Я дал малый вперёд, и по всему судну опять пробежала дрожь. Наконец движение назад прекратилось, мы заскользили вперёд, развернулись по широкой дуге и направились к проходу. Длинная линия рифов проплыла перед носом.

С мостика грузового парохода водоизмещением пять тысяч тонн брешь не казалась такой уж страшной. Теперь, глядя на волны, мы не поднимали, а опускали глаза. И всё-таки зрелище рождало в душе какой-то трепет. Прибойная волна, яростно мчавшаяся по проходу, достигала в высоту футов десяти. Соваться туда на таком ржавом судне, с одним исправным двигателем — это казалось самоубийством.

Дженни молча смотрела вперёд, но я видел, как побелели суставы её впившихся в поручни пальцев.

— Держи спасательный жилет под рукой, — посоветовал я и крикнул Берту, чтобы они с Зелински тоже надели жилеты и приготовились выпустить из-под замка команду «Темпеста», если нам придётся туго. Берт кивнул, тогда я взял переговорную трубку и приказал Маку, дав полный вперёд, не отходить от трубы, чтобы не остаться в машинном отделении как в западне, если мы не сможем преодолеть брешь.

— Сможете, мистер Варди, — ободрил он меня. Наконец-то в нём взыграл оптимизм.

Голоса тонули в нарастающем рёве прибоя, шума машины уже не было слышно. Только палуба дрожала под ногами, и казалось, что в ступни впиваются мелкие иголочки. Я приблизился к южному краю прохода, сколько хватило смелости, и крепко сжал штурвал. Я знал, что как только прибойная волна ударит в форштевень, судно начнёт разворачиваться поперёк прохода, а тогда уж всякое может случиться.

Нам повезло: форштевень врезался в кипящий прибой позади гребня волны, и я смог удержать судно на курсе. За каменным шпилем набирала силу новая волна, даже с мостика она казалась страшным горным кряжем. Волна ударилась о пьедестал и с рёвом врезалась в борт «Трикалы», высоко над фальшбортом взметнулась завеса брызг. Судно вздрогнуло, как подхлёстнутая лошадь, нос повело влево, палуба закачалась. Несколько мгновений я ничего не видел, потом водяная пыль рассеялась. «Трикала» шла вперёд, пересекая брешь по диагонали.

Мы направились на юго-запад, и к сумеркам Скала Мэддона превратилась в пятнышко белой от прибоя бурлящей воды далеко за кормой, где-то на самой границе видимости. Впереди лежало бескрайнее серое море, высокие неугомонные волны. Ржавый форштевень глубоко зарывался в них, водяная пыль огромными тучами окутывала судно. В полутора тысячах миль была Шотландия. Дом.

Такова история парохода «Трикала». Мне почти нечего добавить к уже опубликованным сообщениям. Едва мы прошли между Фарерами и Шетлендскими островами, ветер сменился, налетел шторм, самый страшный майский шторм за последние годы. Мы потеряли трубу, обвалился мостик. Вода в трюме стала прибывать быстрее, и помпы уже не справлялись. Наш радист наладил передатчик, и я решил послать в эфир «SOS». Сигнал приняла радиостанция ВМС в Лох-Ю. Мы были милях в ста к северу от Гебрид, и поблизости не оказалось ни одного судна. Когда спасатели поняли, кто просит помощи, и узнали, что слитки до сих пор на борту, они сообщили нам, что немедленно высылают на выручку адмиралтейский буксир. Это было шестнадцатого мая. Эфир буквально гудел, нас забрасывали радиограммами — Торговая палата, пароходная компания Кельта (владельцы «Трикалы»), адмиралтейство и практически все газеты. Когда мы пришвартовались в Обане, за историю о «Трикале» предлагали уже три тысячи фунтов стерлингов, а одна киностудия готова была заплатить две тысячи только за преимущественное право экранизации.

Стоя на ржавой палубе посреди пустого необузданного моря, мы никак не могли осознать, что о нас сейчас говорит вся нация. Думается, дело было не столько в нас или в том, что судно, затонувшее год назад, вновь оказалось на плаву, сколько в полумиллионе фунтов в серебре.

На причале путь нам преградила стена газетчиков, фотографов и чиновников. Сэр Филип Кельт, председатель правления пароходной компании, прилетел встретить нас. А в первом ряду толпы стоял отец Дженни.

Тем же вечером, когда поток вопросов иссяк, и все мы выступили с пространными заявлениями, нас отпустили. Берт, Ян Зелински и кот погибшего кока отправились поездом в Лондон. Дженни, её отец и я провожали их. С нами было человек двадцать газетчиков.

Раздался свисток.

— Ну, пока, дружище, — сказал Берт, — На дознании встретимся. И с вами, мисс.

Он подмигнул нам, поезд тронулся, и Дженни, подбежав к вагону, поцеловала Берта. Защёлкали фотоаппараты. Он помахал рукой и крикнул:

— До встречи! И спасибо за прекрасное путешествие! Вечером после обеда мы с Дженни вышли к заливу. Над Бен-Круаханом стояла почти полная луна, смутно виднелись громоздящиеся друг на дружку холмы. Вода залива была похожа на кованое олово. Мы молча прошли по дороге за Коннелский мост к крошечной бухточке под замком Дунстафнейдж. Теперь тут не было стоящего на якоре судёнышка. Над спокойной водой возле оконечности косы возвышался маленький островок Айлин Мор. Дженни заплакала. Я молчал. Я уже решил, что потрачу часть призовых денег на постройку «Айлин Мор II». Это будет мой свадебный подарок Дженни.