— Странно, — в задумчивости произнес Стас, — Иконостас… У нас даже дед с бабушкой атеисты были, первый раз иконы в своем доме вижу…

Несколько дней компания прожила незаметно. Стас и Кокорь избегали деревенских, первый — боялся, что его узнают, точнее не признают за настоящего, а второй — потому что, с одной стороны, пока плохо освоил язык, с другой, уже понял значение документов в жизни этого общества и возможные последствия от их отсутствия. Зато Евгений и особенно балагур Валентин, почти ежедневно бывая в местном магазине или покупая у крестьян картошку и другое съестное, успели перезнакомится почти со всеми.

— В деревне тоже можно неплохо жить. — как-то за ужином изрек горожанин Женька.

— А чего ж нельзя? Если деньги есть? — поддержал Валентин.

— Не, я не про деньги. Народ тут в целом — добрее, а город людей портит. В городе все злые, по себе знаю.

Кокорь понял о чем речь и хотел было выразить свое согласие с Евгением, но взглянув на Стаса, промолчал.

— Понимаешь, Женя, даже такая маленькая часть культуры, как доброжелательность, базируется на совершенно разных основаниях в городе и деревне.

— Ну, опять наш профессор завелся… — протянул Валентин.

— Не, ты послушай. — и Стас обратился уже к Валентину. — В патриархальной деревне нет понятия «нейтральной территории» и ты всегда сталкиваешься с человеком либо на своей территории, либо на чужой, либо на общинной. Причем, последний случай только для однообщинника, иначе для второго территория чужая. Тут практически невозможен «просто человек». Это будет либо член своей общины с четко известным социальным статусом, либо чужак, который опять же имеет один из набора четко определенных социальных статусов «гость», «враг», «начальство». В городе все строго наоборот — большая часть территории не принадлежит никому. Социальный статус человека, с которым ты сталкиваешься, либо сразу известен, если он «при исполнении», либо это просто «незнакомец». Но даже заранее известный социальный статус определяется неоднозначно. Чей статус выше «продавца» или «покупателя»? Поэтому в городской культуре доброжелательность и уважение принято проявлять к «просто человеку», а в деревне — к его текущему статусу.

— Ну и что ты хотел этим сказать? Все равно в деревне люди добрее. — ответил Валентин.

— Просто все друг друга знают, а в городе — нет. Вот и вся философия. — подытожил Евгений.

— Завтра поеду в город. — перевел стрелку Стас. — Не знаю, на машине или так, на автобусе.

— Золотишко пристраивать? — спросил Женя.

— Во-общем, да. Но пока без золота. Только разузнать, что и как. С двойником пообщаюсь, про цены узнаю. Рекогносцировка, одним словом.

— Может на вес продадим, как Стас предлагал? В его банк, а?

— Так дешево ж получится. — возразил Стас. — Там же уникальные вещи, антиквариат, начало нашей эры! На вес — втрое потеряем!

— Стас, нам и трети хватит, чтоб затарить грузовик под завязку. А куда ты потом эти рубли или евры в другом мире девать будешь?

— Странный ты человек! Продав часть вещиц — как антиквариат, можно половину не продавать вовсе, а золото — оно и в Африке золото. — возразил Стас.

— Стремно. Придется с «жучками» общаться. Хорошо, если просто грабанут, а ну как грохнут тебя?

— Не грохнут. Я ж пока пустой поеду. Впрочем, какую-нибудь маленькую монетку можно взять. Что-то ведь показывать нужно.

Стас высыпал на стол мешочек с золотой мелочью и начал перебирать:

— Вот, хотя бы эту. Кажись, времен Римской империи. Интересно, сколько она стоит у нумизматов?

Женя тоже ковырнул пальцем кучку золота:

— А вот это — ты никак за антиквариат не выдашь. Капля какая-то затертая и зубами покусанная.

— Наверно, сережкой была когда-то, или висюлькой на поясе. Да, согласен, это тот самый лом, что на вес. Уговорил. Монетку — в другой раз, а пока эту каплю в станиславов банк сдам.

— Обратно поедешь, телевизор какой-нибудь купи. Маленький. — попросил Евгений.

— Но цветной. — добавил Валентин.

