– Он в контакте, – прошептал доктор Карбо.

Аманда сделала почти незаметное движение, может быть, качнула головой.

– Похоже, это причиняет ему боль.

– На мониторах этого не видно, – сказал Карбо.

– Я знаю, но так выглядит…

– Ему это нравится. Он сейчас герой… каждый ребенок хочет стать героем.

– Может, и так. Но он теряет в весе. Ты заметил?

– Килограмм или около того. Беспокоиться не о чем.

– А я все-таки беспокоюсь, – сказала Аманда.

Краун проснулся мгновенно. Да ему и не приходилось спать крепко. Природных врагов у волкота не было, но опасности подстерегали всюду: безмозглая змея, стая голодных пожирателей падали, другой волкот, претендующий на его вершину холма.

Он поднялся на все шесть лап и по-кошачьи потянулся, потом неторопливой рысью выбежал из-под выступа скалы, где проспал ночь. В мягком рассеянном свете раннего утра он внимательно осмотрелся с вершины холма.

Из леса доносились манящие запахи пищи.

«Нет, не в лес. На восток, лугами, навстречу восходящему солнцу».

Краун негромко прорычал. В лесу пища была, до и в лугах она должна быть. Кроме того, вчера он хорошо поел. Можно и поголодать. Пока.

Тем не менее какая-то странность была в том, что он поворачивался спиной к собственным охотничьим угодьям и покидал свой холм и лес. Оглянувшись напоследок, он тяжело протопал вниз по склону холма и повернул к поросшей травой открытой равнине, что простиралась до самого горизонта к утреннему солнцу.

«Он добился! Он управляет зверем!»

В лугах волкота встретили новые запахи. Странные запахи. Место было совершенно плоское, однообразие равнины нарушали только пологие складки почвы. Деревьев не было вовсе, хотя кое-где встречались островки кустарника, достававшего до плеча, а трава была Крауну по колено. Дул сильный ветер. Не встречая преград на своем пути, он уже не вздыхал; его порывы хлестали по меху Крауна, волнами гнули траву от самого горизонта до его лап.

Еще до наступления дня внутренности Крауна превратились в сплошной комок голода. Но съедобные животные на глаза не попадались. Запахов было много, но самих животных он не видел.

Он остановился и повернулся к ветру. Запахи пищи были сильными и свежими. Но не те запахи, что были в оставленном им лесу. Другие запахи. Других животных.

Краун припал к земле, распластавшись на своем пустом брюхе так, что почти все его громадное тело скрылось в траве. На виду осталась только серая неподвижная линия спины над кистями волнующейся травы. В полной неподвижности, – боясь моргнуть глазом, едва дыша, он всматривался и ждал.

Под гладким покровом перламутровых облаков над головой громоздились серые облака. Как сжатые кулаки темноты, они рассыпали по равнине свои стремительно гонимые бешеным ветром тени. Краун всматривался в траву, то сверкающую в свете дня, то темневшую в набежавшей тени.

Что-то пошевелилось! Маленькая коричневая пушистая тварь, не больше его лапы. Но все же пища.

И еще одна! Над травой показалась пушистая коричневая голова, животное беспокойно оглянулось и задергало носом, вынюхивая опасность. Краун лежал с подветренной стороны, и оно не почуяло его запаха. Голова спряталась, но правее тут же высунулась еще одна.

Не так уж много, но лучше, чем ничего. Краун ждал, ждал. Маленькие твари сновали в траве, подбираясь все ближе и ближе. Краун напрягся. Ближе…

Взревев, Краун прыгнул. Приземлившись на одно из животных, он мгновенно убил его и следующим прыжком настиг еще одно. Трава вокруг вдруг ожила от скачущих и бешено снующих зверьков; они беспрерывно щебетали, вскрикивали, разбегаясь от громадной ревущей смерти, обрушившейся прямо на них.

Пытаясь ухватить еще нескольких, Краун рванулся в одну сторону, потом в другую, но они легко ускользали от него. Некоторые умудрялись проскользнуть прямо под его брюхом прежде, чем он успевал повернуться и ударить. Несколько минут он бессмысленно метался по траве, рычал, прыгал, крутился – безрезультатно. Добыча ускользала, словно вода сквозь пальцы.

Раздраженно поворчав напоследок, Краун вернулся к двум убитым животным. Завтрак получился небогатым.

