– Он ждет вас.

В висках стучало. Превозмогая слабость, я направился в Овальный кабинет. Президент был сдержан.

– Добро пожаловать, – коротко проговорил он. – И будьте любезны объяснить вот это!

Телеграмму, которую он протягивал мне, я видел как в тумане. Это был отчет о наших переговорах с кубинцами, подписанный Марвином. Себя он изобразил почти Бенджамином Франклином, зато из меня сделал этакого простака из детской сказки. Увы, из-за дурного самочувствия я не мог даже как следует постоять за себя.

– Черт бы его побрал, – прошептал я.

– Это все, что вы можете сказать? – спросил президент.

– Да здесь сплошная неправда. Он бы отдал им Флориду, если бы они попросили.

– Поэтому вы облевали их новую электростанцию? И, кстати, штаны Кастро тоже? Герб, как вас угораздило?

Я все объяснил как мог, но было ясно, что президент разочарован. Следующие несколько дней я старался не попадаться ему на глаза, надеясь, что его недовольство мной сойдет на нет.

Вся администрация лихорадочно готовила почву для «нормализации». Через неделю после моего бесславного возвращения было назначено совещание в Овальном кабинете. Президент, казалось, был смущен неожиданно бурной реакцией политических кругов.

– Звонил Холт, – сказал он. – Спрашивал, когда «мы собираемся» в Гавану. Петросян бьет копытом, потому что боится, как бы Флорида не стала сданной картой в будущей политической игре. Рейгелат в восторге. Считает, что какая-нибудь из антикастровских группировок обязательно взорвет меня. Напомните, Бэм, – повернулся он к Ллеланду, – как у нас появился Рейгелат.

– Северо-Восток.

– Ах, да. Правильно.

На этом совещании он сообщил нам, что решил не ехать в Гавану и не приглашать Кастро в Вашингтон. Марвин заерзал в кресле и попытался отговорить президента от этого решения.

– Прений не будет, – заявил президент. – Я так решил. Кастро – диктатор, а диктаторы любят парады. Тогда они чувствуют себя законными правителями. Ему не нужно быть признанным Соединенными Штатами Америки, ему надо, чтобы Соединенные Штаты Америки его уважали. Признание он получит, а вот уважения не дождется.

После этого президент высказал пожелание, чтобы я вернулся в Гавану для организации встречи в верхах. Я не поверил своим ушам и при всех спросил, почему он предлагает это именно мне, если учесть неприятности, сопровождавшие мою первую поездку.

Он ответил, что Клэй Кланахан из ЦРУ считает мои «неприятности» хорошо срежиссированной игрой, и ухмыльнулся.

– Марвин был заранее готов согласиться на обмен визитами. А вас никак не удавалось уговорить. Клэй думает, это была очень эффективная комбинация. Ну, – хохотнул он, – я тоже парень не промах.

Вадлоу, сказал я себе, мы уже не в опале. Марвин не скрывал своего недовольства.

Не глядя на него, президент взял настольный атлас и открыл его на Карибских островах. Указкой он провел прямую линию от Ки-Уэста до Гаваны.

– Вот тут, – сказал он, начертив маленький знак «икс». – Восемьдесят два градуса западной долготы. Двадцать три градуса пятьдесят минут северной широты… скажем, двадцать четыре градуса. Как раз посередине. Сообщите Команданте, что я встречусь с ним здесь. – Он сделал пометку карандашом. – С вами будет Лесли Дэч, – добавил он с хитрой улыбкой.

Фили, Марвин, Ллеланд и я обменялись взглядами.

– Вы уверены, что это необходимо? – спросил я.

Но президент только улыбался.

Лесли Р. Дэч, руководитель президентского «авангарда», несомненно, был лучшим специалистом в своем деле, но абсолютно не желал входить в тонкости политики. Ему ничего не стоило перекрыть Бруклинский мост в час пик, чтобы дать дорогу президентскому кортежу, или закрыть аэропорт в пятницу накануне Дня труда. Когда президент готовился посетить Южный Бронкс, Дэч потребовал за ночь снести несколько больших жилых зданий, потому что с них снайпер мог с легкостью разглядеть президентский профиль.

Его девизом было «Прочь с дороги». Эта фраза стала священной и для подчиненных Дэча. (Одна из секретарш даже вышила ее на подушке, которую я по понятным причинам запретил фотографировать.)

Во время предвыборной кампании Такера Лесли сумел поссориться практически со всеми, с кем контактировал. Наверное, это неизбежно, и все же необходимо было соблюдать вежливость, поэтому мы после каждого инцидента посылали письмо с извинениями типа:

Лесли не скрывал своего презрения к дуракам, относя к этой категории большую часть человечества. Однако он был настолько хорош в своем деле, что мог считать себя неприкосновенным. Ему ничего не стоило сотворить чудо, а большинство политиков любит, когда вокруг них творятся чудеса. Это внушает им иллюзию собственной божественной ауры.

Лесли, Марвин и я полетели в Гавану, на сей раз без всякого грима и маскарада. Марвин все еще ворчал по поводу решения президента не превращать двустороннюю встречу во что-то непристойное и, насколько я подозревал, не совсем отказался от своей версии «нормализации отношений» между странами.

– Герб, он упускает грандиозную возможность, – сказал мне Марвин, когда «Джет Стар» летел на высоте 33 000 футов над ночным Мексиканским заливом. – Получается какая-то тайная встреча посреди океана… Какой смысл?

– Марвин, президент знает, что делает. Нам надо просто выполнять свою работу.

Он понизил голос, чтобы Дэч, сидевший напротив нас, его не услышал.

– Больше всего меня раздражает он. – Марвин кивнул на Дэча. – Ведь он сумасшедший, неужели вы не видите? И все испортит.

– Успокойтесь. Какая разница, понравится он кубинцам или не понравится? Скорее всего, не понравится. Дэч никому не нравится. Но Дэч – гений.

– Насчет этого я не сомневаюсь!

– Президент доверяет ему.

Марвин заерзал в кресле.

– Тогда почему у меня схватывает живот от дурных предчувствий?

– Марвин, я понятия не имею, что у вас с желудком. Но на всякий случай предлагаю вам пить только воду из бутылок и не есть салатов. Среди чудес мистера Кастро не значится борьба с инфекцией.

С этими словами я вернулся к своим бумагам.

Гальван выразил очевидное разочарование, когда Марвин проинформировал его о решении президента встретиться с Кастро на двадцать четвертом градусе северной широты и восемьдесят втором западной долготы вместо Пенсильвания-авеню. Мгновенно убрав с лица улыбку, он сказал, что Команданте на такой вариант не согласится.

– Вряд ли это можно рассматривать как всего лишь вариант, – вмешался я, прежде чем Марвин начал ходить вокруг да около.

– Он с вами свяжется, – мрачно произнес Гальван.

– Когда?

Вопрос задал Лесли, а мы с Марвином принялись на два голоса уверять министра иностранных дел, что находимся в полном его распоряжении. Одна обида в адрес Лесли была уже «зарегистрирована», и Гальван повернулся к нему.

– Я вам сообщу. Команданте занятой человек.

Лесли смотрел как бы сквозь министра.

– Ага, отлично, я тоже занятой человек. Поскольку мистер Эдельштейн и мистер Вадлоу тут…