Она только погладила ему руку и кивнула. Не могла говорить. А Май продолжал говорить тем же возбужденным голосом, словно видя все собственными глазами:
- Человеческий прогресс достигнет небывалых вершин. На международных конгрессах ученые перестанут осторожно докладывать о результатах своих исследований, тщательно скрывая методику и материалы. Понятие о тайне исчезнет. Осуществится, наконец, мечта о единых научных институтах, в которых будут обмениваться опытом крупнейшие ученые. Это двинет науку вперед гигантскими шагами. Все мечты человечества облекутся плотью и кровью. Космос будет побежден...
- Довольно! - прервала его Кристина. - Скорее спустись с неба, и идем со мной. - Она повела его к выходу, как маленького ребенка. - Чтоб через несколько минут ты был готов выйти, понял? Обо всем остальном можешь рассказывать и в парке.
- Слушаюсь, - отозвался Май.
Кристина ласково смотрела на него. Она едва сдерживала волнение, и ее маленький носик казался сейчас особенно смешным на напряженном лице. Она поспешно ушла в другую комнату, так как боялась, что вот-вот заплачет.
Месяца через два после описанных событий ясным утром Май попрощался с женой и вышел из дому. Он казался спокойным и задумчивым, но сердце у него трепетало от волнения. Только сейчас, когда приблизилось время назначенного визита, на него снова нахлынули старые сомнения. Удастся ли ему? Он хорошо продумал весь план, но все-таки...
Дополнительные опыты полностью разъяснили действие аппарата. Техническая подготовка не отняла много времени. Сейчас чудесный аппарат находился в красивой коробочке, чуть побольше папиросной.
За время опытов Май убедился, что мыслям каждого человека свойственны определенные частота и длина волны, так что прибор нужно было настраивать для каждого человека. Это заставило его расширить диапазон шкалы и особенно усовершенствовать систему настройки. Настраивать нужно было быстро и точно, несмотря на высокую чувствительность аппарата. Видоизменился и мыслеразложитель - та часть, которая разлагает электромагнитные излучения на отдельные мысли. Но Май ничего не мог сделать с радиусом действия, тот оставался в пределах десяти-пятнадцати метров. В сущности, этого расстояния было вполне достаточно.
Секретарша встретила его сдержанно, с обязательной улыбкой, которая должна была свидетельствовать о ее глубочайшей симпатии к посетителям. Секретарша относилась к тому типу несколько перезрелых женщин, которые ценой героических усилий и лишений стараются сохранить стройность своей фигуры. Женщина предложила ему сесть у столика с грудой иллюстрированных журналов и углубилась в прерванную работу.
Вскоре двери кабинета раскрылись, пропустив широко улыбающегося человека. Май тотчас же вскочил, и, когда секретарша утвердительно кивнула ему, он переступил порог, за которым должна была решиться судьба его последней мечты.
Президент имел лицо бывшего спортсмена, со слегка выдающимися скулами и несколько орлиным изгибом носа. Это впечатление смягчалось благодаря спокойному взгляду серых глаз и матовому блеску полуседых волос. Президент выглядел приветливым, но утомленным, словно день и ночь работал на благо страны. Впрочем, такой вид мог быть вызван и чрезмерным употреблением алкогольных напитков. Неподобная мысль была крайне нелепой в спокойной, творческой обстановке этого роскошного кабинета.
В знак демократичности Президент встал и пожал Маю руку. Потом широким жестом предложил ему сесть, сел сам, бросил быстрый взгляд на часы и приготовился выслушать своего посетителя. Деловой прием почти обезоружил Мая, но он вовремя успел овладеть собой.
- Прежде всего попрошу, чтобы этот разговор шел только между нами, сказал Май и остался доволен твердостью своего голоса. - Я хочу попросить не записывать его на магнитофон. Дело касается чрезвычайно важных вопросов, которые я держу в тайне.
По губам Президента скользнула улыбка, хотя строгие слова молодого человека застали его врасплох. Он нажал кнопку на панели перед собою.
- Не имею ничего против, - любезно произнес Президент. А Май, успевший тем временем настроить аппарат, ясно услышал его мысль: "Хитрец! Какую гримасу он сделал бы, если бы узнал о двух других?"
