— Он ушел в гостевой дом. В Хераи-мура. Там они селят офицеров, ушедших с войны, — поспешно сказал мужчина.

Вестник вдохнул сквозь зубы. Он уже был в Хераи-мура. Там ничего не было, кроме дюжины тощих мужчин со стеклянными глазами и опущенными плечами тех, кто пережил эвакуацию из Маньчжоу. Обаа-сан с седыми волосами, вешая белье у дома, сказала ему, что Хераи Акихито жил там два месяца, ходил к холмам, покрытым травой, с большими белыми крестами в парке неподалеку каждый день.

Он побывал там, прочел деревянную табличку, где была безумная христианская легенда, с раздраженным любопытством, но не нашел причины восторга Хераи из-за холмов или повод его отсутствия. Он лег на спину на траве, смотрел на до боли синее небо, пытаясь не представлять Бен-чан или отца возле Тоджо-самы. Он старался сосредоточиться. Нужно было быстро найти Хераи-сана. Пора было отправиться в ближайший крупный город с железнодорожной станцией — Мориока — и поискать в гостевых и чайных домах кого-то, подходящего по описанию.

Жалкого вида гостевой дом на краю района Парящего мира Мориоки был ближе всех к успеху. Хераи Акихито был неуловимым, как призрак. Вестник ударил кулаком по деревянному столу. Хозяин вздрогнул, посмотрел в сторону, где три юные служанки в тонких юката сидели на коленях на жестком татами. Что теперь? Хераи не вернулся в свою деревню, а дорога была всего одна. Кицунэ и тэнгу, которые отыскали бы баку, покинули Мориоку, отправились к Иватэ-сан и другим горам ради безопасности. Тут не было иных, кто мог предоставить информацию. Хераи услышал про его миссию? Если он присоединился к другим скрывающимся, будет очень сложно найти его. Иные на севере были на плохом счету у Совета, но они знали, как скрыться от Смерти.

— Господин солдат, — сказала одна из служанок. Другие шипели на нее. — Вы очень красиво выглядите.

Под красивым она имела в виду чистого и накормленного. Он немного изменил свой облик, сделал подбородок мягче, округлил щеки, сделал глаза шире: любезное лицо, с которым стоило подойти к хозяину гостевого дома. Было сложно помнить, что нужно вести себя вежливо.

— У вас есть чокорето? — она произнесла английское слово катаканой. Два батончика лежали во внешнем кармане его рюкзака. На вкус они были как переслащенный мел, но порой угощение помогало пригладить перья.

Он сжал губы в линию. Голодный блеск в глазах девушки не был связан с шоколадом. Война закончилась, и здоровых юношей было мало. Он не мог сделать это. Не этой ночью. Он не мог играть очаровательного ухажера, когда он просыпался каждое утро, понимая, что Вестник был рабом Совета Тоджо-сама, а люди голодали и умирали. Служанки, готовые на такое, не прогоняли зуд, не убирали желание. Ему нужен был чайный домик, полный пьяных мужчин, которых было легко разговорить.

Он сжал кулаки. Служанки испуганно выпрямились.

— Шоколад сладкий, — тихо сказал он. Искры пропали из ярких глаз служанок. — Но он портит зубы. И не утоляет голод. Держись подальше от мужчин в форме, сестренка.

Щеки служанки покраснели, напоминая свежий персик, но гнев заставил ее оскалиться.

— Эй, — сказал хозяин. Пора было уйти, пока грубость Вестника не заставила хозяина поступать глупо ради защиты.

Вестник закинул рюкзак на плечи и вышел из домика, намереваясь найти самое дешевое сакэ на окраине и пить, пока грязные улицы, изорванная одежда и тощие люди не растворятся перед глазами.

Вдали от центра было просто найти бамбуковую хижину, открытую спереди, где висела выгоревшая на солнце штора. Грубый смех, кислый запах пота и сладкий аромат дыни от дешевого разлитого сакэ заполняли переулок.

Он сморщил нос. Он сосредоточился, и его волосы до плеч стали короткой щетиной, как у многих мужчин против паразитов. Форма превратилась в коричневые лохмотья работника.

Он прошел за штору, и хозяин поджал губы, кивнув на единственный пустой угол — низкий стол на тонком мате, едва покрывающем пол. Вместо этого Кен пошел за людный длинный деревянный стол у стойки бара, где дюжина кружек и множество стаканов из бамбука показывали, что мужчины были так же отчаянны, как он, желая закрыться от реальности.

Он умело растолкал мужчин, которые были слишком стары, чтобы попасть в армию императора, острыми локтями. Кен потянулся к ближайшей кружке, отклонил голову и допил остатки с шумом. Злые глаза смотрели на него со всех сторон. Он опустил кружку со стуком и прорычал, скаля зубы:

— Помои, которые годятся только для трусов.

Первый удар попал под его челюсть, отбросил его в сторону, сакэ в животе плескалось. Он едва смог отодвинуть сумку в безопасность под стол, чтобы она напоминала подушку, и другой мужчина напал на него, руки тянулись к горлу. Он ткнул напавшего в солнечное сплетение, а потом двое мужчин прижали его к полу, давя на локти.

Хозяин выбрался из-за стойки, размахивая пустой кружкой. Это будет больно. Таким был путь к забытью.

Кружка летела к его лицу, но одинокий голос прорычал:

— Хватит! — хозяин буркнул, и кружка в последний миг сдвинулась в сторону. Напавшие разошлись, пропустили мужчину с военной стрижкой, полным ртом зубов и без дыр или складок на одежде. Он сунул хозяину горсть монет. — Я забираю этот мусор, — звучание было культурным, как из Токио.

