А далее просто текст не сохранился, только есть еще последняя фраза:

Все призадумались.

Кардинал увидел, что Муса тоже в задумчивости опустил голову, и осторожно его спросил:

– Скажите, пожалуйста, а вы знаете, кого мы будем теперь все вместе охранять?

Муса ответил спокойно и с достоинством:

– Конечно, уважаемый. Это Иса, сын Мариам. А я потомственный воин, по-вашему, наверное, рыцарь. Так что, судя по всему, я здесь пригожусь.

Раннее утро в комнате на крыше гостиницы ребята встречали с нетерпением. Вчера диктовку писем не завершили, усталость и нервное напряжение сказались. Сон сморил всех рано, как только стемнело за окнами. Но и проснулись все рано, едва рассвело. Решили продолжить обмен письмами, пришла очередь Китайца.

– У меня сообщение для старшего брата. Он живет в особой экономической зоне. Это такой кусочек капитализма в нашей стране. Там можно развивать частный бизнес очень хорошо, много обеспеченных людей, который работают на современных предприятиях. Вот мой брат рискнул год назад открыть свою автомастерскую. Но что-то бизнес не очень идет. И он меня попросил: у тебя, мол, времени подумать хватает, придумай мне какую-нибудь изюминку. Я ему подготовил два предложения, а передать не успел. Первое – я видел репортаж по телевизору о новых строительных материалах. У нас сейчас строительство идет гигантское. Дома растут, как на дрожжах. Для утепления швов в панельных домах используют такие длинные упругие колбаски в мою руку толщиной. Для лучшего сохранения тепла их иногда покрывают чем-то блестящим, вроде фольги. Вот я и придумал брату прикол – наладить у себя в мастерской изготовление «кенгурятников» из этих «колбасок». Они по толщине примерно как раз такие, как металлические трубки, из которых делают настоящие «кенгурятники». Мне кажется, многие «новые китайцы» – так мы называем обеспеченных людей – будут устанавливать мягкие «кенгурятники». Это будет и для безопасности автомобиля неплохо и прикольно. И еще я ему хотел предложить. Я, тоже по телевизору, видел рекламу электронных маленьких табло на светодиодах, на один иероглиф. Маленькие, но очень яркие. На них можно заранее запрограммировать нужные иероглифы. Меня брат часто возит на своей машине. И я заметил, как ему иной раз хочется чего-нибудь от души сказать тому, кто сзади. Вот я ему и хотел предложить еще один прикол – установку трех таких табло сзади, за стеклом автомобиля. Сделать их разных цветов – красный, желтый и зеленый, как на светофорах. Хочешь сказать «спасибо» – на зеленом табло загорится нужный иероглиф. На красное табло, сами понимаете, другие слова можно запрограммировать. Я уже и макет управляющего блока для установки в салон автомобиля сделал, на базе старого мобильника. Цвет выбирается нажатием одной из нижних клавиш, это там, где обычно звезда, ноль и решетка. Чтобы легко было выбирать подходящее к моменту сообщение, они у меня разложены по номерам. Получилось девять сообщений на каждый цвет, чем выше номер, тем сильнее выражение. Пусть поищет в тумбочке моей, там все – и макет и описание.

Идеи Китайца всех развеселили, особенно про табло сзади автомобиля. Ребята стали сразу придумывать набор сообщений разного цвета. Обмен интересными выражениями продолжался минут пятнадцать. Оказалось, что есть много общих выражений, но есть и очень специфические.

Потом Китаец сказал:

– Теперь очередь Немца, давай, сосед.

Немец, аккуратно подстриженный юноша с лицом европейского типа, но с очень желтой кожей, начал так:

