Говоря таким образом, его блуждающие по комнате глаза упали нечаянно на большую занавесь, скрывающую постель.

— Ага! — воскликнул он тоном победителя. — Я не могу дотрагиваться до священного тела короля, для выяснения причины его смерти; но это тело принадлежит мне, и в его внутренностях я буду искать тайну.

И, встав с места, он открыл занавеску. Бомануар, о котором медик совсем забыл, издал громкий крик удивления и жалости.

Арнудина, все еще одетая в тот же самый костюм, лежала, как заснувшая, на постели. Руки ее были сложены на груди, сверкавшей ослепительной белизной.

— Боже!.. Какое прелестное создание! — прошептал маркиз.

— Этого же мнения был и Франциск, — сказал Амброзий Паре, который, будучи углублен в науку, никого и ничего не уважал. — И все же это прекрасное тело вскоре разложится; на этих губах не останется ни малейшей краски. Но прежде чем это случится…

И медик схватил свой скальпель.

— Боже! — воскликнул испуганный маркиз, — ведь это святотатство!

— Вы называете святотатством то, что безжизненная материя служит для здравия живых созданий Бога? Разве вы не знаете, что тайны, открытые в трупах людей, дают мне возможность вылечивать сотни живых? Полно, Бомануар, будьте мужчиной.

Сказав это, медик совершенно обнажил грудь молодой женщины, и, взяв поудобнее скальпель, готовился сделать разрез… Но вдруг он сразу побледнел и весь затрясся, так что Бомануар не мог не заметить его страха. Вооруженная скальпелем рука опустилась, прежде чем могла нанести удар.

— Что случилось, маэстро? — спросил Бомануар, испуганный страшной переменой лица медика.

— Содрогание… трепет… — шептал Паре. — Неужели остаток жизни хранится в этом теле?..

И он прибавил, содрогаясь:

— Может быть, я находился в положении Весаля и чуть-чуть не разрезал человека, который еще жив…

— Как?! Она живая? — вскричал Бомануар. — Но признаки смерти… такие же самые, как у короля… И если это правда…

Амброзий уже больше не слушал его. Между бесчисленным множеством склянок, бывших в шкафу, он выбрал сильно отрезвляющее средство и поднес к носу Арнудины. Мнимо усопшая вздрогнула всем телом.

— Она живая! — закричал Амброзий Паре, почти обезумев от радости. — Да будет благословенно мое любопытство! Через него я спасу несчастную от самой ужасной смерти, а может быть, спасу и самого Франциска.

Между тем у любовницы короля признаки возвращения к жизни усилились: сперва она шевельнула рукой, потом головой и, наконец, открыла глаза. Сначала сознание было не ясно, но вскоре оно вполне возвратилось. Она потянулась и села на кровати, но, увидев двух незнакомых мужчин, вскрикнула от страха.

— Не бойтесь ничего, дитя мое, — сказал Амброзий Паре. — Я маэстро Амброзий Паре, медик его высочества, и по его приказу должен лечить вашу болезнь.

— Король? — спросила молодая женщина, сложа руки. — Так король жив?

— Я вам повторяю, что вы здесь по его приказанию.

Молодая женщина подняла глаза к небу, и взгляд ее был полон благодарности.

— Но, дочь моя, — прибавил медик, бросив выразительный взгляд на маркиза, как бы прося его содействия, — король имел ту же самую болезнь, какая постигла вас. И так как мы думаем, что здесь кроется преступление, то покорнейше просим подробно рассказать все.

Арнудина побледнела, не знала, что говорить, и видимо волновалась.

— Вы колеблетесь, — сказал медик, нахмурив брови. — Значит, вы боитесь чего-нибудь? Почему вы отказываетесь все рассказать нам?

— Потому что, — решилась, наконец, Арнудина, — тут идет дело об очень сильных людях… и они заставили меня поклясться.

— Никакая клятва не действительна, когда в ней есть преступление, — сказал строго медик, — и если вы опасаетесь открыть нам правду, то я и господин Бомануар даем вам честное слово, что все останется между нами.

Арнудина посмотрела внимательно на обоих стариков и решилась, наконец, открыть им все, начиная с появления Дианы и кончая последним словом короля. Она объяснила, что впала, по всей вероятности, в сон потому, что понюхала воду, в которой Франциск мыл руки.

