Мой генерал оказал мне честь и пригласил присесть за его стол и вместе позавтракать. Я отказался из уважения и потому, что уже съел на завтрак здоровую чашку молока с хлебом, но он настаивал. На самом деле он просто собирался одолеть еще и мою порцию. Я в жизни не видел, чтобы кто-то ел столько, сколько съел тем утром дон Томас де Сумалакарреги Имаз, да хранит его Господь много лет и да ведет он нас к победам во славу нашего инфанта и будущего короля дона Карлоса Мария Исидро, и дай Бог сыну моей матери увидеть все это.

Мой генерал начал с яичницы из полудюжины яиц, у трех из которых было по два желтка, и он макал в эти желтки ломти хлеба из грубой муки. Потом ветчина с помидорами — надо было видеть эту картину! Еще одна яичница и колбаса, жареная на решетке — уже с моей тарелки, два кувшина парного молока, чашка сливок, мой стаканчик вина, жаркое из нервионских угрей с соусом, пара сдобных булочек на молоке, еще одна колбаска на решетке, куча жареных шкварок, ломти хлеба с маслом и солью, яблоко, которое он буквально вырвал у меня изо рта, жареный каплун, кролик с фасолью из Герники, отварная рыба, жареные анчоусы, две сочных груши, большая глиняная чашка риса на молоке, два графина вина и бутылочка водки, настоянной на травах.

Батарея в Бегоньи лишь после полудня выдвинула на передовую свои гаубицы, а мой генерал, близкий к апоплексии и обильно потеющий после замечательной трапезы, не отважился взгромоздиться верхом на лошадь и отправился в Аморебьету на шарабане. Он так набил брюхо, что брюки отказались сходиться на талии. Сомневаюсь, что ему удастся порадовать эту лисицу Брихиду удачными маневрами и выпустить хоть один снаряд из своего орудия".

Это пантагрюэлевское похмелье стало последним для вояки-карлиста. На следующий день, 15 июня 1835 года, генерал Сумалакарреги был ранен шальной пулей в ногу, прямо на балконе дворца маркиза де Варгаса, откуда он вел наблюдение за вражескими позициями. Через несколько дней он умер от заражения крови.

Чрезвычайно приятное и доставляющее огромное удовольствие, хотя и дорогое.

Страдающий недугом стремится есть и пить все самое наилучшее. Делать это можно прямо у себя дома, если вы заблаговременно запаслись всем необходимым, умеете и хотите готовить, или же в одном из любимых ресторанов.

Такое похмелье свойственно гурманам.

Так, например, в день гастрономического похмелья мой друг сеньор Рубиновый, утонченный гурман, известный пьяница и, заодно, нотариус городка Кастро Урдиа-лес, Кантабрия, для начала завтракает дома. К столу подают стакан сока красного помело, холодный суп из дыни с тонкими ломтиками иберийского окорока, два жидких яичных желтка, украшенных ложечкой иранской икры на слегка поджаренном хлебце из муки грубого помола, рюмочку «Дом Периньона», маленький, свежеиспеченный круассан с голландским сливочным маслом и пару чашечек черного колумбийского кофе.

Быстро разобравшись с делами в нотариальной конторе, он на такси — непременно на «Мерседесе» — отправляется в Бильбао, чтобы побродить по городу, заглянуть в парочку книжных магазинов, подкрепиться бульончиком, рюмочкой хереса и тостами в баре «Монтеррей», может быть, даже взглянуть, что за выставка проходит в Гуггенхайме или Музее изящных искусств, в баре «Серантес» угоститься морскими уточками, сбрызнув их парой рюмок «Вейгарадеса», после чего выпить «Кровавую Мэри» в JK. Когда же, наконец, настанет час обеда, он направляет свои стопы в ресторан «Зортзико», где делает замечательный выбор: в качестве аперитива — сухой мартини «Бомбей Сапфир»; вазочка с паштетом из утиной печени в желе из молодого вина с глазированной грушей; этот деликатес следует запивать сладким белым Токаем, смакуя, маленькими глоточками; полдюжины поскрипывающих устриц с похрустывающими хлебцами, парочку моллюсков в раковинках под соусом из копченой свининки; шарик фисташкового мороженого и еще один — из чернильного осьминожьего сока вместе с txakoli Aretxaga или Txomin Etxaniz; молодой голубь, отваренный в пять приемов, а к нему полбутылки сухого красного «Рода I», супчик из диких ягод, кофе и арманьяк «Домэн Буаньер».