— Принято. — ответил Стас. — Только вам тогда придется ехать вечером в Гагарин и встречать меня с последней электричкой. С телевизором я в автобус не полезу.

— Хорошо, встретим. — ответил Валентин. — Во сколько она приходит?

Стас протянул ему бумажку с выписанным расписанием:

— После полуночи. Как ехать, объясняю. Мы сюда по Новорижской трассе приехали, а Гагарин — совсем в другую сторону, доедешь до центральной усадьбы, ну это ты знаешь, и прямо-прямо, никуда не сворачивая. Через Гагарин — тоже прямо. Так в вокзал и упрешься. Главное — в самом начале не перепутать — сразу за плотиной будет развилка, налево — Гагарин, направо — Смоленск, а назад — Волоколамск.

— Хоккей! Нет проблем, встретим. С Женькой поедем, на всякий случай. Кокорю на вокзале пока рано появляться. Без документов.

На следующий день Стас, ближе к полудню, вышел из электрички на Белорусском вокзале. И сразу направился к телефонам-автоматам, доставая визитку Станислава-аборигена.

— Стас? Я в Москву приехал.

— Ну как там у вас? — раздалось из трубки.

— У нас все отлично, как тебя найти?

Двойник объяснил, что сейчас он на работе, но скоро обед и в это время можно встретиться, поговорить, а заодно и перекусить.

Не успели оба Стаса сесть за столик, как к ним тут же подскочила молоденькая официантка, заулыбалась знакомому старшему Стасу:

— Что будем заказывать? Как всегда — мясо?

Молодой Стас потянулся за карточкой меню, но его двойник уже произнес:

— Да, два стандартных обеда. — и улыбнулся в ответ. — С мясом.

Официантка упорхнула.

— Оставь эту бумажку, тезка. Днем тут подают только бизнес-ланч, или комплексный обед, выражаясь языком социализма. Единственный выбор — мясо или рыба на второе. А также сок, чай или кофе — на третье, меня тут знают, поэтому будем пить сок. Персиковый, потому что томатный к этому моменту уже весь выпивают.

— Дорого, наверное?

— Сейчас — нет, вот вечером сюда лучше не попадать. Оглянись, это же по вечерам самое что ни на есть гнездо разврата — стриптиз-клуб.

Не успел он закончить фразу, как та же официантка принесла салаты и соки, через минуту тарелки с густым наваристым борщом. А еще через две — бефстроганов.

— Да, сервис тут, я смотрю, не на наш, не советский. — произнес младший Стас.

— А ты что хотел? Эта девочка явно беженка из Украины. Там сейчас война идет. На ее место, знаешь, сколько желающих? Стоит клиенту остаться недовольным и тю-тю, без работы нет регистрации — специально так придумано, чтоб на панель не попала, а без регистрации — на родину возвращаться.

— Что, так сразу?

— Почему сразу? Не сразу, месяц гостевая виза, а потом, если работу не найдет, насильственная депортация. А где она найдет работу, если отсюда выперли и эта «черная метка» станет тут же известна большинству работодателей? Можно, конечно, в другой город, но и там «черная метка» достанет. Интернет сейчас, разве что в глухих деревнях отсутствует. А так везде. По крайней мере, во всех поселках городского типа.

— Круто. При социализме такого не было.

— Было, было. Оттуда, из социализма ноги растут. Просто раньше трудовая книжка была, а в ней графа — причина увольнения. Если «по собственному желанию» — один разговор, ну а если по 34 или 35 статье, да еще какой-нибудь «прим» нашего тогдашнего КЗОТ — совсем другой. Просто с тех пор информационные технологии развились и вместо одного работодателя — тыщи тыщ собственников, ну и опять же, президент — ВВЖ. При Ельцине то распустился народ. А этот как пришел, начал гайки закручивать. Это еще что. В Интернете есть досье на всех и вся. Не поднимаясь со стула, любой обыватель может узнать — сколько раз его сосед попадал в милицию, сколько машин имеет, нанимает ли работников и сколько заплатил налогов. А честный и сообразительный сосед тут же поймет — все ли наемные работники в этой базе числятся — нет ли среди них нелегалов, и все ли налоги ты уплатил, не утаил ли чего от родного государства. Вот потому более-менее все и налаживается.