При этих словах и медик, и Бомануар вскочили со своих мест.

— Вы слышали, Бомануар? — воскликнул Паре. — Оказывается, дело идет об усыпляющем средстве, которое, однако, не убивает. Под этим кроется какое-то страшное злоумышление. Побежим, может быть, мы поспеем вовремя.

Бомануар был готов в одну минуту.

— Ты подожди нас здесь, — сказал он Арнудине. — Если наши заботы окончатся удачей, то я могу смело сказать, что ты будешь первая дама во Франции по почету.

И после этого они удалились, оставив очень удивленную Арнудину ожидать их. Минуту спустя в комнату вошел какой-то человек лет пятидесяти, доброго и честного вида, одетый в длинную черную мантию, какая употреблялась в то время работающими врачами. Он нес в руках поднос с чашкой, наполненной дымящимся бульоном, издававшим аппетитный запах.

— Мой учитель Амброзий Паре поручил мне приготовить вам этот бульон. Я не такой хороший медик, как он, но зато умею готовить чудный бульон! Ха-ха! — и улыбка гордости озарила говорившего.

Хотя вид его вполне внушал доверие, тем не менее, Арнудина колебалась выпить бульон. Помощник Паре заметил колебание, но не подал никакого вида.

— Позвольте, — сказал он, — отведать мне, достаточно ли в нем соли… Это довольно важная вещь, пересолен ли бульон или недосолен? Отличный, — прибавил он, отведав.

Видя, что он отпил немного из чашки, Арнудина больше не боялась: она взяла чашку и с удовольствием выпила все до дна.

Внезапно она побледнела, выпустила чашку из рук, которая, упав на пол, разбилась вдребезги, и свалилась на постель. Арнудина немного вздрогнула, на губах появилась кровавая пена, и все было кончено.

Тогда невинная улыбка сошла с лица мнимого помощника.

Это был преподобный отец Лефевр. Он с чертовской ловкостью сумел бросить смертельный порошок в бульон после того, как отведал немного, чтобы успокоить ее. Лефевр нагнулся над Арнудиной и, положив ей руку на сердце, прошептал:

— На этот раз нам удалось. Этот болван Паре не поспеет вовремя вернуться, таким образом, самый важный свидетель устранен, и если этим двум и удастся спасти Франциска, то они останутся обманщиками и клеветниками… Обидно, что пришлось уничтожить такое прелестное создание: каприз короля мог бы продлиться еще долго…

И ворон, принесший смерть, ушел, не взглянув больше на несчастную жертву его.

— Черт возьми! Господа, скоро ли кончится эта несносная комедия? Клянусь святым Дионисием, моим покровителем, я велю вас всех повесить, от первого до последнего, ослы вы этакие!

И человек, полураздетый, с перекосившимся от ярости лицом, вбежал в трапезную, где пять монахов сидели за завтраком. Служители Бога при виде этого бешеного человека вскочили с мест и схватили, что попало под руку, вилку или нож, и стали за стулья. Но скоро появились четверо горцев, которые, по знаку монахов, схватили этого бешеного и связали его. Он стал кричать, как сумасшедший, но на это не обращали внимания и снесли его в ближайшую келью. Там он, наконец, опомнился: почувствовал себя слабым, одиноким и обессиленным. Тогда он понял значение и силу своего несчастья и заплакал. Опишем этого несчастного. Это был человек высокого роста, с благородным лицом. К нему в келью вошел настоятель монастыря — монах с умной физиономией и глубоким, пронизывающим взором. Он подвинул себе кресло и сел около постели связанного.

— Меня уведомили, — сказал он гнусаво, — что на вас напал новый припадок ярости. Я сомневался, но эти веревки подтверждают сообщение.

Пленник хранил угрюмое молчание.

— Ну, полно, скажите мне, как аббату этого монастыря, с вами плохо обращались? Вы чем-нибудь недовольны? Говорите спокойно, сын мой, чего вы хотите?

— Я желаю, чтобы кончилась эта отвратительная и подлая комедия, — ответил резко пленник. — Хочу, чтобы мне возвратили мой чин, мое положение и мою власть!