Громоподобный рев заставил его поднять голову.

В нескольких прыжках от него стоял огромный волкот. Оскалившись, он уставился на Крауна. Поседевшая морда выдавала уже солидный возраст, но могучее рычание и массивный корпус свидетельствовали о том, что он был еще силен, сильнее Крауна.

Однако Краун вовсе не намеревался отказываться от своей добычи, как бы мала она ни была. Он прорычал в ответ незваному гостю.

Рядом с первым из травы поднялся еще один волкот. Самка. Она тоже зарычала. А возле старого самца с другой стороны появился третий. Позади себя Краун тоже услышал рычание. Обернувшись, он увидел еще двух самцов, поменьше и помоложе его самого. Итак, против него пятеро.

Краун понимал, что означает их рев. Они пришли не из-за еды. Краун оказался на их территории. Это он был незваным гостем. И семейство собиралось избавиться от него.

Они с сопением и ворчанием кружили вокруг, поглядывая воинственно. С каждым их шагом круг становился темнее, уже.

Краун стоял над своей ничтожной добычей, в его горле клокотало рычание. Вожак остановился и взревел во всю мощь своей ярости. В десятке метров от него, там, где стоял Краун, этот рев отозвался болью в ушах. Краун подобрал одну из пушистых тварей и, прижав ее правой передней лапой, прихрамывая на остальных пяти, бросился наутек.

Они преследовали его еще какое-то время. Потом, удовлетворенные тем, что он покидает их территорию, отстали, проводив всего лишь несколькими предупреждающими рычаниями.

Краун промчался лугом, одолел небольшой подъем и остановился посмотреть на семью волкотов. Старый самец по-прежнему стоял, ощетинившись, и в упор смотрел на Крауна. Краун досадливо огрызнулся и продолжил свой путь по траве прочь от волкотов.

«Они – животные территориальные. Он не сможет добывать пищу там, где есть другие волкоты».

«Тогда ему придется найти территорию, где нет других. Или самому стать вожаком семьи».

«Это легче сказать, чем сделать. Намного легче».

Мяса у этой маленькой пушистой твари оказалось немного. Изрядно голодный, Краун возобновил поход по равнинным лугам.

Когда он затрусил дальше, небо начало темнеть, приближалась буря. Черные тучи закрыли все небо, ветер взвыл, донося до трепещущих ноздрей Крауна запахи других волкотов.

На своем холме Краун укрылся бы от дождя либо под выступом скалы, либо в пещере. В лесу тоже хватает деревьев и густого кустарника, чтобы переждать бурю. А здесь, в открытых лугах, никакого укрытия не было. Ничего, кроме травы, исхлестанной бешеным ветром.

Молния расколола небо пополам, и вслед за взрывом грома хлынул дождь, такой сильный и густой, что Краун ничего не видел дальше собственного носа.

Снова молния! Ему никогда не приходилось видеть зазубренный язык молнии так близко, таким ослепительно ярким. «Вниз! Ложись, не то молния попадет в тебя». Поворчав на безысходность своего положения, Краун улегся в мокрую, прилипающую к телу траву, отдавая свою шкуру на избиение дождю.

И не только дождю. Кусочки льда пулями барабанили по шкуре, трещали по толстым костям черепа, даже царапали его через толстый мех. Краун вздрагивал, ворчал, а градины тысячами иголок вонзались в него. Он зарылся мордой глубже в траву, в самую грязь, лишь бы хоть как-то укрыться от града.

Продолжалось все это, вероятно, какие-то минуты, но ему они показались часами. Наконец град кончился, а дождь еще долго слабел, пока не прекратился вовсе. Тучи еще задерживались, хотя и неслись по небу, серые и грозные, будто торопились по важному делу.

Весь этот длинный серый день Краун продвигался лугами, стараясь не попадаться на глаза другим волкотам, избегая всех животных, подавляя гложущее чувство голода, эхом отдававшееся в брюхе. К вечеру он устало поднялся на низкую цепь округлых холмов. Неподалеку журчала вода. Он почуял хорошую антилопу и вскоре увидел ее: коричнево-белая, с грозными рогами, стройная, быстроногая, она подошла напиться к плещущей воде ручья. Краун безмолвно бросился на нее, настиг, когда она попыталась отпрыгнуть, одним молниеносным движением схватил и убил.