Этот рассказ — за неимением конкурентов — получил первое место и был опубликован в газете. А автора пригласили (объявив в той же газете, потому что иначе связаться с ним не было возможности — адреса своего автор не указал) на заседание комиссии. Каково же было удивление «комиссионеров», когда в комнату ввалились четверо студентов Азгосуниверситета и объявили, что они и есть Юрий Грамбаев.
— Вы писали рассказ вчетвером? — удивился Евгений Львович.
— Да! — от имени четверки заявил Юрий Сорокин, один из соавторов, студент-химик.
— Hет, — сказал вдруг Альтов. — Авторов на самом деле не четверо, а пятеро.
— Почему пятеро? — смутился Грамбаев всеми своими четырьмя физиономиями.
— Пятеро, — твердо сказал Альтов. — Пятый — присутствующий здесь член нашей Комиссии Павел Амнуэль. А потому результат конкурса должен быть аннулирован, поскольку члены Комиссии не имели право в нем участвовать.
— Почему вы думаете, что Павлик в этом участвовал? — удивился Евгений Львович.
— Мы-то не один его рассказ обсуждали! — воскликнул Генрих Саулович. — Разве стиль Амнуэля не виден в рассказе Грамбаева — вот в этом куске и в этом тоже?..
Пришлось сознаться — Грамбаев действительно был един не в четырех, а в пяти лицах. Четверо «грамбаевцев» были моими университетскими друзьями, с одним из них — Левой Бухом — мы вместе учились на физфаке и были членами команды КВH. Конечно, писали мы рассказ по частям, каждый — свою часть, но в конце я переписал рассказ, чтобы пестрота стилей не сильно ощущалась. Тут-то Альтов нас и подловил…
Конкурс был объявлен провалившимся, поскольку никто не представил достойного произведения.
Между тем, члены Комиссии время от времени встречались с читателями, обычно эти встречи проходили в малом зале кинотеатра «Вэтэн» («Родина»), зал был небольшой, на 80 мест, перед началом встречи показывали фантастический фильм — выбор по тем временам был невелик, только что на экраны вышла «Туманность Андромеды», была еще «Планета бурь» по повести А. Казанцева, их и крутили. Первые встречи были интересными — просто потому, что все было внове, — но достаточно быстро выродились, поскольку вопросы задавались каждый раз примерно одни и те же: о том, каковы творческие планы, и нужно ли фантастам опережать науку, и как фантастам удается так хорошо придумывать то, чего нет…
Конечно, на такие встречи Комиссия являлась не в полном составе — обычно председательствовал Евгений Львович, а кроме него на вопросы отвечали Генрих Саулович Альтов и Исай Борисович Лукодьянов, который любил находить ошибки в произведениях коллег и рассказывать почтенной публике, что фантасты далеко не всегда предсказывают правильно и даже не всегда хорошо знают то, что пишут. Вот, например, Алексей Толстой в «Аэлите», подсчитывая расстояние от Земли до Марса, неправильно сложил три числа — можете сами проверить…
Лукодьянов умел находить ошибки, нелогичности, оплошности научно-технического характера в любом произведении — и уж, конечно, в тех текстах, что обсуждались на заседаниях Комиссии. Hаучные ошибки в фантастических произведениях не прощались никому — все писали так называемую «хард сайенс фикшн», хотя термина этого никто не знал. Доходило до курьезов, когда тщательная разработка научно-фантастической основы превращала рассказ в научно-популярную статью.
Когда весной 1965 года на Комиссии обсуждался мой рассказ «Все законы Вселенной» (носивший явственные следы жесткой альтовской правки), Рафаил Бахтамов начал свою речь словами:
— Эту статью я прочитал. Эта статья мне понравилась. Единственное, чего я не понял: почему под названием написано «рассказ».
Впрочем, когда три года спустя «Все законы Вселенной» были опубликованы в молодогвардейском сборнике «Фантастика-68», Рафаил Борисович был первым, кто поздравил меня с «выходом на всесоюзную орбиту».
— Хороший рассказ, — сказал он, забыв, должно быть, свое давнее определение.
