И вот однажды после очередной инспекции наш 3-й истребительный получил отличную оценку по всем разделам учебно-боевой и политической подготовки.
Честно говоря, для меня это оказалось как гром с ясного неба. Я, конечно, хорошо отдавал себе отчет в том, что полк давно стал не тем, чем был когда-то. Время даром для нас не прошло. От прежней неразберихи и безответственности практически ничего не осталось. А что касается аварий, то мы о них и думать забыли… Честь полка для большинства летчиков стала святым делом. И все же первое место, а вместе с ним и переходящее Красное знамя Военного совета 2-й Отдельной Краснознаменной армии, которое нам вручили, — все это оказалось для нас хотя и чрезвычайно приятной, но неожиданностью. Не сразу поверилось, что заслужили.
Вполне соответствовало высокой награде и материальное поощрение. Комиссар полка, начальник штаба и командиры эскадрилий получили дорогие подарки, а мне вручили автомобиль — знаменитую по довоенным временам эмку. Помимо того мне вручили для награждения личного состава полка изрядную сумму — сто пятьдесят тысяч рублей; на них мы после недолгих размышлений купили с комиссаром Федоровым золотые наручные часы — каждому летчику полка, и карманные серебряные — для техников самолетов.
Однако как показало ближайшее же время, изобильный рог милостей судьбы на этом не оскудел. Мне вскоре предложили, присвоив очередное воинское звание, принять командование 31-й истребительной дивизией. Должен сказать, что в 28 лет подобным назначением может похвастать далеко не каждый. Но мне было не до хвастовства. Дивизия насчитывала пять полков, и все это огромное, сложное хозяйство свалилось внезапно на мои плечи. Какое уж тут хвастовство, тем более что оно вообще несвойственно моему характеру… В пору за голову хвататься. Шутка ли, целая дивизия! Справлюсь ли? Вот вопрос, который волновал меня тогда больше всего. Все остальное отступило на второй план. Да какое там на второй — на десятый! Почивать на лаврах я никогда не умел. Да и не того от меня ждали! Ну удалось поднять полк, вернуть ему доброе имя… А дальше? Повторять пройденное? Но во-первых, не один я вызволял из рутины и запустения полк. Сколько у меня там было единомышленников, оказавших в наиболее трудное время поддержку, — всех не перечислишь и не назовешь! А во-вторых, полк не дивизия: и масштабы совсем иные, и стиль работы придется менять… Хватит ли на все сил, знаний и опыта?
А в довершение всего я был не просто до неприличия молод для новой должности, но и по званию оказался куда ниже иных своих подчиненных. В петлицах у меня красовалась одиа-единственная шпала, а комиссар дивизии носил ромб, начальник политотдела — четыре шпалы. Входит кто-нибудь из них ко мне в кабинет, а я, как младший по званию, вскакиваю, чтобы стоя приветствовать старшего. Годами отработанная привычка срабатывала помимо воли, автоматически. Жизнь мою, понятно, это не упрощало. Правда, надо отдать должное той чуткости и деликатности, с которой старшие и по званию, и по возрасту подчиненные — скажем, тот же комиссар или начальник штаба — помогали мне на первых порах эту разницу сглаживать. Потом, конечно, и сам привык, отношения установились нормальные…
Выручала, как всегда, работа. Ее вскоре навалилось сверх головы. Дивизия перевооружалась. Ранней весной 1941 года в полки стали поступать новые истребители ЛаГГ-3. В ту пору это был самолет экстра-класса. На нем стояло мощное современное вооружение, значительно превосходящее то, что имелось на истребителях И-16. А скорость достигала 549 километров в час, тогда как И-16 развивал 462 километра в час.
Большинство из нас восхищались возможностями новой боевой машины, но часть летчиков считала ее несколько тяжеловатой и менее маневренной, чем И-16. Да и в управлении она была сложнее. Когда я, собрав на Центральном аэродроме командиров полков и эскадрилий дивизии, выполнил на ЛаГГ-3 все фигуры высшего пилотажа, один из командиров полка Печенко сказал:
— Фигуры красивые, а все-таки И-16 ему хвоста надерет!
Оглядев лица летчиков — многие из них в душе были согласны с мнением Печенко, — я понял, что не остается ничего другого, как доказать преимущества нового истребителя делом. И чтобы разом покончить со спорами, предложил подготовить к полету И-16 и провести над аэродромом учебный бой. Противником моим, естественно, вызвался стать Печенко.
Взлетели. Сходимся на встречных курсах, делаю горку — и И-16 сразу же оказывается подо мной: скороподъемность ЛаГГ-3 куда выше. После переворота захожу «противнику» в хвост. Но Печенко не успокаивается. Считает, видимо, что ему просто не повезло. Расходимся по-джентльменски в стороны. Но через несколько минут я вновь у него на хвосте. Что только Печенко не делал, результат неизменно оставался тот же!
Когда сели, по лицам вижу — настроение у летчиков изменилось. Только Горлов, еще один командир полка, нетерпеливо переминается с ноги на ногу, поглядывая в сторону И-16. Чтобы не оставлять ни малейших сомнений, предлагаю попробовать и ему. Горлов охотно соглашается: по всему видно, только этого и ждал. Не знаю, что им руководит, на что надеется, но понимаю: в споре необходима последняя точка.
А в воздухе все повторяется. Разница в скорости дает о себе знать. И не только в скорости. Преимущества нового истребителя бесспорны и в других отношениях. Горлов делает все, что в его силах, но ЛаГГ-3 для него неуязвим. Раз за разом я неизменно заканчиваю тем, что намертво вцепляюсь противнику в хвост.
Вопрос, как говорится, окончательно исчерпан.
После приземления летчиков интересует лишь одно: когда «лаги» поступят в остальные полки?
Вслед за истребителями конструкции Лавочкина мы стали получать и модернизированные самолеты И-153 с ракетным вооружением. Скорость у этого биплана с убиравшимся в полете шасси была поменьше — около 440 километров в час, зато ракетные снаряды зарекомендовали себя поистине грозным оружием. Под каждой плоскостью подвешивалось по четыре эрэса, которые, когда попадали в цель, оставляли от нее одни лишь воспоминания. Но попадать они стали далеко не сразу.