– Таких центральных защитников в нашем футболе больше не было, – вспоминал Юрий Истомин. – Мяч в штрафной его будто сам находил. А подстраховка? Я даже на мячи, мне за спину летящие, вообще внимание перестал обращать. Не оглядывался даже – знал, что Алик, с его умением читать игру, уже там, где кто-то мячом этим рассчитывал найти форварда. В раздевалке перед игрой он мне подмигивал: «Ну что, побьемся, маленький?»– «Покажем им, большой!»

Действительно, играя вместе с Шестерневым, защитники в сборной ошибались гораздо реже, чем в своем клубе, поскольку чувствовали себя рядом с этим гигантом как бы под его защитой, покровительством легко, свободно, раскованно. Он брал не словом, а делом, собственным примером. «Он никогда не подведет, сумеет отработать в игре за двоих, – отзывался о Шестерневе его партнер по сборной торпедовец Валентин Иванов. Но сказать резкое слово, даже прикрикнуть – не в его характере. Все это заменял игрокам личный пример капитана сборной. Рядом с ним стыдно плохо играть».

Шестернев был первоклассным защитником, идеальным капитаном команды, но сказать, что он постоянно пребывал на пике своей формы, играл на все сто процентов безошибочно, конечно, было бы небольшим, но все-таки преувеличением. Однажды, даже выигранный нашей сборной матч у австрийцев – 4:3, Андрей Старостин прокомментировал знаменательной фразой: «Думаю, что Яшин, Шестернев, Воронин, Сабо перестали бы уважительно относиться к нашему мнению, если бы мы их поздравили с блистательной игрой в этом матче». Да, блистательно в игре Шестернев выглядел не всегда, но ниже уровня классного мастера не опускался никогда!

– Он был и образцом джентльменства, – говорит Владимир Федотов. – Его человеческая чистота, порядочность не позволяли ему опускаться до грубости и на поле. Как капитан команды он иной раз вступал в конфронтацию с судьями, но делал это настолько интеллигентно, аргументированно, что ни у одного арбитра не возникало к нему претензий по части этики. А партнеров своих в этих ситуациях всегда сдерживал. Если же кто-то осмеливался орать на своего, тут он становился резким: «Прекратить, я сказал!». И инцидент оказывался исчерпан. Его авторитет был непререкаем не только в глазах партнеров, но и тренеров. «На поле он становился первым моим помощником, проводником игровой идеи, – вспоминает Валентин Николаев. – И при решении всех острых вопросов я непременно с ним советовался». В ЦСКА, да и в сборной нередко существовал тренерский совет с привлечением ведущих игроков. Шестернев всегда был одним из его главных действующих лиц.

А как относился он сам к своему двойному капитанству? «Оно не то, чтобы нелегко, отвечал он на этот вопрос, ответственнее. Больше сил отдаешь игре. Иной раз даже удивляешься, откуда они берутся. Капитан должен играть всегда добросовестно, всегда хорошо. Если надо, быть за двоих на поле. Словом, повязка обязывает».

Расставался с футболом Альберт Шестернев в звании еще и капитана Советской Армии, то есть капитаном в кубе.

«Шестернев внешне играл просто, – оценивал своего наследника в качестве капитана сборной Игорь Нетто, – но зато прочно, надежно, поспевал всюду: и зоны на подступах к штрафной перекрывал, товарищей по обороне подстраховывал, и контратаки организовывал. И вот еще черта: Алик – человек симпатичный, добрый, скромный, своим джентльменством он импонировал, вызывал уважение не только зрителей, судей, но и партнеров, и противников. Включая и тех, кто был не из числа джентльменов».

– Я не собирался оставаться в ЦСКА, – рассказывал Марьян Плахетко, переведенный в Москву по службе летом 1967 года. Ведь конкурировать в центре обороны с Шестерневым или Капличным мне казалось бесполезным. Думал, дослужу и уйду, благо вариантов хватало. Но… остался в команде до конца своей футбольной карьеры исключительно благодаря Алику. Он не рассматривал молодых как конкурентов, ко всем шел с открытой душой, стремился помочь, поддержать. И мне он в нужный момент подсказывал, что и как надо делать, спокойно, немногословно, дружелюбно, без нажима. На поле я был за ним, как за каменной стеной. Вскоре мы стали друзьями.

