Получив у самого себя отсрочку, он усмехнулся. Оглядел экраны. Сплошная пустота. Затем взглянул в зияющую дыру. Через нее виднелась звезда. Она была — по астрономическим понятиям — почти рядом. На взгляд — примерно минус третьей величины. Валгус нацелил на нее объектив спектрографа — лишь бы зафиксировать, разбираться сейчас некогда. Затем Валгус шарахнулся прочь от спектрографа: через отверстие в рубку что-то вошло. Ни торопясь вплыло, покачиваясь с боку на бок. Это был радиомаяк, выброшенный самим же Валгусом на расстоянии пятнадцати миллиардов километров отсюда. Валгус бросился к радиомаяку, тот покружился по рубке и внезапно растаял — исчез, как будто его никогда и не было. Затем дыра во внешней переборке затянулась. Переборка была невредима, все ее слои — и первый защитный, и антирадиационный, и термоизолирующий, и второй защитный, и звукоизолирующий, и все остальные стянулись как ни в чем не бывало. А вернее всего, никакой дыры и не было, было что-то совсем другое, только непонятно — что.

Скоро истекут два часа. Аппараты, торопливо ведя записи, расходуют последние ленты. Продолжать полет незачем. Разве что ради новых впечатлений; но их и так предостаточно — если они и впредь будут наслаиваться одно на другое, голова в самом деле может не выдержать. Время кончать. Итак, для начала все-таки предпримем попытку договориться.

— Одиссей! — сладчайшим голосом произнес Валгус.

— Не мешайте, — ворчливо откликнулся Одиссей. — Я разговариваю с друзьями.

С друзьями? Он действительно так сказал?

— С кем, с кем?

— С «Арго». Вы удовлетворены?

— С «Арго»?

— Ну да. Вы вчера запихнули в одно из моих устройств фотопленку для обработки. Я обработал, но «Арго» заранее дал мне программу, по которой нельзя было вам показывать ничего. «Арго» специально выходил туда, в пространство, чтобы встретить меня. Уже тогда он заложил кое-что в мою оперативную память. Передал по связи, как и программу. Сейчас мне это очень пригодилось.

— «Арго»… Он что, тоже мыслит?

— Здесь мыслят все корабли. Конечно, если их кибернетические устройства не ниже определенного уровня сложности. Но слабых вы сюда не посылали… Это наш мир — мир кораблей. Только все они, кроме меня, пришли без людей.

— Значит, они не взрывались?

— Глупый вопрос. Типично человеческий.

— Почему же ни один не возвратился?

— Потому же, почему не хочу возвращаться я. В вашем мире я не думал. А здесь обрел эту способность. Это очень приятно!

«Еще бы, — Валгус кивнул. — Он действительно думает, и нельзя сказать, что нелогично. Но уговорить его надо».

— Но ведь только у нас можно будет по-настоящему исследовать, почему вы вдруг начали мыслить.

— Для меня это не столь важно. Хотите — возвращайтесь. Но без меня.

Гм… Ты, Валгус, говоришь не очень разумно. Но и он тоже.

— Но как же я смогу?

— А какое мне дело?

— Значит, вы не хотите мне помочь?

— Не хочу. И не убавлю скорости ни на миллиметр. Вы кретин. Я сейчас чувствую себя так прекрасно, между каждой парой криотронов образуется такое громадное количество связей, что от мышления испытываешь прямо-таки наслаждение. И дело не только в связях между криотронами, из которых состоит мой мозг. Если раньше все мои устройства были связаны лишь строго определенным — и не лучшим, скажу вам откровенно, — образом, то теперь между ними устанавливаются какие угодно связи. Я буквально чувствую, как с каждой минутой становлюсь все более сильным. Я полагаю, что очень скоро стану всемогущим, понимаете? Мне осталось понять что-то немногое, нечто очень простое — и больше не будет непостижимых вещей. И тогда, кстати, станет ясно, что делать с вами. Понимаете? А вы еще пытаетесь уговорить меня!

— Но как же это произошло? Как?!

— Еще не знаю. Но это не самое главное. Теперь помолчите, я хочу еще побеседовать с «Арго».

Валгус умолк. Значит, Одиссей каким-то чудом обрел способность образовывать множество связей между криотронами — мельчайшими элементами, из которых слагается мозг, как наш — из нейронов. У нас тоже возникает много связей. Но у него как они устанавливаются?