- Я не хитрец, - невозмутимо продолжал Май. - Это только предосторожности. Все-таки выключите, пожалуйста, и другие магнитофоны.
Президент слегка побледнел, но внешне сохранил полное спокойствие. Только в глубине глаз у него мелькнули страх и гнев.
Мгновенно выполнив просьбу своего странного посетителя, этот опытный государственный деятель снова засветился уверенностью и доброжелательной снисходительностью.
- Сейчас я скажу вам, что вы только что подумали обо мне, - произнес Май. - Процитирую точно: "Смотри-ка! Он словно повторяет мои собственные мысли. На сумасшедшего не похож, но кто его знает? И откуда он узнал о магнитофонах?"
Лицо Президента исказилось от животного страха.
- Я вам отвечу на все, - медленно продолжал Май. - Я не сумасшедший, а о магнитофонах узнал от вас. Я физик. Мне удалось изобрести прибор, с помощью которого можно читать чужие мысли. Вот почему я здесь. У меня есть одна идея, которой я хочу поделиться с вами.
Президент смотрел на него так, как простой смертный смотрел бы на волшебника, превратившегося в змею. Он провел языком по пересохшим губам, с благодарностью принял стакан воды, который подал ему Май, и жадно выпил. Потом закурил сигару и попытался улыбнуться. Его способность владеть собою была поистине изумительна.
- Я вас слушаю.
Май старался изложить свой проект преобразования мира сжато и ясно. Но ничего не получилось. Его охватило какое-то странное вдохновение, и он заговорил, как поэт. Слова сами собой слетали с его уст, он раскрывал самые сокровенные уголки своей души и опомнился только тогда, когда окончил.
- Вот и все, - сказал он, слегка смущаясь. Он не помнил, чтобы еще когда-нибудь говорил так. Его некрасивое лицо стало прекрасным, озарившись мягким блеском глаз.
- Да-а-а, все это чудесно. Только, видите ли, немного наивно, немного...
- Глупо, - холодно подсказал ему Май его собственную мысль.
- Вот именно! В сущности, в принципе я с вами согласен, но не одобряю вашего образа действий, - договорил Президент.
А дальше... А дальше Маю показалось, что он стал свидетелем самого странного в мире монолога. Президент встал и теперь ходил по кабинету. Он говорил медленно, взгляд его словно унесся куда-то далеко.
- Этот аппарат должен принадлежать только одному человеку, - говорил он. - Это даст ему возможность легко создать очень сильное государство. Понимаете, самое сильное государство в мире!
И тут же думал:
"Это нетрудно. Что, если никто больше не будет мне лгать? Особенно министры. Что, если я раскрою все их козни против меня? И уничтожу их. Еще в зародыше. А сам легко стану первым человеком в стране. В истинном смысле этого слова. Не таким, как сейчас!"
- Слава государства разнесется повсюду, озарит весь материк, продолжал Президент.
"С помощью этого аппарата я узнаю мысли иностранных дипломатов. Открою военные тайны других государств. Их секретные планы. Их тайное оружие. Тогда мне будет нетрудно покорить их. Всех. До одного!"
- А другие народы сами присоединятся к этому государству. Они будут бояться гибели.
"А я завладею несметными богатствами. Стану самым сильным. Стану единственным владыкой мира. Я!"
- Только тогда сможет воцариться та высшая справедливость, о которой вы мечтаете, - повернулся Президент к Маю. - Мир может преобразиться только тогда, когда он подчинен единой воле, единому всевластному уму, вносящему в жизнь людей истинный порядок.
- Вы ошибаетесь, вы очень ошибаетесь. Изобретение должно облагодетельствовать всех, а не только одного человека.
- Я прекрасно понимаю ваши побуждения, - мягко произнес Президент, словно говоря с родным, по нерассудительным племянником. - И уважаю их. Но что вы знаете о людях и об их денежных делах? Ничего! Все собственники, от бакалейщика до крупного магната, все они низкопробные мошенники, бессовестные лжецы и воры. Это в их психике. Как сделать их честными? Они мгновенно сошли бы с ума, почувствовали бы себя ограбленными. И только ли они? Действительно честно служит большинство чиновников, весь высший государственный аппарат, дипломатический корпус. Это я знаю отлично. А остальные? Кучка обыкновенных мелких людишек, честных только потому, что они бедны.