— Помощь не нужна, — Вестник сплюнул слюну с кровью.

— Молчи.

— Вы не того…

— Просто заткнись, — сказал мужчина с беспечной властью, а потом спокойно стукнул острыми костяшками по его лбу.

Как-то летом, когда Кен был мальчиком, отец взял его на остров Сето учиться плавать. Кен вел себя как выдра, плескался среди волн в бухте. Отец лишь раз оглянулся на берег, и сильный поток утащил Кена в воду и на четыре шаку прочь в мгновение ока.

Схожее ощущение рывка, лишающего дыхания, как было в море Сето, но оно начиналось в нем и направлялось к костяшкам мужчины. Вой пронзил уши Кена, а затем…

Бег на четырех лапах. Папоротники шуршали, и постоянно гудели цикады. Острая хвоя покалывала лапы. Бег. Бег изо всех сил к поляне впереди, белый свет обещал безопасность и тепло, если он сможет добраться туда раньше, чем…

А потом…

Голова Кена рухнула на земляной пол со стуком и болью. Он яростно заморгал, его тошнило, а конечности дрожали, словно он вынырнул из холодного зимнего моря, лишенный сил. Он стиснул зубы, и вой прекратился, доказывая, что источником было его саднящее горло.

Это был его старый друг, сон про бег. Он был ярким, но теперь ощущалось, словно кто-то вырвал лес и папоротники из его мозга, оставив обрывки.

По его шее бегали пауки с ледяными лапками. Баку. Пожиратель снов.

— Хераи-сан.

— Вставай. Мы вернемся в Хераи-мура, — мужчина пошел прочь сквозь банду вонючих потных мужчин, их провожали тяжелые взгляды.

Хозяин стукнул кружкой по стойке, и Кен поднялся с пола. Голова кружилась, он стиснул зубы от боли в ребрах.

— Хераи-сан, — позвал Кен с хрипом в голосе, который гудел в его голове как злая оса. Он спотыкался, следуя за мужчиной.

— Да, — Хераи не обернулся и не замер.

— Погодите.

Мужчина остановился перед хижиной, где почти не было соломы на крыше. На ступеньках сидела девочка, грызла кусочек сушеной скумбрии. Девочка посмотрела на мужчину огромными глазами. Они переглянулись. Мужчина потянулся к боку, словно искал уверенности у того, что ему сильно не хватало. Меч? Пистолет? Хераи-сан был офицером Квантунской армии, пережил эвакуацию из Маньчжоу. Кен отпрянул на шаг, вдруг поняв, что мужчина был невероятно сильным, но его добыча сунула другую руку в карман и повернулась. Хмурясь.

— Не здесь, Вестник, — его тон был смиренным.

— Ваше имя в моем свитке, сэр.

— Да, — сказал Хераи-сан. — Но сначала я тебе кое-что покажу. Идем со мной в Хераи-мура. А потом я вернусь с тобой в Токио… если все еще будешь настаивать.

* * *

Кену едва хватило энергии придать им облик иностранных солдат, чтобы они доехали на поезде до Саннохэ, ближайшей остановки к Хераи-мура. Он выбрался из поезда, убрал иллюзию солдата, раздражаясь из-за отказа Хераи-сана объяснять происходящее и дрожи в ногах. Он помахал одному из уличных детей, которые бегали у станции и играли.

Кен протянул один из ценных шоколадных батончиков.

Мальчик моргнул.

— Что это?

— Ты еще не видел американский шоколад?

Ответом были шмыганье и мотание головой. Мальчик подпрыгивал на носочках, желая вернуться к игре.

— Солдаты США сюда не приходят, — сказал Хераи-сан.

Кен порвал обертку и отломил кусочек.

— Попробуй.

Мальчик сморщил нос, пока жевал, но растерянное выражение сменилось радостной улыбкой.

— Сладкое!

— Принеси эту флягу, полную воды, и пару рисовых шариков, и я отдам остальное, — мальчик кивнул и побежал по улице с торговыми лотками.

Хераи-сан вздохнул и скрестил руки.

— До Хераи-мура больше четырех ри. Я не могу идти столько без еды, — тихо сказал Кен.

Хераи-сан вдохнул сквозь зубы. Они устроились по разным концам бетонной скамьи, напряженные и официальные.

— Вы съели мой сон, — сказал Кен. — Он пропал навеки?

— Нет, — сказал Хераи-сан после паузы.

— Вы смогли бы так сделать с Тоджо-сама?

Хераи-сан удивленно взглянул на него. А вот и реакция.

— Схватка закончится смертью. Твоя сестра говорит, ты мог устать от смерти.

Бен-чан говорила с баку?

— Я не могу скрываться вечно, как делают Восьмерное зеркало. Или я приведу вас к Тоджо-сама, или вовсе не вернусь.

— Кавано-сама глупо позволяет Тоджо-сама управлять Советом.

— Редкие готовы рискнуть разозлить Тоджо-сама, выразив недовольство. Особенно теперь, когда МакАртур у него в кармане.

— Тоджо много говорит. Скрытые манипуляции Кавано и Снежной женщины куда опаснее, — Хераи-сан встал. — Я не буду больше задерживаться.

Мальчик прибежал, вода плескалась во фляге, несколько шариков риса с маринованной сливой были в мешке-сетке. Кен отдал обещанный шоколад и монетку. Они оставили мальчика, окруженного друзьями. Дети радостно болтали, как сойки. Один из мальчиков с сияющими глазами и шоколадом, размазанным у рта, улыбнулся им, показывая отсутствие некоторых зубов, и помахал.