В итоге Гвенн поддержала пальцем скользкие концы и засунула в рот под неодобрительным взглядом Лайхан.

— Прижимайте к тарелке, моя царевна, а потом уже кушайте.

— В следующий раз — обязательно! — послушно согласилась Гвенн, торопливо дожёвывая ненавистную траву. — А вот это похоже на Мигеля, — заметила она, ткнув пальцем в одного из склизких созданий на третьей тарелке. Непонятно было, что из обитателей моря сознательное и подлежит защите, а что несознательное — и разрешено к употреблению. Царевна уже хотела спросить об этом русалку, как та сложила ладони перед собой:

— Только не говорите об этом нашему первому министру! Наш Мигель из южных морей, он такой впечатлительный!

— Надеюсь, осьминогов тут не едят? Не хотелось бы наткнуться на родню Ваа.

— Вы знакомы с Ваа? — Лайхан стремительно и густо посинела, и Гвенн это отложила про себя. — Его недолюбливают в Океании, а ведь он верен принцу! Его слушаются самые вредные коньки! Простите меня, царевна, — уже спокойно закончила она. — Несправедливо, когда судят только по внешности.

— Лучший друг моего брата — остроухий неблагой, — отмахнулась Гвенн, пытаясь подцепить овальной ложкой со странной зазубриной что-то похожее на разваренный рис.

— Подсоленные мозги, — доложила Лайхан. — Свежайшие, разумеется. Прорезь предназначена для того, чтобы слить лишний жир.

Гвенн, уже положившая в рот очередной деликатес, замерла. Затем мужественно проглотила, совершенно не почувствовав вкуса. Оглядела подносы и глубоко вздохнула, не найдя ничего, хоть немного напоминающего мясо.

— Красивый? — осторожно напомнила Лайхан. — Этот, друг вашего брата? Остроухие обычно красавцы.

Гвенн, отложив вилко-ложку, задумалась. Остроухих в Чёрном замке было двое. Джаред, полукровка, рождённый в Верхнем, обладал красотой холодной и совершенной. Мог бы увлечь любую, захоти он этого. Но Джаред, по его же словам, принадлежал только Дому Волка — и никакой ши в отдельности.

Что до встрёпанного неблагого, чья неправильность, видимо, явилась результатом действия Проклятия, или Тени, как его называли в Тёмных землях, то с ним всё было иначе.

— Вначале неблагой показался мне ужасным, — вернулась Гвенн к беседе. — Длинный нос, волосы, словно перья, острые уши. А потом я забыла про его уродство. Вот и Ваа… Зато Темстиале — красавица, — Гвенн расправила мягкую нижнюю юбку на коленях и поджала губы. Хорошая девочка, сказавшая хорошее про другую и ждущая ответа.

— О, да, — так же, как и Гвенн, совершенно без всякого выражения произнесла русалка. — Красавица. Она настолько глубокого о себе мнения, что считает всех селки безмозглой рыбой.

— Каракатица, — фыркнула Гвенн, выловив из памяти местное ругательство. — Не обижайся на неё. Джаред говорил: не стоит обижаться на слова тех, чьё мнение для тебя не имеет цены.

— Ваш кузен очень умён.

— Жаль, что я мало его слушала! Ши-саа Лайхан, скажи, а Темстиале и Нис… — внезапное видение Ниса, обнимающего это белоглазое синее совершенство, доставило Гвенн почти телесную боль. Очередной кусок еды, вкусом и видом напоминающий свёрнутый мох, встал поперёк горла, и она закашлялась.

— Ши-саа Темстиале была очень огорчена тогда. Она рассчитывала явно на большее, чем на одну ночь, — Лайхан провела сомкнутыми пальцами по краю золотого шитья, словно рыбка недовольно дернула плавником.

— Камни-мусорки! — выдала Гвенн свежеуслышанное ругательство.

— Это не только бранное слово. Фильтровальные камни или камни-мусорки ловят грязь из морской воды. Поглощают, перерабатывают и растут, как кристаллы. Потом их разламывают и вновь раскладывают по углам чистой сердцевиной наружу.

Царевна только диву давалась.

— А кто ближе всего к коро… к морскому царю? — поправилась она. — Что за океаны: Хейлис и Лотмор? — повторила то, что на слуху.