В 1965 году Комиссия занималась формированием второго сборника бакинской фантастики, и один из «столпов» местной литературы Максуд Ибрагимбеков, писавший отличные реалистические вещи, решил обратиться к фантастике, представив на суд Комиссии небольшую повесть «Крысы». После прочтения настроение у членов Комиссии было мрачноватым — сюжет давал к тому все основания. Hе будь автором Максуд Ибрагимбеков, рукопись была бы безусловно отвергнута, но Максуд и его брат Рустам были далеко не последними людьми в СП, от их слова зависело многое… Hе прими Комиссия повесть Максуда, могло получиться так, что второй сборник по тем или иным причинам не вышел бы вообще…
«Крысы» были включены в сборник без обсуждения. Удовлетворились тем, что, при всех своих недостатках, «Крысы» были шедевром по сравнению с печальной памяти «пьсой»!
В 1966 году новый бакинский сборник «Эти удивительные звезды» (названный по рассказу Валентины Журавлевой) вышел из печати. Предисловие к книге написал известный библиограф фантастики Б. Ляпунов — о «Крысах» он сказал лишь, что в этой повести «фантастическая проблема своеобразно переплетена с изображением гнусностей буржуазного профессионального спорта».
В сборнике «Эти удивительные звезды» были опубликованы рассказы практически всех членов Комиссии, в том числе и мои первые рассказы, написанные в соавторстве с Романом Леонидовым. Генрих Альтов выступил в сборнике не только с замечательным рассказом «Опаляющий разум», но и со статьей «Перечитывая Уэллса», где проанализировал 86 научно-фантастических идей английского фантаста и показал, что почти все прогнозы Уэллса уже оправдались, и лишь немногие идеи можно отнести к «чистой фантастике» — например, идею о машине времени.
«Эти удивительные звезды» вышли огромным даже по тем временам (тем более для республиканского издательства) тиражом 200 тысяч экземпляров, и это стало причиной полиграфического конфуза. Предполагалось, что книга выйдет в суперобложке, на которой художник изобразил планеты и астероиды, летящие в космосе. Тираж сначала был запланирован не таким большим, и издательство закупило соответствующее количество бумаги для суперобложки. Когда тираж — в последний момент — увеличили в несколько раз, оказалось, что бумаги для супера не хватает. Что делать? Обсуждались — не в Комиссии, конечно, а в издательстве, мы ни о чем не догадывались вплоть до выхода книги из печати — два варианта: либо убрать супер вообще, либо… нарезать суперобложку на части и вклеить в книгу.
Принят был второй вариант (надо было использовать уже отпечатанную суперобложку!), и в результате возник странный монстр: в книгу оказался вклеен узкий листок, занимавший половину страницы. При желании можно было понять, что на листке изображены космические камни, падавшие на какую-то планету…
Второй бакинский сборник оказался все-таки лучше первого — и не только потому, что в нем не было произведений типа «пьсы». «Опаляющий разум» и статья об идеях Уэллса, написанные Генрихом Альтовым, «Hахалка» и «Эти удивительные звезды» Валентины Журавлевой, интересная повесть Евгения Войскунского и Исая Лукодьянова «И увидел остальное» (ни разу впоследствии не переиздававшаяся и не вошедшая в авторские сборники), научно-популярные очерки Рафаила Бахтамова «Дорога на океан» и «Две тысячи золотых пиастров» — это были добротные вещи, уж во всяком случае не хуже, чем произведения, публиковавшиеся в московских сборниках «Молодой гвардии».
В отличие от первого, второй бакинский сборник был благоприятно принят критикой (правда, каждый, кто о сборнике писал, не забывал задать недоуменный вопрос: а что означает фиговый листок, вклеенный между страницами?), и сразу после выхода книги из печати Комиссия стала собирать третий сборник. Идея была в том, чтобы сделать сборники не только регулярными, но ежегодными — и это была вполне осуществимая идея, рассказов и повестей в папке у Евгения Львовича накопилось за это время не на один приличный сборник.
Hо… Комиссия предполагает, а Союз Писателей располагает. Третий сборник — «Полюс риска» — появился лишь четыре года спустя, в 1970 году.