107. Я бы застрелился от стыда, если бы вдруг встретил человека, который знает обо мне всё – всё, что я знаю о себе сам.
108. Мы вообще о себе слишком плохого мнения. Своя репутация – самая подмоченная. И в то же время, мы никак не можем согласиться с тем фактом, что вся наша личная жизнь – сплошное блядство. И если бы только личная! Блядство – во всем. Блядство на всех уровнях и в любых сферах, блядство как таковое – без нравственных оценок и морализаторских выводов. Блядство как контрреволюция.
109. Лучший отдых – перемена партнера.
110. У меня есть подруга. У тебя есть друг. У твоего друга тоже есть подруга. У моей подруги тоже есть друг. У этого друга есть подруга. У этой подруги есть друг. У того друга тоже есть подруга. У той подруги тоже есть друг… И так до изнеможения. Все немножечко спят. Так, дремлют. И все гадают: замкнется – не замкнется?
111. Спящие люди – либо нужно через них перешагнуть, либо прилечь сбоку и уснуть за компанию. Тормошить, будить их – увы, бесполезно и бессмысленно. Лицо спящего человека – это гримаса искренности.
112. От женщин, которые не хотят за меня замуж, я ухожу. От женщин, которые жаждут этого, – убегаю.
113. Вот там, господа заседатели, моя революционная щепетильность. – Я готов простить женщине, если она изменила мне, но никогда не прощу измены моим принципам!
114. Такова природа моего магнетизма – в конце концов я отталкиваю то, что сам притянул слишком близко.
115. Что наши чувства? Всё, в сущности, боль. Не более.
116. Я говорю, а жизнь сдерживает мое слово. Когда-то я сказал или даже поклялся, что полюблю только одну женщину, которая будет достойна моих комплиментов. И вот – встретил тебя. В очередной раз сработал Закон Бумеранга.
117. Замкнулось! У друга есть подруга. У подруги есть я. У меня есть ты. Чтобы оказаться вместе, понадобился длинный витиеватый путь живого кровосмешения… Но у тебя тоже есть друг, а у меня тоже есть подруга… Все это, как судьба однажды сворованной вещи, – её будут воровать вновь и вновь.
118. Он прокрался за нею в прихожую. Хотелось успокоить ее, но гораздо сильнее было желание просто побыть с нею еще хотя бы несколько секунд наедине. Он что-то прошептал, она ответила: «Спасибо», – и сделала то движение, тот жест, который так его изумил и измучил. Изумляющим – и прекрасным – было то, что спустя каких-то три минуты, когда он, уже распрощавшись, прокручивал в мыслях всю сцену, то никак не мог вспомнить, как именно это жест выглядел, в чем заключалось это движение? В памяти осталось только приятная суть происшедшего. И он понял, что произошло чудо– форма бесследно растворилась в содержании.
119. Мои друзья, которые холодно отзывались о тебе, перестали быть моими друзьями. Твои друзья, косо смотревшие на меня, сделались моими врагами. Твой брат оказался моим недругом. Твой лучший друг стал моим злейшим врагом.
120. Могильщик Пьер советовал мне: «О врагах – либо хорошо, либо ничего.»
121. Командор был типичный homo moratus – человек порядочный. Аккуратный, непьющий, с синицами в руках, румяной лысиной, занятиями спортом, здоровыми запросами, карманной сметой, букетами из трех гвоздик, планами на два поколения вперед, погибшим первым браком и вызывающей безликостью… Меня унижала сама мысль, что ты можешь стать пунктиком этого перечня. Я должен был разрушить вашу крейцерову пастораль, хотя бы уже из протеста дурному вкусу.
122. Почему я никуда не спешу? Потому что в любом деле для меня главное – победа, а не участие.
123. Но не бойся, разрушение приносит только пользу. Ведь разрушая – разрушаешь иллюзии, как и созидания – созидаешь их же. А иллюзии лучше разрушать. То же, что таковыми не является, то есть настоящее, – разрушению не подвластно, оно будет всегда, ибо оно просто есть.
124. Ящерица, которая не умеет отбрасывать свой хвост, в конце концов превращается в анаконду.
125. Сновидение. Зоопарк. Меня держат в клетке вместе с огромным старым Питоном, растянувшим свое мясистое тело по всему периметру. Питон сильно болен, полумертв, он почти не двигается, только тяжело дышит и иногда кашляет. Сквозь решетку я наблюдаю, как возле клетки напротив какая-то пожилая дама навещает обезьянку. Дама долго стоит возле изгороди, гладит обезьянку по руке, кормит финиками. Питон объясняет мне, что когда-то эта обезьянка была молодым человеком, возлюбленным дамы, но их союз разгневал богов весны, и те превратили молодого человека в животное. Уже много-много лет он и она могут встречаться только здесь, в зоопарке. «Будь осторожен! – предостерегает меня Питон. – Боги нынешней весны только и ждут, как бы превратить тебя в медведя!»
126. Пройдет еще пять минут, и я проснусь, радуясь, что придумал повод для звонка тебе…
127. Алло? Телефонные встречи. Телефонные свидания. Телефонный роман. Телефонная любовь. Телефонное супружество. Телефонные дети. Телефонные сцены. Телефонный развод. Пиип. Пиип. Пиип. Пиип. Пиип…
128. Чтобы твое молчание услышали, надо быть на слуху. Шлейф опереточного героя преследует меня. Видимо, таков человеческий любого архетипа. Герой, посмевший рассердить небеса, на земле выглядят посмешищем.
129. «Так дай же мне шанс,» – сказал я богу Саваофу. На что тот отвечал: «Вот он, бери. Только это будет очень мучительный шанс. Слушай внимательно. Ты отправишься туда еще раз – последний, учти и помни это. Впрочем, вспомнить это ты не сможешь, как не сможешь вспомнить и еще множества важных вещей. Ты даже не будешь знать, зачем ты живешь и каков твой смысл. На этот раз ничего я тебе не дам, а, наоборот, все отниму. У тебя не будет ни имени, ни состояния, ни связей, ни везения, ни трудолюбия, ни призвания, ни друзей. Я запущу тебя в такое время, в такую страну, к таким родителям, что ты и задуматься не посмеешь о том, кто ты на самом деле. Тебе останется только терпеть и выживать. Вот так то, милый мой.»
130. И я сказал ей так: « Лучше ночи с тобой может быть только жизнь с тобой.» Фраза, которая могла стать революцией, но осталась только литературой.
131. Почти все мои сновидения заканчиваются какой-нибудь литературной фразой, которая уже вроде, ко сну и не относится, а в явь явно не вписывается. Эти полусонные советы, правила, законы – именно они будят меня. Они же делят мою биографию на несколько чужих и перетасовывают многие жизни в одну судьбу.
132. Прошу обратить внимание, господа заседатели, на некоторые статистические выкладки. Средняя продолжительность моих жизней – тридцать пять лет. Процентное соотношение между насильственной смертью и самоубийством – шесть к одному. Естественная смерть отсутствует вовсе (не берем в расчет случай, когда я в сорокалетнем возрасте сошел с ума и практически покинул свое тело, хотя моя вдова еще десять лет ухаживала за ним самым обстоятельным образом). Мною написано восемнадцать автобиографий, средняя степень достоверности которых составляет 84,4%. Выдержки из некоторых поданы вам в письменном виде.
133. Что я больше всего ценю в людях? – Умение понимать намеки. Что я ценю выше этого? – Умение говорить прямо, без намеков.