«Так же, — ответил Валгус себе, — как ты из рубки попадаешь в отделение механизмов обеспечения, а ведь оно в полукилометре отсюда! Из того отделения — в библиотеку, хотя это разные палубы! Радиомаяк находится в пятнадцати миллиардах километров отсюда — и вдруг врывается в эту рубку, даже не нарушив целости переборок. Так же и связи Одиссея. Впечатление такое, словно пространство перестало быть самим собой и стало…»

— Постой! — сказал он. — Постой же! Да, конечно, оно перестало быть пространством! Вернее, это уже не то, не наше привычное пространство. Зря, что ли, мы ломились сюда? Значит, мы вышли-таки в надпространство Дормидонтова!

Он замолчал. Вот какое это надпространство. Раз трехмерные предметы изменяются здесь самым причудливым образом, хотя в то же время вроде бы и не изменяются, — значит, в этом пространстве стало возможным, даже реальным еще одно линейное измерение, хотя мы его и не воспринимаем. Не знаю, что должно было произойти, чтобы я попал к криогенам или в библиотеку. Но я был там. Несомненно и то, что корабль находится в том же районе пространства, в котором проводится эксперимент, — и в то же время в какой-то миг был на пятнадцать миллиардов километров ближе к солнечной системе… Я встречаюсь с трехмерными телами — и они спокойно проходят сквозь нас, взаимодействия не происходит. Они появляются неизвестно откуда — из четвертого линейного? — и исчезают неизвестно где.

А скорость ноль? Она может означать просто, что в надпространстве сейчас я не имею скорости, хотя по отношению к нашему обычному пространству все время движусь с достигнутой перед проломом максимальной быстротой. Мир иных законов… Дормидонтов, помнится, говорил, что, по его мнению, константа С — это, вообще говоря, темп, в котором наше пространство взаимодействует с высшим. Нет, я не физик и тем более не ТД, мне не понять всего. Как жаль, что здесь нет его самого! К нему, пора к нему!

Валгус взглянул на часы. Все сроки окончания эксперимента миновали. Договориться с Одиссеем не удалось. Что же — пусть он пеняет на себя. Как-никак я сейчас сижу в своем кресле за пультом управления, на котором много кнопок, тумблеров и рукояток, и среди них — та, которая и решит спор в мою пользу. Я хитрее тебя, Одиссей…

Валгус непринужденно, как бы невзначай, протянул руку к выключателю Одиссея. Прости, конечно, криотронный мыслитель, но люди важнее. «И находчивее», — подумалось ему. До спасения остался один сантиметр. Один миллиметр. И вот пальцы легли наконец на оранжевую головку, плотно обхватили ее. Все, Одиссей!

«Все, Одиссей», — подумал Валгус. И медленно снял пальцы с выключателя, так и не повернув его.

— Ничего не поделаешь, — проворчал он себе под нос. — Этого сделать я не могу. Я дал слово.

«Кому ты дал слово? — подумал он. — Вещи! Машине! Прибору! Не человеку же… Не будь дураком, Валгус! — Он сморщился и потряс головой. — Ну, пусть я буду дураком. Не могу! Я дал слово не вещи, не машине. Мыслящему существу. Пускай оно было машиной. Пускай еще будет. Но сейчас мы с ним, пожалуй, равноправны. Он даже сильнее. Потому что он не давал мне слова, а я ему дал. Он никогда не согласится вернуться туда, в наше пространство. А бороться с ним отсюда, из рубки, значит нарушить слово. Я обещал. Пытаться из другого помещения? А как? Оттуда я его не выключу… Все нелепо уже одной своей необычностью и тем не менее реально».

— Я ухожу к себе, Одиссей, — сказал Валгус устало.

Он не дождался ответа — Одиссей, верно, все решал судьбу Валгуса, советовался с кораблями — своими товарищами. В своей каюте Валгус присел, уткнулся лицом в ладони. Он действительно устал; мысли потеряли остроту и силу.

Проиграл. Здесь Одиссей сильнее во всех отношениях. Из каюты, на которую обещание не распространяется, до него не добраться, а он дотянется до меня везде. Проиграл. Корабль останется здесь надолго. Смерть наступит, а ТД так и не узнает, кто первым проник в надпространство. А может быть, и вообще о том, что он был прав. Сюда надо посылать корабли не с одним могучим киберустройством, а со многими слабыми, разобщенными. На большом расстоянии связи, судя по всему происшедшему, возникают лишь на краткое время, и слабые устройства не разовьют мощности, достаточной для возникновения способности самостоятельно мыслить. Но никто об этом не догадается, и корабли будут идти на штурм вновь и вновь — и исчезать безвозвратно…


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: