Старинные испанские романсы донесли до нас драматическую историю о любви и предательстве, в результате которых пало вестготское королевство и Испания на восемь веков оказалась во власти арабов. Случилось это, разумеется, из-за женщины, которую, как поется в народных испанских романсах, звали Ла Кава. Она была дочерью правителя Сеуты, могущественного графа Хулиана. В нее-то и влюбился вестготский король Родриго:

(Здесь и далее – перевод А. Ревича).

Негоже королям говорить такие слова! Особенно, если до того им снились зловещие – вещие! – сны о нашествии иноземцев. Сгорая от страсти, Родриго настолько потерял голову, что совершил весьма некоролевский поступок: заманив красавицу в западню, взял ее силой. Горько рыдая, Ла Кава поведала обо всем отцу, и тот поклялся отомстить Родриго. Ночью он тайно отворил арабам ворота сторожевой крепости на Гибралтаре, и их полчища хлынули в Испанию. Родриго пал в первом же бою. Хроники повествуют о происшедшем несколько иначе, строя историческое здание не на безумствах страсти, а на крупной игре политических интересов. Известно, что невезучий король Родриго правил всего год: с 710 по 711-й. До него королем вестготов был некто Витица, перед смертью завещавший королевство своему сыну Агиле, нелюбимому вестготской знатью. Недовольные феодалы взбунтовались и провозгласили королем Родриго. В стране фактически началась гражданская война. Вот тут-то на сцену и выступают арабы, давно покушавшиеся на плодородные земли Андалусии. Арабский халифат с центром в Дамаске был могуч и воистину необъятен. Правила им династия Омейядов, все более расширявшая свои владения. К началу VIII века арабами была завоевана вся северо-западная Африка, коренное население которой составляли воинственные племена берберов. С арабскими и берберскими военачальниками и вступил в сговор сторонник наследного принца Агилы – дон Хулиан, комендант крепости Сеута, фактически контролировавшей пролив, который ныне называется Гибралтарским. Тогда никто и не предполагал, что последствия простого военного соглашения окажутся столь катастрофическими. Союзникам предлагалось разбить армию Родриго, а в награду получить казну стольного города Толедо.

Весной 711 года семитысячное арабское войско под командованием Тарика вступило на Европейский континент. Разумеется, оно переправилось на судах, предоставленных Хулианом, поскольку своего флота в ту пору у арабов не было. Скала, на которой высадился Тарик, получила его имя: Гибралтар означает «гора Тарика»… Но тут произошло нечто непонятное: Агила вдруг предложил Родриго объединить силы в борьбе против общего врага. Что это было? Отсутствие связи между Агилой и Хулианом, не успевшим поставить принца в известность о том, что действует в его интересах? Или Агила оказался порядочным человеком и методы сеутского коменданта представились ему недопустимыми? Или все проще, и благородное предложение лишь маскировало ловушку, подстроенную для Родриго? Похоже на то: ведь двинув армию к югу на помощь королевскому войску, сам Агила уклонился от командования и почему-то предпочел остаться на севере.

До сих пор в школах арабских стран заучивается как образец красноречия обращение Тарика к воинам перед битвой: «О люди, куда бежать? Море за вами, враг перед вами, у вас нет ничего, кроме стойкости и терпения…» Между 19 и 26 июля 711 года состоялось сражение, название которого для слуха испанцев звучит как гул погребального колокола: битва у Гуадалеты. Родриго был полностью разбит. Фланги его войска возглавляли братья покойного короля Витицы – дядья Агилы. Онито и не выдержали удара. Вероятнее всего имело место банальное предательство. Родриго был убит, по одним сведениям, в этом бою, по другим – в следующем. Во всяком случае, тут следы его теряются. Что касается Ла Кавы, то о ней летописцы умалчивают. Почему-то все-таки думается, что она существовала.

– так в испанском романсе с укоризной оплакивается гибель невезучего короля.

Между тем арабы на легких лошадках, а большей частью на мулах, выполняя условия союзнического договора, прямой дорогой двинулись на Толедо. С 711 по 718 год они заняли почти всю Испанию. В тылу у них, правда, иногда вспыхивали восстания христиан, но в целом кампания разворачивалась удачно. Папе Римскому беженцы принесли скорбную весть: христианству на Пиренейском полуострове пришел конец.

Как это могло случиться? Каким образом христианское государство за несколько лет почти полностью оказалось под властью мусульман, а многие его жители без особых метаний променяли крест на полумесяц? Разгадка этой тайны звучит несколько парадоксально: аборигены принимали ислам, потому что никто их к этому не принуждал…

Халифы династии Омейядов были далеки от исламского фанатизма. К моменту захвата Испании ислам был совсем юной религией – со смерти пророка Магомета не прошло и века. Любители радостей жизни, покровители вольной светской поэзии и разнообразных наук, Омейяды не были агрессивны по отношению к народам оккупируемых территорий. Они не стремились насильственно обращать обитателей покоренных земель в магометанство: не рубили голов мирным жителям, не лили в глотки расплавленный свинец, словом, не делали ничего такого, к чему, скажем, притерпелась Русь за время монголотатарского нашествия.

Через несколько десятилетий после завоевания Испании династия Омейядов пала. Ее сменила династия Аббасидов. Столица халифата была перенесена из Дамаска в Багдад. Спасшийся Омейяд по прозвищу Пришелец, или Лишенный наследства, овладел Кордовой и в 756 году провозгласил себя правителем независимого Кордовского эмирата. Звали его Абдаррахман I.

Как говорят историки, в иностранной политике арабы той эпохи не были склонны к кровопролитию на захваченных землях: все сводилось к более или менее регулярному обиранию. Жителей облагали данью, которая, в сущности, и была основной экономической целью арабских военных походов. Исламская подушная подать оказалась гораздо легче обременительных поборов, которые вестготская знать взимала с местного населения. Это примиряло. От подати автоматически освобождались женщины, дети и прочие социально незащищенные элементы. А главное, все принявшие ислам уравнивались в правах с победителями и никакой дани не платили. Кроме того, заповеди Магомета, на взгляд романских и вестготских аборигенов с их некрепко укорененным христианством, мало чем отличались от заповедей Христа. Даже многоженство арабов не поражало обитателей Пиренейского полуострова шокирующей новизной: здесь все насмотрелись на свободные нравы вестготской верхушки, где даже представители духовенства открыто появлялись со своими наложницами, не обращая особого внимания на разбирательства, время от времени учиняемые Римом по этому щекотливому вопросу. Если ко всему сказанному прибавить, что Испания того времени была малонаселенной и во многих местностях просто некому было дать отпор неутомимой арабской коннице, мы поймем, каким образом мусульмане в столь сжатые сроки стремительно продвинулись на север.

Однако судьбы народов, как судьбы отдельно взятых людей, предсказывать трудно. За кем следующий решающий ход в великой и увлекательной игре жизни? Может, за тем, кто не расслабляется, отхватив куш, и не падает духом, проигравшись в дым?

Одна небольшая область на севере так и осталась непокоренной – Астурия.