Кто же были эриставы? Чиновники ли, назначавшиеся государством из центра, или те же феодальные землевладельцы, которых центральная государственная власть облекала известными функциями как своих представителей? Нет никакого сомнения, что эриставами назначались местные же владельцы, именно те из них, кто заявляли себя сторонниками центральной власти.

Можно подумать, что такие местные феодалы были плохой опорой для центральной власти. Часто, конечно, это было так. Но на этот случай корректив вносился угрозой конфискации. Всякий непослушный феодал мог поплатиться всеми имениями и быть совсем изгнанным из страны. Правда, к этому способу воздействия цари прибегали не очень часто, – это указывает, что феодалы были достаточно сильны и, чтобы расправиться с кем-нибудь из них, надо было заручиться согласием других феодалов и получить от них военную силу. Борьба с феодалами шла успешно в тех случаях, когда цари имели наемную иноземную силу, как это было при Давиде Восстановителе, пригласившем до 50 тысяч кипчаков (половцев), в большинстве, повидимому, конных, к себе на службу.

В период господства в Восточной Грузии арабов, а затем сельджуков, а также нахождения Западной Грузии под сильным влиянием Византии, эриставская власть, по всем данным, сильно дробилась и мельчала. Очевидно, иноземцы предпочитали иметь дело с большим количеством эриставов, чтобы не сосредоточивать власть в руках немногих и не создавать условий, при которых могло бы начаться национальное освобождение под руководством выросшего в своем авторитете эристава.

В приводившейся выше сигели Баграта IV по поводу спора опиразцев с миджнадзорцами перечисляются лица, приглашенные для решения спора; в числе их сигель упоминает «эристав-эриставов» и «эриставов». Позднее только карталинский эристав считался «эристав-эриставом» и «амирспассаларом», и существование нескольких «эристав-эриставов» при Баграте IV указывает, что при многочисленности эриставов потребовалось учреждение об'единяющего их института из эристава над эриставами, которых, видимо, было несколько. Но уже в сигели епископа Василия от 1180 года говорится, что Абуласан является «эристав-эриставом»; следовательно, эта должность с течением времени сильно централизовалась, и носителем ее сделался глава правительства. Число эриставов сильно сократилось, и в эпоху Руставели их, видимо, было в Абхазии и Карталинии восемь, а в Кахетии с Эретией—семь.

Когда после смерти Георгия III Тамара начала борьбу с Верховным собранием, она сместила ряд должностных лиц в центре и на местах, в том числе некоторых эриставов, и назначила взамен их новых, фамилии которых сохранили летописи. Эриставом Сванетии был назначен крупный аристократ Барам Варданисдзе, Рачи – Кахабери Кахаберидзе, Сухуми – Дотагос Шарвашидзе, Одишии (Мингрелии) – Бедиани, Лихо-Имеретии и Карталинии – Рати Сурамели, Еретии – Асат Григолисдзе, Самцхе – Боцо Джакели со званием спассалара.

Все эти лица одновременно являлись крупными местными феодалами. В особенности обращает на себя внимание обширное эриставство, состоящее из Карталинии, Имеретии и области Лихских гор (Сурамский перевал), порученное крупнейшему феодалу Рати Сурамели, фамилия которого всегда занимала должность спаспета (маршала). Отсюда вывод, что район, подчиненный эриставу, и самый центр этого района не были неизменными. Вопрос о центральном управлении эриставства зависел от того, кто назначался эриставом и где имел он свое пребывание. При той острой политической борьбе, которая происходила в Грузии в конце XII века, очевидно, нашли целесообразным соединить в одном лице эриставства Имеретии и Карталинии и поручить их такому крупному феодалу как Сурамели, имевшему местопребывание в Сураме. При этом не посчитались с тем, что Карталинское эриставство всегда находилось в особом положении, и эта должность обычно предоставлялась эристав-эриставу и амирспассалару, – им в то время был Абуласан.

