Братья Ганн, усердные рыбаки, кормильцы большой семьи, с рассветом отправились проверять свои сети. В самой Олдриджской заводи они не заметили ничего необычного, но, выходя из протоки в залив Га-Га, наткнулись на нескольких китов, которые плавали у самого берега. Кеннет мельком подумал, что они, вероятно, ждут отлива в надежде перехватить выходящую из заводи сельдь. Однако в тот момент он был занят своим собственным уловом и тут же забыл о китах.

Братья с радостью обнаружили, что сети их целы, больше того, полны трески. Несколько часов они вытаскивали рыбу и снова ставили сети, а когда, тяжело нагрузив лодку, пустились в обратный путь, то у входа в протоку снова увидели нескольких китов. Не обратив на них особого внимания, они прошли в Олдриджскую заводь, привязали лодку к большому камню в северном конце заводи и принялись потрошить свой улов.

Не прошло и нескольких минут, как они, вздрогнув от неожиданности, услышали звук, который был бы вполне естествен в заливе, но казался совершенно неуместным в закрытом водоеме: тишину над Олдриджской заводью разорвало мощное шипение — это выдохнул финвал, всплывший почти у самого борта лодки! Рассказывая об этом впоследствии, Кеннет, человек словоохотливый и живой, не переставал изумляться:

— Ну и удивились же мы! Глядим, метрах в пятидесяти здоровенный плавник показался — и в воду. А пар так и висит в воздухе, так и висит. Мы глазам своим не поверили: чтобы этакая махина в заводь вошла? Да никогда в жизни! В протоке-то ей и брюхо не смочить, да и в проливе тоже никогда больше четырех с половиной метров воды не бывало. А эта зверюга была размером с линкор, не меньше! [10] Мы стали дальше потрошить свою рыбу, но все время оглядывались. И вот эта громадина всплывает — и несется прямо к проливу. Я закричал: «Смотри, Дуг, она сейчас вылетит на берег!» Потом видим — перед самым входом в пролив, когда я уже не сомневался, что ее вынесет на камни, она передумала и развернулась. Вода в проливе стеной поднялась. Будь там в это время лодка, ее бы как щепку перевернуло. И надо же так резко свернуть! Китиху прямо на бок опрокинуло, тут мы ее всю и увидали. Метров двадцать в ней было, а то и все тридцать.

В течение часа братья потрошили рыбу, а китиха продолжала стремительно, но безрезультатно атаковать пролив, словно набиралась смелости, чтобы наконец рискнуть войти в него. Снова и снова она всплывала в центре заводи, разгонялась и шла ко входу в пролив. Но каждый раз в последний момент сворачивала в сторону. По-видимому, она понимала, что даже ее колоссальной инерции недостаточно для того, чтобы преодолеть мелководный пролив.

— Я еще подумал, — вспоминал Дуг Ганн, — что она, наверное, ждет прилива и пробует глубину. Время шло к «спринджам», [11] и мы решили, что, может, вечером ей и впрямь удастся выбраться.

Братья оказались в затруднительном положении. Они кончили потрошить свой улов и могли теперь возвращаться домой, но оказаться в проливе во время одной из китовых атак им вовсе не улыбалось. Не хотелось им и гнать тяжело нагруженную лодку обратно в Га-Га и потом против высокой волны, еще не улегшейся после ночного шторма, идти вокруг Олдриджского полуострова. Наконец они решили потихоньку двинуться к проливу, держась поближе к берегу, и посмотреть, что из этого получится.

Пока они огибали заводь, китиха не обращала на лодку ни малейшего внимания. И вот до пролива осталась какая-нибудь сотня метров. Не зная, что делать дальше, братья благоразумно пристали к берегу. Китиха всплыла в центре заводи и обернулась в их сторону.