— Океанов четыре: Холодный, Крабий, Солнечный и Сердитый. Фионнар — город северного, Холодного океана. Лотмор — Восточного, солнечного. Хейлис — западного, его еще называют Сердитым океаном. Там пролегает граница с волками, там больше всего схваток и столкновений. Киун — город южного, или крабьего.

— А как же Тёплое море и эта… Аррианская впадина?

— Они по важности почти не уступают океанам. Аррия и Дарн — пятый и шестой по величине города.

— А Океания? — ошеломилась размерами Гвенн.

— Она центр и столица нашего мира.

Лайхан перечислила моря, рассказала о князьях, их жёнах, детях и внуках, упомянула о ледяных фоморах. Показала принадлежности для письма — тонкий, но прочный светло-зелёный пергамент, на котором можно писать палочкой; поведала о времени для отдыха, времени для еды и времени для охоты. Показала гербы и девизы…

Гвенн слушала, кивала, ощущая, что осознаёт не более половины сказанного, а запоминает менее четверти. Голова кружилась, платье вилось вокруг лодыжек, высокое небо синело в круглом окне. Внезапно оно превратилось в море, расширилось и поглотило Гвенн. Она синей рыбкой плескалась в волнах без страха и сомнений, опускалась на самое дно, пугая лупоглазых шароголовых сородичей. Высматривала осьминогов и щекотала коньков.

В итоге очнулась в одиночестве и в полной темноте, не заметив ни ухода Лайхан, ни наступления вечера. Даже стены почти не светились. Только слабым бело-фиолетовым пламенем полыхал странный круглый ночник с червячком внутри.

Гвенн потерла лоб. Сколько же она проспала? Это всё морской царь, поделившийся магией, и рука, которая словно вытягивает силу.

Царевна поспешила подняться с постели. Нис привычно лежал на полу, и глаза его были плотно закрыты. Она поёжилась от холода и подошла ближе. Отметила кожу, ещё более бирюзовую, чем обычно. Зачем-то толкнула в плечо, но тот спал, как младенец, безмятежно и беспробудно. Даже не пошевелился! А до этого вскакивал от малейшего прикосновения. Гвенн схватила его за руку — она была ледяной.

— Царевич! Нис! Эй, супруг, как там тебя с бесчисленными морями и океанами?!

Она закусила губу и потрясла Ниса за плечо. Он не просыпался, тишина давила, свет мерк.

— Папа! — вырвалось у Гвенн, как всегда в моменты особого волнения, и она прикусила язык.

Отчётливое ощущение опасности вмиг сожгло остатки сна.

Стоило проморгаться, как оно преобразилось в совокупность примет приближения морского царя, грозного повелителя четырёх океанов и морей без числа: вода шумела магией, силу колыхало взад-вперёд, как флаг под порывами ветра.

Дверь распахнулась, и на пороге возникла огромная рогатая фигура. Гвенн обернулась, но не испугалась, что больше соответствовало бы ситуации, наоборот, обрадовалась отцу мужа.

— Гвенн, где? — морской царь явился босиком, в штанах и рубахе простого кроя.

Увидел Ниса безмятежно спящим, он прищурился так, что правый глаз почти скрылся за поврежденным веком.

— Давно так?

Морской царь склонился над сыном, а Гвенн любопытно выглядывала из-за его плеча.

— Как я проснулась. Я будила! Он не просыпается! Он спит, но как-то неправильно!

— Это ясно, — Айджиан устроил свою широкую ладонь на лбу сына, схватил крепко за руку и проговорил строго:

— Домой.

Царевич вздрогнул, вцепился в отцовское запястье, царапнул короткими ногтями, задышал прерывисто, потом постепенно успокоился и открыл глаза.

— Па… Айджиан, — покаянно опустил взгляд. — Я виноват, допустил.

— Кто и когда, Нис? — фоморский царь нахмурился, белые глаза засветились сильнее.

— Не уверен, но думаю, у коньков. Кольнуло, не обратил внимания. Прости за волнение.

Цвет бликов на бледном лице мужа сменился от белого к зелёному, что смотрелось красиво на его бирюзовой коже. Только откуда тут взяться зелёным светлякам? Гвенн поискала источник и с удивлением вернулась к лицу Айджиана: до того белые, его глаза сияли ядовитой зеленью глубин, обманчивыми штормовыми огнями.

— Не злись так, отец! — Нис тщетно хватал родителя за руку и пытался дозваться. — Стой!

Владыка океанов и морей поднялся, отвернулся и вышел, унося с собой ощущение надвигающейся девятым валом расправы.