Являлись ли эриставы той эпохи совершенно самостоятельными правителями или при них обычно состоял также и представитель правительства, – сказать трудно. Но позднее, в начале XIV века, в уложении Георгия V наряду с эриставом упоминается также и правитель – «гамгебели».

Необходимо остановиться еще на часто встречающемся в «Вепхис ткаосани» упоминании городов – «калаки». Это имеет прямое отношение и к феодализму и к общине, на фоне которых развертывается действие поэмы Руставели.

В более древние времена, когда Грузии приходилось подвергаться нападениям, главным образом – кочевников, организация обороны сводилась к тому, что население селилось по ущельям, входы в которые защищались крепостями – «цихе». Самые же поселения в ущельях в специальной защите не нуждались.

Так возникла оборона главнейшего грузинского ущелья Арагвского – колыбели Грузии; при входе в него, у впадения Арагвы в Куру, стояла Мцхетская крепость, впоследствии превратившаяся в столицу Грузии.

Такая система обороны была удовлетворительна, пока врагами Грузии являлись кочевники. Но достаточно было появиться врагу с организованной военной силой, как эти ущелья делались легко доступными. Ксенофонт сообщает, что греки за четыре века до нашей эры завоевывали страну, спускаясь с гор в долины. Как видно, они не нападали прямо на крепости, преграждавшие доступ в ущелье, а направляли свои войска в горы и спускались оттуда в ущелья, преодолевая сопротивление слабых и разбросанных отрядов, лишенных возможности оказать сопротивление организованной вооруженной силе.

Когда грузины стали селиться в долинах, крепости строились в стратегически важных пунктах. Наряду с ними возникали экономические центры, которые также нуждались в защите. Такие пункты, обнесенные стенами («згуде»), назывались «калаки» – города.

Если город возникал в месте нахождения крепости или, наоборот, возникала необходимость превратить разросшийся и приобревший важное значение город в крепость, то строился город-крепость («цихе-калаки»). В самой крепости существовала еще внутренняя крепость «шида-цихе» – цитадель.

Шота Руставели называет словом «калаки» пункты, которые, по всем признакам, являлись населенными центрами. Когда один из героев поэмы, Тариель, решил скрыться, он заперся в принадлежавшем ему «калаки»; другой герой, Автандил, направляясь на поиски Тариеля, прибыл в свой «калаки», где начальником был преданный ему Шермадин. Придон также имел свой «калаки».

Что же означает «калаки» и в каком смысле употребляет это название Руставели? Крепости – «цихе» – имели специальное назначение. Их строило государство и оно же содержало в них гарнизоны. Город – «калаки» – также являлся укрепленным пунктом, но прежде всего, был пунктом скопления населения. «Калаки» – не просто одинокая безлюдная крепость, где стоит только один гарнизон.

Герои поэмы – и Тариел, и Автандил, и Придон – прежде всего феодальные владельцы, у которых имеются «калаки», т. е. защищенные населенные пункты, которые являются центром и опорным пунктом их владений. В укреплении «калаки» заинтересован не только его владелец, но и само население.

Феодал той эпохи – это владелец не только земель, но и населения, которое трудилось на его земле и которым он управлял, творя суд и собирая подати.

Сам феодал жил в центре, наиболее населенном пункте своего владения, в укреплении и защите которого он был заинтересован прежде всего.

Внутри «калаки» у феодала стоял его замок, тоже защищенный, в котором он часто оборонялся от своего же населения; но в защите «калаки» перед лицом врага он выступает вместе со всем населением. «Калаки» возникают в центре больших волостных общин, и в случае нападений под защиту его стен может сбежаться все население, об'единенное данной общиной.

Но Шота Руставели словом «калаки» называет не только укрепленные владения феодалов. Каджетское царство, которое управлялось царем и являлось государством, а не феодальным владением, имело центр, который Шота также называет «калаки». Но это город – особого рода. В нем имеется крепость, в которую заключена героиня поэмы Нестан-Дареджан. Это уже центр не феодального владения, а всего государства.