— Тут мы такое увидали, что я до смерти не забуду, — рассказывал Кеннет. — Уж кто-кто, а я знаю, как всплывает финвал — сначала затылок показывается, потом хребет, потом спинной плавник. Но эта зверюга!.. Сперва она потихоньку двинулась к нам. Нырнула. И вдруг вся так и поднялась в воздух, головой вперед, как скала. И глядит на нас своим огромным глазом. У меня душа в пятки ушла. Хоть эта красотка пасть и не раскрывала, но все равно видно было, что ей ничего не стоит проглотить нас целиком — с мотором и веслами. Потом она нырнула. Минут двадцать мы ждали, и вот она снова появилась — на другом конце заводи, где мы рыбу потрошили. Я говорю: «Дуг, заводи мотор! Она нам уступает дорогу». Тут уж мы времени терять не стали — так и сиганули из пролива! Потом, идя через Шорт-Рич, мы все удивлялись — как ее угораздило в заводь попасть? Дуг сказал, что она туда, видно, за сельдью полезла. «Что ж, — говорю я, — скоро у нас в Олдриджской заводи китов будет, что сельдей в бочке».

При своих крошечных размерах бухточка, в которую выходит ведущий из Олдриджской заводи пролив, удивительно глубока: даже во время отлива воды в ней в среднем никак не меньше девяти метров. Однако уже у самого входа в пролив дно резко повышается, и глубина там при отливе — всего полтора метра. Ширина собственно пролива — около десяти метров, длина — около сорока; у выхода из пролива в заводь дно усеяно довольно крупными камнями, и при отливе воды над ними не больше чем метр двадцать,

Вечером в пятницу 20 января прибыль воды, по расчетам, составляла чуть меньше полутора метров, но фактически из-за сильного волнения, поднятого непродолжительным зюйд-остом, вода поднялась на метр и восемьдесят сантиметров. Значит, в тот вечер при полном приливе глубина в бухте составила около двенадцати метров, а в проливе — несколько больше трех метров.

В пятницу сразу после полудня шесть сейнеров, промышлявших в районе островов Бюржо, вытащили сети на палубы и направились в порт, спасаясь от приближавшегося шторма. Последний сейнер отбыл около трех часов дня, и гул дизельных двигателей, далеко разносившийся по подводному царству, наконец затих.

С наступлением тишины семья финвалов из залива Га-Га решила переменить район лова. Возможно, сельдь уже начала обходить стороной патрулируемый китами залив, а может быть, пятерка здоровенных прожорливых финвалов просто поела почти всю рыбу в заливе Га-Га. Так или иначе, киты обогнули Олдриджский полуостров и вошли в залив Шорт-Рич, где их и видели в тот вечер братья Ганн.

Ну а в Шорт-Риче сельди было видимо-невидимо, и до наступления темноты киты успели хорошо поохотиться. Сумерки сгустились рано: небо затянули низкие тучи, обещавшие шторм.

В темноте финвалы не могли пользоваться своим излюбленным методом охоты; для того чтобы сгонять сельдь, им нужен был свет. Однако к этому времени почти все киты уже наелись.

Отец семейства, громадный, гладкий детина, не намного уступавший в размерах своей супруге, а также молодые, но уже внушительные на вид отпрыски могли себе позволить отдохнуть в глубине, ожидая наступления дня. Другое дело самка: она все еще была голодна — и не без причины: в недрах ее гигантского чрева зрела новая жизнь — плод, росший с такой чудовищной быстротой, что организм будущей матери непрерывно требовал пищи. Поэтому, пока семья ее наслаждалась отдыхом и покоем, самка продолжала охотиться в темноте, бросаясь с раскрытой пастью на те косяки сельди, что были погуще.

Найти сельдь ей было нетрудно: локатор сообщал ей все необходимые данные о косяках — местоположение, плотность, глубину. Поскольку сгонять сельдь по своему усмотрению китиха в темноте не могла, она, естественно, останавливала свой выбор на косяках, которым близкий берег мешал ускользнуть при ее приближении. Многочисленные бухточки и затоны, изрезавшие крутые берега полуострова Ричардс-Хэд, были как будто нарочно созданы для этого; скоро китиха обнаружила, что один из этих миниатюрных заливчиков — бухта, что ведет в пролив к Олдриджской заводи, — кишмя кишит сельдью.

В темноте локатор полностью заменяет киту зрение. Но локатор не идеален. Пользуясь им, китиха, конечно, определила размеры и форму бухты, но узкого и мелкого пролива, ведущего в Олдриджскую заводь, она, возможно, и не заметила. Не зная, что у заполнившего бухту косяка имеется путь к отступлению, она огромной черной тенью ворвалась в бухту, неумолимая, как судьба... но сельдь ускользала от нее, ускользала неизвестно куда: ведь китиха, по-видимому, не знала, что рыба, точно живая река, течет в Олдриджскую заводь.