– Мне действительно очень важно, чтобы мои родители получили это письмо. Дело в том, что они не являются моими биологическими родителями, я – приемный ребенок. Не знаю, какой я на самом деле национальности. Я давно понял, что у двух светлоглазых немцев не может родиться кареглазый мальчик. Но они думают, что я об этом ничего не знаю. Уже несколько лет они все не могут решить, то ли сказать мне об этом, то ли нет. Им хочется сказать мне правду, чтобы я не считал, что вина за мою болезнь лежит на них. Ведь все мои проблемы – от внутриутробной инфекции. То есть я словил какую-то заразу, будучи еще эмбрионом. И в итоге полный букет, среди которых главные два удовольствия – паралич и цирроз печени. Мои родители не хотят, чтобы я считал их источником моего несчастья. На самом деле, у них, кроме меня, есть еще одно, свое несчастье. У них совсем не может быть детей. С другой стороны они боятся мне об этом рассказать. Вдруг я их меньше буду любить. В общем, однажды они говорили об этом довольно громко, думали, что я сплю, и двери забыли закрыть к себе в спальню и ко мне. Я хочу, чтобы они прочитали: я давно об этом знаю и еще больше их за это люблю. Если меня не будет, если у них еще есть силы, то пусть возьмут еще мальчика на воспитание. Я им честно хочу сказать – это такое счастье, быть у них сыном, они такие хорошие.

Постукивание по клавишам закончилось, Немец передал очередь Русскому.

Русский сказал:

– Я тоже о родителях. Только у меня как раз наоборот. Они мои собственные и они считают себя виновниками моего состояния. Причем оба. На самом деле врачи так и не могут объяснить, в чем причина. Просто я неподвижный, и все. Отец облучился, когда взорвалась Чернобыльская атомная станция. А мама мне рассказала недавно, что она не его, а себя считает виновной. У нее до брака был один человек, она была совсем наивная, а он уже женатый. Когда она забеременела, тот сказал ей – делай аборт. Она была так потрясена его предательством, что действительно сделала аборт. Когда я родился таким, неподвижным, мама решила, что это ее Бог наказал. Открыться отцу она не смогла, в общем, они расстались. А я точно знаю, что она его по-прежнему любит. И она мне говорила, что он очень хороший. Он продолжает все эти годы нас поддерживать деньгами, хотя мама не разрешает ему никаких контактов с нами. Я планировал ее попросить кое о чем, как вернусь. Хотел, чтобы на мой следующий день рождения, на мои 16 лет, она его пригласила к нам домой. Думал с ним познакомиться и попробовать их вернуть друг другу. Если, конечно, он тоже остался холостой. Хочу в этом письме попросить ее сообщить отцу о том, что со мной здесь случилось. Пусть он примет участие в похоронах. Пусть они встретятся и знают, что я хотел их вернуть друг другу, если это возможно.

Подождав, пока все набрали текст его сообщения, Русский сказал:

– Ну, Американец, твой черед.

Американец сказал:

– Ребята, я человек суеверный, можно я скажу после того, как попробуем ответное письмо получить? Вот Бразилец у нас просил подождать, может быть, созрел?

Бразилец согласился:

– Вы все были настолько откровенны, что и я теперь постараюсь, а то я стеснялся. Врать не хотел, а к такой откровенности я не привык. Во-первых, у меня нет семьи. Я из детского дома, по возрасту должен был в следующем году перебираться в богадельню. Кстати, родился я вполне здоровым. А обезножили меня случайно. В детстве у меня начался менингит, и в таком случае обычно берут пробу из спинного мозга. У кого-то из медсестер рука дрогнула, и все. В общем, всем в детдоме передаю в своем последнем письме привет. Но я на самом деле все время думаю не об этом. У меня никогда не было мамы. Ни родной, ни приемной. Нет, конечно, кто-то меня родил. Но я ничего не знаю – умерла ли она при родах или оставила меня или что еще. По нашим законам, если ребенок попадает в детдом, то вся информация о нем становится тайной. Только имя и фамилия… Да и те часто не настоящие а придуманные. А я так всегда хотел, чтобы у меня была мама. Если вы все выросли в семьях, вам это трудно понять. Так хочется, чтобы был человек, который будет любить тебя всегда. Каким бы ты ни был, и что бы с тобой не происходило. Мне всегда было очень одиноко в этом мире. Несколько раз меня чуть было не взяли бездетные семьи. Но когда узнавали, какая у меня перспектива и сколько лет я всего могу прожить, – отказывались. Поэтому я хотел бы, чтобы директор детдома получил мое письмо. Если моя мама умерла – пусть меня похоронят около нее. А если она жива – пусть ей сообщат о том, что меня не стало. Она по мне поплачет и мне уже будет там, куда мы уйдем, полегче.