Огромные магазины, построенные и спланированные по последнему слову торгового бизнеса, ломились от товаров. Деньги текли в кассы нескончаемым потоком. Такси и других машин на улицах было множество. Однако транспортный поток нигде не приближался к критическому максимуму. Здесь было вполовину меньше пробок, чем в других таких же по размеру городах. Радовали взгляд яркая одежда и улыбающиеся лица пешеходов. Бросалась в глаза необычайная чистота улиц. Казалось, все здесь самодовольно любуется собой.

И в то же время с первых часов пребывания в Вадосе меня не покидала мысль: а что бы сказал на все это крестьянин, карабкавшийся с семьей к своему бараку?

Моя гостиница «Отель-дель-Принсип» оказалась на Пласа-дель-Сур — одной из четырех главных площадей Сьюдад-де-Вадоса. Площади без особой выдумки назвали по четырем сторонам света. Мы уже были почти возле отеля, когда я заметил, что машина свернула в сторону. Я наклонился к водителю, чтобы узнать, в чем дело, и только тут заметил, что весь транспортный поток перед въездом на Пласа-дель-Сур отведен в сторону. Мне удалось увидеть лишь сквер посреди площади. Водитель остановил такси у тротуара и закурил.

Я спросил, что случилось. Шофер пожал плечами.

— Я тут ни при чем, — ответил он, бросив быстрый взгляд на счетчик.

Опустив стекло, я увидел, что перед площадью собралась многоголосая, шумная толпа. Но где в Латинской Америке вы не встретите темпераментных людей? Уличные торговцы сновали со своими тележками и лотками со сладостями. Однако обилие полицейских машин свидетельствовало о том, что происходящее отнюдь не связано с увеселительным мероприятием.

Через несколько минут на площади появилась цепочка полицейских, которые дубинками стали разгонять толпу. Таксист потушил сигарету, аккуратно спрятал окурок в карман и рванул с места. Под скрежет тормозов мы пересекли улицу и свернули на площадь.

Среди деревьев по посыпанным гравием дорожкам прогуливались люди, и ничто не говорило о необходимости полицейского вмешательства. Мужчина в поношенной хлопчатобумажной куртке неторопливо бродил с метлой по площади, тщательно собирая в длинный серый пластиковый мешок какие-то бумажки, похожие на листовки.

Такси подъехало к «Отель-дель-Принсип» — белому зданию с бронзовыми украшениями. Внушительный фасад опоясывала застекленная балюстрада с тремя подъездами. Такси остановилось у первого из них.

К машине тотчас подскочили трое оборванных подростков и неопрятного вида девушка, которые до того сидели на корточках, прислонившись спинами к газетному киоску. Они рвались отворить мне дверцу, выгрузить багаж, смахнуть пыль с ботинок. И что бы они ни делали, руки их в любой момент готовы были поймать брошенную мелочь. Таксист не шелохнулся, затем приоткрыл окно и с отвращением сплюнул на обочину.

На верхней ступеньке лестницы стоял величественный швейцар. Он обернулся на шум, мгновенно оценил обстановку и накинулся на оборванцев, громовым голосом изрыгая им вслед какие-то ругательства. Затем он спустился ко мне.

— Добрый день, сеньор! — произнес он на сей раз с такой изысканно вежливой интонацией, что я с изумлением взглянул на него, почти не веря, что это исходит от того же человека.

— Если не ошибаюсь, сеньор Хаклют?

Я кивнул и расплатился с таксистом, дав ему большие чаевые. Он вылез из машины и помог бою выгрузить мой багаж. Повернувшись, я посмотрел на площадь.

— Что-то случилось? — поинтересовался я. — Почему площадь закрыли для проезда?

Швейцар прервал разговор с боем и устремил на меня холодный ироничный взгляд.

— Не знаю, сеньор. Думаю, ничего особенного.

Я понял, что произошло что-то важное, во всяком случае, достаточно важное, чтобы произвести неприятное впечатление на иностранца, и решил выяснить все при первой же возможности.

