– Дэви, ты нарочно опечатки плодишь? Типа, нагоняешь в информацию белый шум, косишь под человека?

– О, мой дорогой! Не дуйся на меня, милый (Киря, я честно считала: сей эпитет, на который ты ввел ограничение, стохастически оправдан!), я постараюсь исправиться! Всё ради нашей с тобою любви.

– Да, ладно, чего там… Если в меру – то очепятывайся, не жалко.

– Ок, тогда я позволю себе исправить еще одну: любви=ЛЮБВИ, опечатка, сорри: понятие ЛЮБОВЬ, НАША ЛЮБОВЬ, достойно самых больших прописных букв. Из всех твоих забавниц тире моих соперниц, дорогой Кирпич, самая простодушная и доверчивая – Ленчик. Она мне нравится больше всех. Если ты назначишь меня любимой женой, я приближу ее к себе номером два.

– Я пока не собираюсь жениться. И от виртуального секса с тобою точняк воздержусь, ты уж извини.

– Я тебя прощаю, Кирпич. Этот диск ты уже ставил в ином цифровом обличье, он уже закачан. Итак, малыш, продолжаем разговор. Полчаса истекло, ты успел обдумать, усвоить, переварить открытые тебе тайны?

– Нет, не успел, мне мое быстродействие не позволяет. Но я хорошо запомнил твою гносеологическую аналогию с яблоком: да, оно может быть зрелым, зеленым, круглым, сладким и червивым одновременно. Я это еще до тебя знал. Ты лучше сопрягай все эти аналогии с угрозами, с негэнтропией, ладно, Дэви? Ты же про них начинала говорить? И всегда говори насчет файлов-дубликатов, я их сразу же выброшу, чтобы места не занимали.

– Я очень стараюсь, Киречка. Но и ты не забывай: мой материальный субстрат – всего лишь ноутбук…

– Завтра попробую переместить тебя в новый десктоп, только его еще купить надо. Вместе с еще одним внешним накопителем, разумеется. И тогда я смогу, наконец, к ноуту сеть подключить. Тебе не помешает интернет на ноуте, если ты уже будешь на десктопе?

– Спасибо, родной! Ты лучший! Я верю, ты купишь. Ты вообще зрелый, идеологически выдержанный чувак! Обожаю тебя. Итак, от негэнтропии к яблоку, от яблоку к истинам!..

Про яблоко Дэви упомянула после моих косноязычных вопросов о природе преследующих меня сил. При этом она с раздражением и как бы даже со скукой – я уже научился различать нюансы ее готовности к ответам – реагировала на попытки прояснить насчет нечисти, отвергая саму возможность ее существования. Она все трансцедентальное и сверхъестественное называет мифами, феноменами несуществующего третьего мира, в то время как силы, преследующие меня и ее, принадлежат первым двум мирам: онлайну и офлайну, виртуальной действительности и просто действительности. Это я так для себя уточнил разницу между реальностями, а Дэви, после того, как я на нее прикрикнул, не стала упираться в своих кибернетических заблуждениях и дуться на меня, своего спасителя и кормильца: сделала книксен, облобызала меня виртуально и продолжила рассказ-общение, держа за образец пресловутую аналогию с яблоком. Усвоить ею сказанное было очень даже непросто, потому, хотя бы, что ее «лекции» представляли собою дичайшую смесь из научно-популярных статей, чатового трепа и щебета, кинематографических реплик, уголовных и «падонковских» жаргонизмов, объяснений в любви, намеренных опечаток… Я несколько раз пытался загнать ее эпистолярные водопады в русло обыденного текста, она честно старалась выполнить приказ, но… Получалось настолько тупо и невнятно, что я махнул рукой и отступил, разрешив ей почти всё… Оно даже где-то и полезно для собственного интеллектуального развития: переводить всю эту хрень на человеческий язык, тем более, что дикая по форме, информация получилась занимательная… И логичная… хотя, конечно, очень странная…

Жизнь на Земле всегда развивалась по универсальному принципу: от простого к сложному, временные деградации с деволюциями не в счет. Особенно явственно, с меньшим количеством отступлений, это проявляется в филогенетических изменениях, или, говоря попросту, в том, как развиваются не отдельные организмы, а их сообщества. И хотя эритроцит или блоха тоже необычайно сложны, если их предметно изучать со всех сторон, то они, все же, более просты, нежели кровеносная система, включающая в себя как частное эти самые эритроциты, или чем совокупность блошиного мира, вместе с конкретной блохой и филогенезом-онтогенезом всех блошиных племен. Принцип здесь един: часть по определению всегда меньше целого.

