– Нисколько, – ответил Вульф, – продолжайте.
– И вот теперь, сказал он, когда Вульфа тоже вызвали на собеседование, он, Донахью, понял, что Вульф так или иначе отвертится от этой истории, а сам Донахью влипнет по самые уши. Поэтому он решил заключить со мной нечто вроде сделки. Если бы я употребил свое влияние на районного прокурора, с тем чтобы ему, Донахью, насколько возможно смягчили участь за организацию прослушивания телефонных разговоров, то он обещал под присягой дать полный перечень операций такого рода, и давал бы в суде все показания, какие требуются. Я спросил его, знал ли Вульф, что прослушивание было противозаконным, и он ответил – да, знал. Я попросил его рассказать о себе подробнее, но он отказался это сделать, пока я не соглашусь на его предложение, сообщив только, что жил в Нью-Йорке в отеле «Марбери». Я ответил ему, что не готов сразу заключить с ним такую сделку, что мне надо подумать, и, оставив его в той же комнате, вернулся к себе и…
– В котором часу это было? – спросил Грум.
– В половине десятого или на одну-две минуты позже. Мои часы не такие точные, как у Гудвина, но достаточно верные. – Он посмотрел на часы. – Сейчас на них час сорок две.
– Ваши часы спешат на три минуты.
– Значит, когда я вернулся в свою комнату, было ровно пол-десятого. – Он снова повернулся к Вульфу. – Разумеется, я посмотрел, сколько у меня в запасе времени. Собеседование должно было начаться в десять. Я рассудил, что случившееся достаточно важно, чтобы посоветоваться с госсекретарем. Я позвонил ему, но мне сказали, что он на совещании в Нью-Йорке, а его секретарь не знал, по какому номеру его можно застать. Я позвонил в контору прокурора штата Нью-Йорк моему другу Лэмберту, он помощник прокурора, и сказал ему, что мне срочно нужно полицейское досье на Уильяма А.Донахью, который прошлой весной жил в отеле «Марбери». В четверть одиннадцатого я еще не получил никаких сведений. Я пытался связаться с помощником госсекретаря, но его на месте не оказалось. Я рассказал обо всем Тому Фрэзеру, и…
– Достаточно, – прервал его Грум. – Вы не стали возвращаться в тридцать восьмую комнату, где остался Донахью.
– Нет. Я сказал ему, что мне нужен еще час или два. Когда и в одиннадцать часов я не получил никаких сведений из Нью-Йорка, я решил вызвать на очную ставку Вульфа и Донахью и посмотреть, что из этого выйдет. Я отправился в комнату для собеседования и вызвал Вульфа и Гудвина. – Хайетт посмотрел на часы. – Я опаздываю, во время обеда у меня назначена встреча.
– Да, я помню, – ответил Грум и обратился к Вульфу: – Вы хотите что-нибудь спросить у мистера Хайетта?
Вульф сидел на стуле, скрестив ноги, – как всегда, когда ему было тесно и неудобно без подлокотников. Когда Грум заговорил с ним, он распрямил согнутые ноги и положил руки на колени.
– Я хочу задать всего один или два вопроса. Мистер Хайетт, вы, наверно, помните, как сегодня утром сказали мне, что верите тому, что я вам рассказал. Почему вы мне это сказали?
– Потому что я именно это и хотел сказать.
– Вы ведь уже говорили с Донахью.
– Это правда, только я ему не поверил. О вас мне кое-что известно, о нем же я ровным счетом ничего не знал. Хотя бы в силу простой вероятности я склонялся больше верить вам, по крайней мере поначалу.
– А сейчас вы по-прежнему верите тому, что я вам рассказал?
– Ну… – Хайетт взглянул на Грума и снова на Вульфа. – При создавшихся обстоятельствах я не могу считать свое мнение достаточно убедительным, к тому же вряд ли это относится к делу.
– Возможно, и так. Тогда еще одно. Донахью говорил об организации прослушивания телефонов, отметив, что был замешан во многих операциях такого рода. Упоминал ли он в связи с этим какие-то другие имена, кроме моего?