Потом он снимает номер в ближайшей гостинице «Лопес де Аро», где, возможно, немножко посмотрит по телевизору платный порно-канал — в похмелье сеньор Рубиновый становится не только гурманом, но и похотливым онанистом — и погружается в дневную сиесту.

Ближе к ночи он оставляет гостиницу и углубляется в переулки старого города, где ужинает шашлычками, запивая их бокалом-другим шампанского брют. Всему этому предшествует ритуал смакования освежающего джин-тоника в баре «Урдинья». Шашлычок из брюшка тунца в «Виктор Монтес», шашлычок из креветок у Фернандо, фаршированные моллюски в «Баете», подкопченные шкварки в «Хукела», осьминоги a feira в «Лага», маленький стейк по-татарски в «Гатсе», маринованные анчоусы в «Ирринтзи» и чуть-чуть окорока по-иберийски в «Сантамарии», где, наконец, и запьет все молодым красным вином «Луис Каньяс».

И вот, сгибаясь под тяжестью съеденного за день, моря шампанского и завершающих глотков молодого красного, сеньор Рубиновый понимает, что одно похмелье уже закончилось и плавно перетекло в следующее. Похмелье гастрономическое трансформировался в этиловое. И тогда он устремляется в квартал Барренкалье, где и доходит до ручки, накачиваясь джин-тоником в самых грязных забегаловках.

Один Бог знает, как завершится эта ночь.

А на следующее утро — начинай сначала.

Сеньор Рубиновый несет на себе бремя тридцати килограммов лишнего веса, гипертонии, повышенного сверх всякой нормы уровня содержания мочевой кислоты, глюкозы и холестерина, а также трансаминаз и триглицеридов, причем в количествах, какие и не снились Ричарду Харрису, Ричарду Бартону, Питеру О'Тулу и Оливеру Риду вместе взятым в их самые лучшие времена. Хотя он зарабатывает немалые деньги, он живет одним днем, не рассчитывая своих сил и влезая в долги.

Ни одна страховая компания не берется страховать его жизнь.

В основе своей оно точно такое же, как и два предыдущих типа, но с одним существенным отличием: «больной» утоляет похмельный голод исключительно всяким мусором вроде дешевых сладостей, печенья и пирожных промышленного изготовления, полуфабрикатов, замороженных продуктов, сладких газировок, всякого фаст-фуда, сомнительных консервов, дурного хлеба и прочих негодных продуктов того же рода.

Эта разновидность очевидно одной природы с похмельем умопомрачительным и пещерным.

Удивительное дело: индивидуумы, опошляющие хорошее, кровью и потом заслуженное похмелье вышеописанными отталкивающими вкусами, в обычной жизни и в рот не берут таких гадостей; иногда (впрочем, очень редко) между ними встречаются даже гурманы. Но с похмелья с организмом происходит ужасная метаморфоза, и страсть к поглощению мусора побеждает все. Страдающий от страшного проклятья бедолага осознает всю глубину своего падения и предается низменным удовольствиям в уединении, в тиши домашнего очага.

Правда и то, что многие из нас с бодуна частенько испытывают всепобеждающее влечение к пище жирной, или приторно сладкой, а то начинают экспериментировать с кулинарными изысками сомнительных вкусовых качеств, да еще обильно поливая их противоречивыми и неожиданными соусами.

Должен признаться, я и сам как-то раз умудрился щедро оросить кетчупом пару сосисок типа франкфуртских, о чем и по сей день вспоминаю каждое утро, едва пробудившись, и краснею от стыда.

Но одно дело всего разок поддаться приходящей слабости (ведь и самая профессиональная шлюха нет-нет, да и пукнет, не удержавшись), и совсем иное — проводить день-деньской, заглатывая пищу, которую отвергла бы самая разнесчастная свинья, приговоренная к откармливанию исключительно комбикормами из рыбьей муки, и чье мясо впоследствии отдает прессованной треской.

Итак.

Следуя принятой для данного трактата (практически, без каких-либо исключений) методике, я сознаю, что должен привести пример такого нечеловеческого поведения, но в данном случае, исключительно по причине чувствительности, сталкиваюсь с большими затруднениями.