Мидхат-паша.

На Балканах ему приходится иметь дело с серьезным движением славянских народностей, революционную борьбу которых против турецкого феодализма стремятся использовать в своих интересах русский и австрийский империализм.

Болгары массами эмигрируют в фактически уже независимую Сербию.

Для Мидхата ясно, что причиной бегства является страшный разбой, царящий в стране, грабительские поборы чиновников и откупщиков налогов, отсутствие дорог; все вместе взятое тормозит экономическое развитие страны.

Вместо применения жестоких репрессий, как это делали его предшественники, он налаживает контакт с населением, собирает нотаблей различных районов на совещания, проводит дороги, создает пароходную компанию на Дунае, отменяет принудительные работы населения, организует милицию из местных жителей, в результате чего в области воцаряется спокойствие, и эмигранты возвращаются в покинутые села и города.

В Прицеренде ему удается путем уговоров добиться отказа албанского горского населения от обычая кровавой мести и от традиционного ношения оружия. Он первый в управляемых им провинциях проводит новый закон о вилайетах,[83] являвшийся одной из серьезнейших административных реформ шестидесятых годов, в создании которой он принимал непосредственное участие. За несколько лет его управления в Болгарии было построено 3 тыс. километров дорог и 1400 мостов. Был создан ряд местных банков, чтобы ослабить ростовщичество, которое разоряло земледельцев.

Значительные улучшения были внесены в дело взимания налогов.

Провинция начала возрождаться, а, с другой стороны, увеличились и бюджетные поступления, что было особенно осязательно для Стамбула, всегда нуждавшегося в деньгах.

Успехи молодого губернатора были несомненны. Даже султан и Высокая Порта не могли этого не признать и вынуждены были поздравить Мидхата. Мидхату удалось на практике доказать, насколько были важны все эти реформы, и в результате, императорским ираде (указ), было предложено всем генерал-губернаторам провинций ввести те реформы, которые так удались Мидхату в Дунайском вилайете. Реноме Мидхата теперь так высоко, что, несмотря на сильное недовольство реакционеров его прогрессивными взглядами, которых он не скрывает, ему поручают самые деликатные миссии, назначают губернатором в наиболее «трудные» области. Так в 1861 году, когда вспыхнули беспорядки в Нише (Болгария), Мидхат был немедленно назначен губернатором этой важнейшей провинции, с титулом визиря.

Но дальнейшей его деятельности на Балканах был положен предел. Граф Игнатьев давно уже с неудовольствием смотрел на прогрессивного губернатора, чья деятельность в славянских княжествах приводила к успокоению и срывала таким образом панславистскую[84] провокационную работу русских агентов.

Конфликт разразился по следующему поводу. Мидхату не трудно было обнаружить, что одним из успешных методов работы русских агентов было привлечение болгарской и вообще балканской молодежи в гимназии и университеты Одессы, Киева и Харькова. По возвращении на родину эта молодежь являлась великолепным проводником панславистских идей и русского влияния. Бороться с этим можно было лишь открытием школ и учебных заведений повышенного типа в главных болгарских центрах, дабы болгарская молодежь могла получать там современное образование совместно с турецкой.

Характерной чертой Мидхата было то, что исполнение у него быстро следовало за решением. Он немедленно открыл в ряде городов Болгарии эти учебные заведения и представил обширный проект правительству, в котором предлагал расширить эту сеть. Средства на это должны были быть отчасти получены из излишков налоговых поступлений, а частью из добровольных сборов самого населения.

Как только этот доклад получили в Стамбуле, Игнатьев, бывший в курсе абсолютно всего, что происходило во внутреннем управлении страны, немедленно понял его значение и поспешил вмешаться. В то время оттоманское правительство уже так привыкло к вмешательству иностранных держав во внутренние дела империи, что в этом не видели ничего странного.

