Польщенный, я чуть не прослезился. Не успел прослезиться, потому что чихнул. Все посмотрели на меня. Паола радостно взвизгнула и запрыгала вместе со стулом, пытаясь развернуться ко мне лицом.

– Вот теперь вам крышка! – радостно сообщает она. – Мой муж очнулся, сейчас вы обосретесь! Он вас уделает в пять секунд!

Красноречивая ты моя! Ну зачем так вот сразу, без всякого внешнего давления излагать мои планы?

Проверяю на прочность веревки. Вообще-то, это не веревки, а кожаные ремни с полпальца толщиной. Вызываю знак Лабиринта и качусь к стене. То ли от страшного напряжения, то ли от недавнего удара, но голова раскалывается от боли. Горячие иглы вонзаются изнутри в глазные яблоки. Утыкаюсь в стену и качусь назад. Играю отражениями. Мне же многого не надо. Но слишком короткая дистанция. Всего метров пять. Мало. Очень мало. Голова пульсирует болью. Наверно так чувствовал себя Корвин, пересекая Черную дорогу.

Опять уткнулся в стену. Сколько раз успею перекатиться туда-сюда прежде, чем они поймут, чем я занимаюсь? Нет, надо попробовать.

Напрягаю бицепсы, трицепсы, дельтавидные и все прочие мышцы. Как бы не так. Качусь к другой стенке.

– Или я чего-то не понимаю, или он хочет порвать веревки, – говорит помощник писаря. – Только зачем кататься по полу?

– В этом есть смысл, – задумчиво произносит Бенедикт, наблюдая за моими перемещениями. – Надеть на него маску!

Меня подхватывают под локти, сажают на пол, надевают маску. Рыцарь сказал бы – забрало без шлема. Но больше это похоже на водолазную маску. Только вместо резины и стекла – вороненая сталь. Хотя резиновый уплотнитель тоже есть. Полная темнота. Ничего не вижу.

– Головастый какой, – жалуется писарь. – На последнюю застежку с трудом застегнул.

– Перчатки! – командует Бенедикт. Слышу, как открывается дверь, входят еще люди. Меня переворачивают лицом вниз. Чьи-то пальцы вцепляются в волосы. Горло холодит лезвие ножа. Сильные руки дергают ремни.

– Мой лорд! Ремни совсем гнилые! Предательство! Кто вязал? Взять Конрада! – слышу шум короткой драки.

– Мой лорд! Ремни были хорошие! Хорошие были ремни! А-а-а! Мой лорд, матерью клянусь! Хорошие были ремни! О-о-а-а!

– Отставить! Идиоты! Амулет правды сюда!

Очень быстро выясняется, что час назад ремни были хорошие. Но, за час сгнили до полного непотребства. Мне выворачивают руки за спину и фиксируют каким-то хитрым устройством вроде колена печной трубы печки-буржуйки. До локтей, и сами локти – в железной трубе. Даже пальцем не шевельнуть. Впервые слышу, чтоб печную трубу называли перчатками. Меня ставят на ноги.

– Бенедикт, жизнь моих женщин – твоя жизнь. Я с того света явлюсь отомстить за них, – говорю я и получаю локтем в поддых. Скрючиваюсь, якобы очень больно, и со всей силы бью пяткой назад. Чтоб охранник сзади не помешал. Обратным махом подсекаю ударившего меня охранника под колено, жду, пока он упадет, и бью в то место, где должна быть его голова. Резко перемещаюсь в свободный угол, потому что на меня бросаются сразу несколько человек. Но, зря что ли месяц от мешков с песком уворачивался? Некоторое время играем в пятнашки. Ставлю подножки, отталкиваю особо ретивых ногами, резкими поворотами корпуса стряхиваю уцепившихся. Слухом и шестым чувством определяю, откуда ждать атаки. Но не бью. Паола визжит от восторга. Кто-то бросается на пол, хватает за ноги. Падаю. На меня тут же бросаются человек пять.

– Что с ними? – спрашивает Бенедикт.

– Мертв. Шея сломана. Тоже мертв. Затылок мягкий.

– Еще двое. Итого – четверо убитых и трое искалеченных. Зачем вы это сделали, Богдан?

– Так будет со всяким, кто меня ударит. Зачем вы приказали им меня ударить, Бенедикт?

– Поняли, недомерки?! Так будет со всяким, кто ударит моего мужа! Он даже Гилве голову отрубил. Но потом на место приделал! – это, конечно, Паола.

– В камеру его. Но не рядом с Гилвой.

– А эту, кусачую?

– Тоже.

– Маску надеть?

– На нее? Не нужно.

Мне стягивают ноги ремнем, поднимают, несут.

– Мухомор… Откуда здесь мухомор?.. – слышу голос Бенедикта перед тем, как закрывается дверь.

Слышу, как гремят запоры соседней камеры. Удаляющийся топот сапог.

– Гады! Ублюдки! Мой муж вам уши обрежет!

– Паола, не шуми.

– Богдан, ты здесь? Ты Гилву не видел?

Звездочка ты моя ясная. В маске – видел? "Посмотрим" – сказал слепой.

– Здесь я, – слышу отдаленный голос Гилвы.

– Вот здорово! Мы все в сборе, пора отсюда выбираться. Богдан, я обещала, что ты им уши обрежешь, но если не хочешь, можешь не обрезать. А то они вопить начнут и шум поднимут.

Рассудительная моя.

Измеряю камеру шагами и слушаю, как Гилва объясняет Паоле, что мы ничего сделать не можем. Нельзя менять отражения в полной темноте. Нельзя использовать манипуляторы Логруса, если руки засунуты в железную трубу. Мне бы ее заботы. Я убил четырех человек. В такой дерьмовый мир попал. А когда с Гилвой встретились – тоже чуть-чуть друг друга не поубивали.

Я четырех человек убил, и все восприняли это как само собой разумеющееся. Пригласили в гости, стукнули по голове. Четыре трупа, трое в кутузке, трое при смерти. Славная вечеринка получилась! Срань! Как Гилва говорит. Ехали по дороге, никого не трогали… Нет, отсюда надо убираться ко всем чертям!

А почему, собственно, нельзя управлять отражениями в темноте? Если я отчетливо представляю образ того места, куда хочу попасть, какая мне разница, есть свет, или нет?

Около часа марширую по камере. Действительно, нельзя. В чем причина?

В дверь стучит молодой, очень вежливый солдат. Говорит, что принес ужин. Машинально говорю ему: "Войдите". Входит, кормит меня с ложечки, вытирает салфеткой губы, спрашивает, не желаю ли я облегчиться на ночь. Я желаю. Парнишка отводит меня к дырке в полу, расстегивает штаны. Ну и сервис в этом отеле! Тебе даже задницу губкой подотрут!

Пока делаю свое дело, узнаю, что в замке ждут Корвина. Он будет утром. Должен посмотреть на нас, и сказать, мы ли это. Интересуюсь, что такого может сказать Корвин, если мы с ним ни разу не встречались. Парнишка этого не знает. Но Мерлин удалился в неизвестном направлении, и никто не знает, где его искать. Иногда он сам появляется, то один, то с Корал, потом снова исчезает. Никто не знает, когда он появится в следующий раз.