– Он ведь из меня игрока по существу сделал, – признавался партнер Шестернева по ЦСКА и сборной Юрий Истомин. И Владимир Пономарев не раз подчеркивал, что все они, защитники ЦСКА, и многие в сборной полностью раскрылись благодаря Шестерневу, прежде всего потому, что не боялись рисковать, импровизировать в игре, будучи уверенными: если что, капитан подстрахует, поможет, исправит положение. Без него трудно было представить оборону сборной и клуба. И нелепая игра рукой Муртаза Хурцилавы в матче за третье место на чемпионате мира-66 с португальцами стала следствием нервного перенапряжения защитника в отсутствие Шестернева.

В жизни, судьбах скольких людей, может быть, сам того не ведая, оставил свой глубокий след этот гигант советского футбола.

Выше уже рассказывалось о том, что Валерия Воронина взяли на чемпионат мира 1966 года, благодаря ходатайству Шестернева. С другим великим торпедовцем Эдуардом Стрельцовым его связывали приятельские отношения. Нельзя сказать, что они были друзьями, но бывало, встречались и за накрытым столом. Их, двух футбольных самородков, тянуло друг к другу. После своего освобождения из заключения в начале 60-х годов Стрельцов играл за торпедовскую клубную команду на первенство Москвы. И болельщики, видя, что это не уровень для по-прежнему первоклассного мастера, удивлялись, спрашивали футбольных авторитетов того времени, почему Стрельцову не разрешают вернуться в команду мастеров. Шестернев, по обычаю, отмалчивался, но однажды все-таки обронил: «Если ему разрешат, то уже через месяц все поймут, что его место – в сборной, а наше начальство и на минуту представить себе не может, чтобы честь страны защищал бывший зэк». В конце концов, под давлением общественности, прежде всего рабочих и руководства автозавода имени Лихачева, Стрельцова «амнистировали», и произошло то, что и предсказывал Шестернев. Но высшие спортивные чиновники не решались взять на себя ответственность за возвращение Стрельцова в сборную и приняли соломоново решение. Пусть за него поручатся авторитетные в футболе люди, им потом и отвечать, если что случится. Одним из первых поручился за Стрельцова Альберт Шестернев.

– В нем подкупала прежде всего удивительная доброта, бескорыстие и человеческая надежность, – вспоминал Владимир Федотов.

На первой тренировке ЦСКА после возвращения с чемпионата мира в Англии Шестернев появился с мешком. Ему, как и всем звездам турнира, крупнейшие фирмы – производители спортивных товаров «Адидас» и «Пума» подарили целый набор бутс. А у нас по тем временам фирменные бутсы были большой редкостью, за них можно было выручить хорошие деньги. Он же вывалил на пол содержимое мешка со словами: «Разбирайте, ребята, кому что подходит».

– Приезжаем в 1970 году в Германию, – рассказывал Марьян Плахетко. – Я, как и многие, мечтал тогда об адидасовском спортивном костюме, наскреб дома денег и решил в первый же день обзавестись им. Но Алик остановил меня: «Не спеши тратить деньги, наверное, они у тебя не лишние. Завтра я встречаюсь с моим хорошим знакомым Уве Зеелером (знаменитый центрфорвард сборной ФРГ 60-х годов, который уже многие годы является представителем фирмы „Адидас в Северной Германии. – П.А.), может быть, он что-нибудь для нас придумает. На всякий случай спроси у ребят все размеры“.

А через день после их встречи уже вся наша команда щеголяла, одетая в «Адидас» с ног до головы да еще и с сувенирами фирмы. Другой бы использовал такое личное знакомство для себя, но не таков был Альберт Шестернев.