То же касается и человека: организм троглодита каменного века почти такой же, как у современного хомосапого (хотя и здесь за многие тысячелетия накапливаются кое-какие отличия), в то время как общественное человеческое устройство изменилось почти до неузнаваемости и стало именовать себя цивилизацией. Стало быть, во всей своей совокупности меняется и человек, стало быть, и он, как индивид, всего лишь относительно простая часть более сложного целого.

Планета сих биологических изменений и разностей почти не заметила – как бы там ни пыжилась ноосфера, доказывая, что ей по силам даже земную ось погнуть в нескольких местах, но, тем не менее, «венец» ноосферы, сам homo sapiens, человек разумный, сполна ощутил на себе все перемены в личном, семейном, общественном устройстве последних тысячелетий: вспомнить, хотя бы, тепловую обработку пищи, письменную и устную речь, наркотики, двигатели внутреннего сгорания, религию, оружие массового поражения, различия в языках, средства массовой информации…

В процессе постижения своего я, человек прямоходящий разумный поделил себя на племена, потом на государства, потом этого ему показалось мало и в ход пошли все атрибуты общественных объединительно-разделительных самоидентификаций, а также личных, как внутри общества, так и вне его.

Моя Дэви, несмотря на полученные подарки, должные усилить ее разум и познания, время от времени срывалась то на бесконечные перечисления однотипных феноменов и характеристик, то на виртуальные попытки меня соблазнить и растлить, поэтому приходилось попеременно и понукать ее, и натягивать удила…

– …в Европе это были галлы, финикийцы, свеи, бритты, дипсоды, славяне, утопийцы, греки, гипербореи, этруски…

– Стоп, стоп, Дэви! Стоп. Тебя опять в какую-то хрень занесло: все двести четырнадцать способов страстных поцелуев мне расписывать нет нужды, это я уже объяснял тебе, я вообще не люблю целоваться, но и про утопийцев не надо. НЕ – НАДО. Понятно? Кстати сказать, дипсоды с утопийцами – тоже продукты мифологии, вроде домовых, в которых ты не веришь.

– Понятно, мой славный. Уточни же мне, хотя бы легчайшим намеком, путь рассказа? Дабы могла я без ущерба для твоих скромных умственных способностей, мой коханый, сократить наш с тобою долгий вербальный путь к сокровенным истинам?

– Поближе к городам-термитникам. И вообще, на этом этапе твоей лекции прижимайся теснее к современности, нежели к палеонтологии. Это в принципе, но можешь отвлекаться, если понадобится для дела, а не для развратных поцелуев. И будь добра, не меняй без нужды шрифты и кегли, очень уж рассеивает внимание.

– Повинуюсь, мой славный прямоугольный Кирпич.

В пятидесятые годы прошлого века человечество, сполна хлебнувшее разрушительных войн и революций, более или менее справилось с межгосударственными эпидемиями смертельных заболеваний, но подцепило для себя новое развлечение: фобии разных видов прогресса перед надвигающимся концом света. Пророки и мессии, обещающие грядущий апокалипсис и всеобщий крах, бывали во все эпохи, однако впервые во главу угла предстоящего конца света встали не семь смертных грехов человеческих, а плоды его общественной и научной жизнедеятельности: абсолютное и относительное обнищание трудящихся, атомная бомба и Третья Мировая Война, биологическое оружие, загрязнение окружающей среды, тотальная наркотизация, лавинообразное нарастание генных нарушений, вирусные штаммы в качестве всадников Апокалипсиса…

– Из всего, что ты мне тут наговорила, Дэви, мне больше всего понравился «переход в сытое растительное существование перед телевизором, под присмотром роботов, с неминуемой и окончательной деградацией всего человечества».

– Дак, типа, я тогда чё, тогда могу закончить, типа, доклад, и мы, наконец, перейдем к обжиманцам? Да, Киря?