– Да, он упоминал и других, но больше всего говорил о вас.
– Кого еще он называл?
– Минутку, – прервал Грум. – Я думаю, это перечислять ни к чему. Мистер Хайетт, вы можете идти.
– Я хочу знать, – настойчиво повторил Вульф, – не называл ли этот человек кого-либо еще из тех сыщиков, кто был вызван сегодня.
Как говорится, хотеть не вредно. Хайетт вопросительно посмотрел на Грума, тот в ответ покачал головой, и Хайетт, поднявшись, вышел из комнаты. Вульф снова скрестил ноги и сцепил на животе руки – уж очень неудобно ему было сидеть. Его необъятные габариты всегда особенно бросались в глаза, когда он сидел на таком игрушечном стульчике, с которого со всех сторон свешивалась его могучие телеса.
Когда дверь за полномочным заместителем госсекретаря закрылась. Грум заговорил:
– Мне хотелось, чтобы мистер Хайетт сам рассказал вам обо всем. Для пущей ясности. Не хотите ли вы теперь изменить свои показания? Или, может, что-то добавить? Правда, Донахью мертв, но он оставил следы, и у нас есть зацепки, в каком, направлении вести расследование. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Конечно, – хрюкнул Вульф. – Мистер Грум, я совсем не прочь побеседовать с вами, но не собираюсь толочь воду в ступе. Что касается того, чтобы изменить свои показания, то я могу подправить стиль или пунктуацию, но суть останется та же. Добавить я также могу совсем немного, – например, что этот человек солгал мистеру Хайетту, заявив, что представился мне как Донахью и что я был в курсе того, что прослушивание было противозаконным. Впрочем, это и так подразумевается из моего отчета. У меня к вам есть только одна просьба. Сейчас я знаю его имя, по крайней мере то, что он назвал мистеру Хайетту, и знаю название отеля, где он проживал. Вряд ли я могу быть вам здесь полезен – я не имею ко всей истории никакого отношения. Но если вы позволите мне прямо сейчас вернуться в Нью-Йорк, я приложу все свои знания и опыт, чтобы выяснить, кто этот человек, откуда он взялся, чем занимался и с кем был связан…
Вульф умолк, потому что Грум повернул голову – дверь открылась и вошел еще один человек в полицейской форме. Он подошел к Груму и протянул ему сложенный лист:
– Капитан, это для вас.
Грум развернул бумагу и пробежал ее глазами. Потом он отослал полицейского и, снова прочитав написанное, поднял глаза на нас с Вульфом.
– Это ордер на ваш арест как главных свидетелей убийства. Я должен действовать соответственно. Хотите ознакомиться с документом?
Я повернул голову и посмотрел на Вульфа. Готов засвидетельствовать, что за целых десять секунд гробового молчания он ни разу не моргнул, после чего произнес единственное слово:
– Нет.
– Позвольте мне, – сказал я и протянул руку. Грум вручил мне ордер. Полный кошер, даже наши имена были написаны правильно. Подпись судьи читалась примерно так: Бимнайомр. – Кажется, это не фальшивка, – обратился я к Вульфу, но тот даже не взглянул на меня.
– Я даже не знаю, как это назвать, – процедил он ледяным голосом, не сводя глаз с Грума. – Своеволие? Самоуверенность? Или просто упрямство?
– Вульф, вы не в Нью-Йорке, а в Олбани, – Грум старался не показывать, как он горд собой. – Я еще раз спрашиваю вас, вы хотите изменить что-либо в своем отчете?
– Вы в самом деле собираетесь выполнить предписание ордера?
– Я уже это сделал. Вы арестованы.
Вульф повернулся ко мне:
– Какой номер у мистера Паркера?
– Иствуд 62605.
Вульф поднялся, подошел вокруг стола к креслу, которое освободил Хайетт, и, опустившись в него, взял телефонную трубку. Грум вскочил было, но, сделав шаг, остановился и сунул руки в карманы. Вульф набрал номер и прогудел в трубку:
– Пожалуйста, Нью-Йорк, Иствуд 62605.