– Это невозможно, – отозвались в трубку. – В эти дни мы оплачиваем тысячи выигрышей. Нашим кассирам некогда даже взглянуть в лицо клиентам. А что касается пяти сразу, так это бывает: знакомые иногда просят получить заодно со своими…

На втором совещании у начальника Сгибнев сидел как на скамье подсудимых. До него едва доходил смысл свалившихся на него обвинений.

Это он, Сгибнев, в погоне за «оперативностью» пренебрег первичными показаниями свидетелей.

Это он не ухватился за лотерейные билеты и не использовал их для задержания преступника.

– А может быть, заявление о билетах ложное? – предположил кто-то из оперуполномоченных. – Фининспектор дело понимает…

Сгибнев только усмехнулся про себя: это исключалось. Хомина в магазине сразу проговорилась о билетах. Она была убеждена, что кошелек у преступника, поэтому не могла врать. Другое дело, если бы она назвала другие номера и серии в надежде, что пропажа не будет обнаружена… Но и в этом случае, чтобы доказать ее обман, необходимо найти те билеты, которые лежали в кошельке с деньгами. И, словно угадав мысли Сгибнева, начальник ответил на высказанное предположение:

– Это маловероятно. При любых обстоятельствах потерпевшей не было смысла делать ложное заявление. – И добавил: – Если она не безнадежная дура…

– Два остальных билета, на которые выпали крупные выигрыши, следует перекрыть и за пределами нашей области, – вмешался начальник отдела БХСС. – Времени для этого достаточно, потому что крупные выигрыши оформляются через Москву, а с момента кражи прошло всего двое суток. Пока же, на мой взгляд, следует разобраться со всем этим лотерейным хозяйством. Обратите внимание, что Хомина потеряла, по ее словам, не свои билеты, а мужа и домработницы. А выигрыши-то, как видите, не простые. Их приятно получить тем, кто выиграл. Следует подумать над этим, следует…

– Вы слышали, Сгибнев, что вам советуют? – спросил Береснев и настоятельно потребовал: – Кража должна быть раскрыта во что бы то ни стало! И два билета должны быть у вас в руках. Они важнее этих ста двадцати пяти рублей. И дело тут не только в сумме выигрышей. Вы поняли?

– Так точно, товарищ майор, – приподнялся Сгибнев.

А сам решительно не знал, что еще нужно предпринять для дальнейшего расследования.

…К вечеру Сгибнев допросил мужа Хоминой – Юрия Михайловича Пустынина, с которым она уже четвертый год жила в незарегистрированном браке, и их приходящую домработницу Екатерину Клементьевну Бекетову. Оба они подтвердили, что билеты принадлежат им и отданы Хоминой для получения выигрышей. По просьбе Сгибнева они сказали, где приобретали лотерейные билеты. Пустынин объяснил, что купил пятьдесят билетов в пассаже.

Бекетова приобрела в течение двух месяцев семнадцать билетов в кассах магазинов, где ей предлагали их взять при сдаче денег за покупку продуктов.

Теперь у Сгибнева оставался один-единственный путь, самый трудный и безнадежный, но единственный, – это искать злополучный украденный кошелек.

Как часто бывает при очень простых, на первый взгляд, преступлениях, общий успех расследования решало вещественное доказательство. Оно определяло все: и направление следствия, и наиболее вероятного преступника, оно могло объяснить, как произошла кража, и куда могло исчезнуть похищенное.

На все эти вопросы мог ответить маленький черный кошелек с двумя отделениями из лакированного кожзаменителя на бежевой шелковой подкладке, закрывающийся на обыкновенную металлическую кнопку…

Подходила к концу неделя безрезультатных поисков. На каждом утреннем оперативном совещании, испытывая мучительные приступы стыда, Сгибнев коротко докладывал:

– Кража не раскрыта.

Наконец начальник отделения не сдержался и ответил ему с усмешкой, смысл которой поняли все:

– И не раскроется, пока вы будете заниматься ею в своем кабинете. – Он увидел, как побледнел Сгибнев, как резко обозначились его скулы, и сказал мягче: – Ты бы не терял времени, Коля…

После совещания Сгибнев вернулся в кабинет, опечатал сейф и наказал соседу:

– Будут спрашивать, скажи, что приду к концу рабочего дня.