Я вошел в номер. Сверху из окна хорошо просматривалась часть города, примыкавшая к площади. Прежде всего следовало позвонить в муниципалитет и договориться с начальником транспортного управления о встрече на утро, затем надо было принять душ и переодеться, а уж потом можно и побездельничать. Приступая к новой работе, я обычно часов по четырнадцать в сутки знакомлюсь с фактическим состоянием дел, чтобы составить собственное суждение. А перед этим не грех отдохнуть и расслабиться.

Пока я договаривался о встрече, бой быстро и умело распаковывал мои чемоданы. Несколько раз, когда он не знал, как поступить с незнакомыми для него предметами вроде теодолита или портативного компьютера, он молча протягивал их мне, глазами спрашивая, куда положить.

После его ухода я бегло осмотрел свое снаряжение, дабы убедиться, что при переезде оно не пострадало, и решил спуститься вниз чего-нибудь выпить.

Холл был просторным и уютным. Архитектор со вкусом разместил в нем пальмы и разнообразные лианы, которые росли в высоких вазонах. Интерьер был выдержан в черно-белых тонах, даже низкие столики были инкрустированы в виде шахматных досок.

Я не сразу заметил, что сидевшая рядом со мной пара увлечена игрой в шахматы, и именно столешница служит им шахматной доской.

Мое внимание привлекла женщина. Возраст ее нельзя было определить с первого взгляда. Ей можно было дать от тридцати до пятидесяти. Копна блестящих черных волос обрамляла почти совершенный овал лица. Утонченность черт несколько нарушал лишь резко очерченный волевой подбородок. Цвета глаз я не мог разглядеть за густыми, длинными ресницами. На ней было прямое без рукавов платье цвета кардинал. Изящные золотые часы на тонком запястье почти сливались с золотистым загаром, что невольно наводило на мысль о холености и состоятельности их владелицы. Длинные пальцы сжимали незажженную сигарету.

Дама играла хорошо, атакуя с откровенной прямотой, что поставило ее противника в затруднительное положение. Я немного подвинул кресло, чтобы следить за ходом игры.

Появился официант и сказал партнеру дамы, что его просят к телефону. Тот извинился и встал, как мне показалось, с явным облегчением. Дама кивнула и откинулась в кресле. Только теперь она поднесла сигарету ко рту и открыла сумочку.

Я галантно щелкнул зажигалкой, что ее ничуть не удивило. Она прикурила, затянулась и посмотрела на меня.

Глаза у нее были с фиолетовым отливом.

— Спасибо, — любезно произнесла она по-испански.

Незаметно подошел официант, чтобы убрать шахматные фигуры. Она жестом удержала его и, показав на шахматную доску, спросила:

— Хотите доиграть партию?

Я улыбнулся и покачал головой. У белых не было никаких шансов.

Она кивнула официанту, чтобы убрал фигуры, и пригласила меня пересесть к ней за столик.

— Сеньор — иностранец, — констатировала она. — Скорее всего, он здесь впервые.

— Совершенно верно. Но разве это так заметно?

— О да. Вы были удивлены, увидев, что шахматные столешницы действительно предназначены для игры.

Интересно, как и когда ей удалось заметить это. Я пожал плечами.

— Да, вы правы, — признался я.

— Вам придется еще встретиться с этим здесь, в Вадосе, да и по всей стране. Можно сказать, шахматы стали у нас таким же национальным увлечением, как и у русских.

Она вспомнила про свою сигарету, затянулась и стряхнула пепел.

— Наш президент, конечно, мечтает в один прекрасный день открыть в Вадосе второго Капабланку. Поэтому все мы с раннего детства играем в шахматы.

— А сам Вадос тоже шахматист? — спросил я, чтобы как-то поддержать разговор.

— О да, разумеется.

Мой вопрос, видимо, удивил ее.

— Говорят, он прекрасно играет. А вы?

— Я шахматист весьма посредственный.

— Тогда сеньор, если он останется здесь, должен оказать мне честь и сыграть со мной партию. Позвольте узнать ваше имя?

Я представился.

— Хаклют, — задумчиво повторила она. — Знакомое имя. Меня зовут Мария Посадор.

После того как мы обменялись общими, ни к чему не обязывающими фразами, мне показалось удобным спросить ее, что произошло на площади в момент моего приезда.