Надо отдать справедливость дипломатической ловкости Игнатьева. Он знал слабую сторону Абдул-Азиса, все заботы которого сводились к поддержанию своей неограниченной самодержавной власти. Поэтому Игнатьев начал доказывать султану, что реформы, предпринятые Мидхатом, а в особенности организация местного самоуправления, в виде провинциальных и городских советов, была в корне противна, абсолютизму и что следствием их будет стремление к независимости различных национальностей, как это было в Египте. Пустой случай сослужил прекрасную службу Игнатьеву: в одном из распоряжений, напечатанных в «Дунайских официальных ведомостях», по ошибке типографии проскользнуло слово «депутаты» в отношении членов высшего административного совета провинции. Этого было достаточно, чтобы Абдул-Азис наложил свое вето на все проекты Мидхата под предлогом бюджетной экономии.

Так рухнули все планы новых крупных реформ в Болгарии.

Чтобы еще больше скомпрометировать Мидхата и усилить дипломатический нажим, идущий из Стамбула, было дано распоряжение бухарестским и кишиневским панславистским комитетам подготовить «инцидент». Многочисленные банды комитаджей[85] весной 1867 года произвели резню мусульманского населения близь Систова, причем было зверски убито несколько турецких детей в возрасте 8—12 лет. Целью этой резни было желание вызвать ответные репрессии турецкого населения, что дало бы возможность поднять по всей Европе крик о турецких зверствах. Но и такие инциденты Мидхату удавалось быстро ликвидировать. Он сам принимает участие в операциях против банд, стремительно подавляет широко задуманные заговоры и вводит спокойствие во вверенных ему областях, причем само население помогает ему.

Начинается настоящая дуэль между ним и Игнатьевым. Арест на австрийском пароходе в Рущуке крупной группы панславистов, оказавших упорное вооруженное сопротивление, вызывает большой шум. Не на шутку рассерженный Игнатьев настойчиво требует смещения Мидхата, но влияние этого последнего уже так прочно, что султан не решается подчиниться требованию всесильного посла. Тогда враги Мидхата пробуют избавиться от него другим путем. В Рущуке в него стреляют, но неудачно; через несколько месяцев какой-то серб устраивает новое покушение, но безуспешно. На дознании серб признается, что он действовал по поручению двух крупных сербских сановников. В Стамбуле серба приговаривают к пожизненному заключению, несмотря на все попытки Игнатьева спасти его.

Через несколько месяцев Мидхата все же удалили с Дуная, назначив его генерал-губернатором Багдада.

В Багдаде Мидхата ждали новые затруднения. Рекрутский набор – совершенно новая вещь для независимых арабских кочевников – вызвал настоящее восстание. Военное командование, находившееся в вечных трениях с гражданскими властями, растерялось. Новый губернатор, не колеблясь, взял на себя всю ответственность, принял военное командование, занял кавалерией Багдад, а артиллерию и пехоту послал защищать консульства и христианские кварталы, которым угрожал погром со стороны фанатиков-арабов. Он разрушил мост через Тигр, чтобы отрезать сообщение между мятежниками, находившимися по обе стороны реки, после чего он предложил им полную амнистию при условии немедленной сдачи. Они приняли без спора предложенные условия.

Быстрота, с которой Мидхат ликвидировал эти серьезные беспорядки, была оценена правительством, которое назначило его командующим войсками области. Ему удалось нанести решительное поражение ряду арабских племен, восставших против турецкой администрации, но это не помешало ему понять, что дело умиротворения арабов заключалось не в применении грубой силы. Главной причиной всех этих восстаний и волнений, которыми пользовались начальники племен для утверждения своей феодальной власти, являлось то ужасное положение, в котором находился арабский земледелец. Он не только платил правительству аренду за возделываемую им землю, но отдавал ему еще в виде налогов три четверти добываемых продуктов. После этого единственным средством к существованию у него оставался вооруженный грабеж сел, городов и караванов. Мидхат понимал, что прежде всего необходимо утвердить право крестьянина на землю. Он разделил государственную землю на мелкие участки и пустил их в продажу по дешевой цене, препятствуя захвату больших количеств земли в одни руки. Эта была реформа в интересах зажиточного и кулацкого населения арабской деревни, но этим он выдвигал новую силу, противопоставляя ее феодальным помещикам.