Через двадцать минут он сошел с трамвая у оперного театра, пересек по бульвару улицу Тургенева и сел на скамейку против магазина «Подарки».

Октябрь срывал с пожелтевших кленов уцелевшие листья и укладывал их на асфальт аллеи, согретой последним теплом солнца. Кое-где под надзором бабушек копошились в пожухлой траве деловитые малыши, на соседних скамейках выясняли отношения молодые парочки, а порой и люди с торопливой походкой вдруг неожиданно останавливались посреди аллеи и, найдя свободное место на какой-нибудь скамье, садились прочесть газету или просто отдохнуть.

А Сгибнев подумал с тоской, что никогда не пользовался таким отдыхом. Он даже не мог бы припомнить, в каком месяце летом стояла хорошая и плохая погода. Не мог, потому что у него просто не было времени обратить на это внимание. Он вечно торопился с делами или прел с допросами в кабинете, или еще противнее – рылся при обысках в чужом людском хламе. При этом ему и в голову не приходило, что живет он не так, как все люди, что существует вот такое небольшое благо, как короткий отдых на воздухе: захотел – и посиди.

Он видел над кромкой подрезанных акаций на противоположной стороне улицы большую надпись «Подарки», и его неприятно поразила мысль, что вот среди этих отдыхающих на бульваре людей может оказаться обыкновенный жулик, который через минуту поднимется со скамьи, войдет в магазин и украдет у кого-то деньги, лишив не только радости, а может быть, и средств существования целую семью.

И в нем снова проснулась жгучая ненависть ко всем этим верникиным, шиловым и другим, которые без всякого права пользуются тем же солнцем, тем же теплом и светом, что и все другие люди.

Сгибнев огляделся вокруг. Внизу, в конце сквера, шумел трамвайной й машинной суетой перекресток Карла Либкнехта – Ленина. Он был не более чем в ста пятидесяти шагах. На этом отрезке улицы в течение получаса и произошло все.

…Пожалуй, впервые за свою работу в уголовном розыске Николай Сгибнев не просто анализировал факты, основываясь на знаниях криминалистики и учебной хрестоматии преступности, аналогий и прочего арсенала сыскной работы. От этого всегда зверски устаешь. Он попытался рассуждать как обыкновенный гражданин, которому известны кое-какие обстоятельства и факты одного преступления и который думает о них, чтобы занять свой отдых на скамейке бульвара против магазина «Подарки».

Он представил себе, как из дверей магазина выскакивает преступник и, торопясь скрыться, бежит к улице Карла Либкнехта. Да, именно туда, потому что в той стороне была Шилова…

Нет. Все было не так. Преступник не бежал. Он спокойно пошел туда, чтобы своей поспешностью не вызвать подозрений.

Итак, кошелек украли не позднее четырех часов десяти минут. Киносеанс, на котором была Шилова, начался в четыре часа тридцать.

Сгибнев поднялся со скамьи, вышел из сквера н, заметив время по часам, пошел к кинотеатру «Совкино». Переход занял всего три минуты. Тогда Сгибнев вернулся к «Подаркам» намеренно медленно. На это ушло пять минут.

Значит, кто бы преступник ни был, даже если это была Шилова, которой еще надо было продать билет, для него оставалось свободных десять-двадцать минут.

Что могло произойти за эти совсем короткие минуты?..

Сгибнев не умел думать, сидя на месте. Он и не заметил, что снова занялся предположениями. Размышляя, он проехался на трамвае до ВИЗа, прошел пешком до дома Шиловой и вернулся в центр. Но ему показалось этого мало, и он зашел в столовую УралТЭПа, проследив там, сколько понадобилось неторопливой женщине на обед. Потом он побывал в близлежащих магазинах, вдосталь наглазевшись у всех прилавков.

Подведя итог всему, сопоставил время с показаниями Шиловой. На проезд с ВИЗа до Толмачева, на обед и магазины, на очередь в кассе кинотеатра Сгибневу потребовалось три часа.