– Вы играете в джин-рамми?

Я сказал, что играю, потом спустился и сообщил Солу, что до конца дня он свободен, если договорится с Фредом, чтобы тот без пяти семь подошел ко входу в «Мейдстоун» и был готов провести ночь в вестибюле девятого этажа после нашего возвращения из «Десяти маленьких индейцев». Три часа игры в джин-рамми облегчили мой бумажник на восемь долларов семьдесят пять центов. Не то чтобы она так здорово играла или мне так не везло, но я решил, что несправедливо обыгрывать девушку, которая и так проиграет десять долларов Солу. Впрочем, надо отдать ей должное, играла она очень аккуратно. Так играл еще, пожалуй, Лон Коэн. В шесть часов мы кончили играть, заказали и съели сандвичи с кофе, после чего Джулия переоделась.

Я на своем веку перевидал немало увеселительных заведений в Манхэттене, главным образом в компании Лили Роуэн, но «Десять маленьких индейцев» не посещал ни разу. Правда, сидел я в основном в гримерной Джулии, крохотной комнатенке, примерно шесть футов на восемь. Когда Джулия выступала, я стоял за кулисами, а Фред дежурил в зале, ближе к входной двери. Джулия, признаться, стоила той тысячи в неделю или даже больше, что ей платили. Поскольку род ее занятий не имеет прямого отношения к описываемым событиям, я ограничусь только одним: Джулия честно отрабатывала свой гонорар. И посетители явно были со мной согласны – публика ревела от восторга. Один из поклонников даже исхитрился пробраться в ее гримерную ближе к полуночи; воздыхатель так набрался, что, когда я его выталкивал, засыпал на ходу.

Когда мы наконец высунули носы на стужу и ветер, такси уже поджидало у входа – у Джулии была постоянная договоренность с одним водителем на четверть второго. По дороге Джулия с Фредом возобновили разговор, который затеяли еще по пути в кабаре; они договорились, что на лето Фред сдаст Джулии в аренду одного из своих четверых детей, и теперь обсуждали цену и другие условия. Зная Фреда, я надеялся, что Джулия раскусит бесхитростную шутку, а зная Джулию, я надеялся, что Фред догадается, что она валяет дурака.

Когда такси подкатило к «Мейдстоуну», швейцар уже ждал. Он услужливо открыл и придержал дверцу. Мы вылезли на тротуар, и такси отъехало. Заходить в гостиницу я не собирался; мне предстояло сменить Фреда в десять утра, и по плану я должен был уснуть еще два часа назад. Мы так и стояли кучкой на тротуаре – Джулия между мной и Фредом, – когда грянул первый выстрел. Я среагировал на выстрел – резкий громкий хлопок, а Фред среагировал на пулю, хотя в тот миг я еще этого не знал. Словом, Фред упал. Второй выстрел прозвучал не то до, не то после, не то как раз тогда, когда я сбил Джулию с ног и навалился на нее. Если вы станете возражать, что настоящий джентльмен просто прикрыл бы девушку грудью, я соглашусь, но отвечу, что джентльмену следовало знать, откуда стреляют. Я, между прочим, тоже прикрыл Джулию, когда свалился на нее. Вывернув шею, чтобы осмотреться, я увидел, что тупица-швейцар застыл с открытым ртом у дверей и глазеет куда-то через улицу. Других выстрелов не последовало.

– Лежите и не шевелитесь, – приказал я Джулии и поднялся. Тут послышался голос Фреда:

– Этот гад попал в меня.

Фред приподнялся на руках, опираясь на одно колено. Я спросил, куда его ранило. Он ответил, что в ногу. Швейцар сказал:

– Я видел его, он был там, у стены.

Джулия молчала. Молодец. Я оглянулся. Из гостиницы вышел портье. На углу остановилась парочка, мужчина и женщина, и в испуге таращилась на нас. С другой стороны вприпрыжку приближался фараон. Я снова велел Джулии не шевелиться и быстро перебежал улицу. Вдруг убийца решил дождаться, пока она встанет? Мне пришлось подтянуться на руках, чтобы заглянуть за стену. Парк был погружен во тьму, но снега было достаточно, чтобы на белом фоне разглядеть человека. Его там не было. Когда я вернулся к «Мейдстоуну», полицейский склонился над Фредом и сказал портье, чтобы тот вызвал «скорую». Джулия лежала в прежней позе. Я помог ей подняться, сказал Фреду, что вернусь, а сам повел Джулию в гостиницу. Полицейский окликнул меня и сказал, что ему нужны имена свидетелей, но я ответил, что он слышал, как я пообещал вернуться, и продолжил свой путь. Джулия храбрилась, стараясь унять дрожь, и я решил, что она в состоянии пройти от лифта до двери своего номера, не опираясь на мою руку.

