты не мертв. Ты должен помочь мне.

Я опускаю взгляд на свои руки, и вижу, что ладони сжались в кулаки, крепко вцепившись в ткань его футболки.

Уэс убирает мои руки и отходит.

— Я не могу помочь тебе.

— Нет, можешь.

Сердце стучит как барабан. Я преодолела первое препятствие, и сейчас не могу сдаться.

— Я знаю, что можешь. Мы с Эвелин больше не принадлежим этому месту.

Уэс даже не смотрит на Эвелин. Он сжимает губы, пока потирает шею.

— Ты действительно думаешь, что если доктора увидят меня, то отпустят тебя?

— Это докажет, что я не вру.

— Виктория, ты сама сюда пришла.

— Нет… — резко говорю я. Мне хочется отрицать его слова, но когда я рыскаю по своей памяти, я не могу вспомнить день, когда прибыла в «Фэйрфакс». Нет ничего кроме тьмы. Как всегда.

— Ты кому-нибудь еще говорила об этом? — резко спрашивает Уэс.