Войдя в гостиную, она произнесла:

– Представляю, во что превратилась моя шубка!

И сбросила ее, прежде чем я успел помочь.

– Не сыпьте соль на рану, – сказал я. – Когда-нибудь я вам выскажу, какая вы смелая, замечательная, решительная и отважная, но сейчас мне некогда. Попади пуля на два фута левее и на фут выше, вас бы уже не было в живых. Вам повезло, вы, должно быть, родились в рубашке, а вот мне прощения нет. Я должен сейчас спуститься и выяснить, что случилось с Фредом. К моему возвращению вы должны уже сложить вещи.

– Сложить вещи?

– Да. Вы переезжаете в так называемую южную комнату в доме Ниро Вульфа. Она расположена над его спальней и имеет три окна, которые выходят на юг. Зимой там очень красиво. Вам понравится.

Она замотала головой.

– Но я… Я вовсе не хочу прятаться.

– Послушайте, котеночек. Зайчик. Ягненочек. Я больше не имею права приказывать вам. Неужто мне придется вас уговаривать?

Я вышел.

На улице собралась уже небольшая толпа зевак. Фред лежал на спине, а портье подсовывал ему под голову подушку. Какая-то женщина твердила, что Фред застудит легкие. Фараон со швейцаром стояли возле каменной стены. Я присел на корточки рядом с Фредом и спросил, куда его ранило. Он сказал, что в левую ногу чуть повыше колена, и что он думает, что повреждена кость. Потом он спросил:

– С ней все в порядке?

– Да, – сказал я. – Когда я вернусь из больницы, то заберу ее к нам домой. Я не хочу…

– Ты не едешь в больницу. Отвези ее сейчас. Полицейский задавал вопросы, но я ничего не знаю. Правильно?

– Конечно. Ниро Вульф нанял тебя, чтобы ты помогал мне охранять ее, и все.

– Хорошо. Ой! Отвези ее сразу. Мне уже приходилось бывать в больницах. Не оставляй ее одну. Этот сукин сын едва не убил ее даже при нас. Жаль только…

Фред приумолк, так как подошел полицейский. Ему нужны были очевидцы, и я назвал троих: себя, Фреда и Джулию. И все. Я знал только то, что кто-то в нас выстрелил. Пока фараон раздумывал, не взять ли меня в оборот, подоспела машина «скорой помощи». Я проследил, как они погрузили Фреда, потом вернулся в «Мейдстоун» и поднялся на лифте на девятый этаж.

Когда я постучал в дверь, голос Джулии спросил:

– Это вы, Арчи?

– Нет. Это дядюшка Римус.

Она распахнула дверь, и я вошел. На полу стояли большой чемодан и баул.

– Я не стала вызывать коридорного, – улыбнулась она. – А то вдруг бы вы передумали?

Я нагнулся и поднял вещи.

В воскресенье в девять утра я спустился в кухню, поздоровался с Фрицем, достал из холодильника апельсиновый сок, уселся за свой стол, зевнул, покосился на «Нью-Йорк Таймс» и протер глаза. Подошел Фриц с листком бумаги в руке и спросил:

– Ты был пьян, когда написал это?

– Нет, просто с ног валился. Я и забыл про нее. Что там написано?

Фриц откашлялся.

Он бросил записку на стол.

– Я и сказал Вульфу, а он спросил: «Кто она?» Что я мог ответить? И ты собираешься готовить ей завтрак в моей кухне?

– Посмотрим, сумею ли я ясно изложить свои мысли, – предложил я. – Спал я четыре часа – ровно половину того, что мне нужно. Относительно того, кто она такая – положись на меня. Я согласен, что завтраки – твоя епархия, но она на завтрак ест яичницу, а ты яичницу не готовишь. Теперь – к делу. Похоже, в этом доме сеть субъект, который еще больше не выносит женщин, чем Вульф – это ты. Черт побери, вроде я все-таки достаточно ясно изъясняюсь. – Я отхлебнул еще сока. – А яйца нужно взбить в бульоне с красным вином…