Поверь, у меня было четверо мужей, это хорошая школа. Я знаю теперь, как жить.

Я все поняла. Не надо лезть друг другу в душу!

– Но если не лезть, зачем жениться, объясни тогда?! – Бунин отхлебнул компот.

– Зачем? Какой это союз двух любящих сердец, когда столько сахара в компот кладете!

– Ну хорошо, Веня. Ты мне нравишься, у тебя незлые глаза, хороший аппетит! На тебя приятно готовить. Ты мне напоминаешь одного моего мужа, но неважно… Я знаю, у тебя приличная пенсия, так что в сумме ты как мужчина имеешь право требовать.

– Конечно, имею, как мужчина! – Вениамин Петрович выпятил грудь.

– Я буду курить на лестнице и меньше, – согласилась Вера Павловна. – Действительно, живем один раз и тот заканчивается. Может, ты прав. Но мой второй муж, полковник в отставке, никогда не попрекал папиросой!

– Учти, Вера, я твой последний муж, подумай хорошенько!

– А третий муж, майор бронетанковых войск, мыл полы!

– Но я, как известно, не майор! Тем более бронетанковых войск! Так что, извини, но пол по твоей части!

Вера Павловна схватила со стены саблю, рубанула воздух и закричала:

– Будешь мыть пол, будешь! А я о тебе заботиться стану! Заштопаю всего, вымою, отутюжу, откормлю – ты у меня станешь майором! – она грохнула саблю на стол, между вилкой и ложкой. – Давай, Веня, прикинем по-хорошему на что будем жить.

Сложим пенсии в кучку.

Сначала Бунин обиженно молчал, косясь на саблю, но когда будущая супруга начала бездарно складывать, вычитать, делить, он вмешался. Они разгорячились, то соприкасаясь головами, то вскакивая и кружа по комнате. Бунин кричал, что не потерпит у себя в доме этот старый шкаф, эту развалюху, хоть она и служила Кутузову. Надо купить стенку, сейчас в каждом приличном доме есть стенка…

Вера Павловна усаживала его на место, совала в рот кусок пирога с капустой и говорила, что шкаф вместительный, а стенка – это молодым. Лучше купить цветной телевизор, чтобы на старости лет увидеть все в цвете…

Незаметно стемнело. Вениамин Петрович спохватился лишь в первом часу.

– До завтра, дорогая, – он направился к вешалке за шляпой.

– Куда?! – Вера Павловна ловким маневром перекрыла дорогу. – Останься!

– Нет, нет, нет! – Бунин покраснел и надел шляпу задом наперед, отчего стал похож на ковбоя, сидящего на лошади задом. – Не в моих правилах оставаться у женщины в первый же вечер! Руку поцеловать могу!

– Руку целуй себе сам! Уже не вечер, а ночь. И дождь идет. Оставайся, – Вера Павловна сняла с него шляпу, потом пиджак. – Да не бойся, не трону! Я лягу там, а ты на диване. Иди, почисть зубы перед сном, помойся и бай-бай! Полотенце твое висит. Ну, не ломайся!

Идти с полным желудком в дождь не хотелось. Поэтому поломавшись для приличия, Бунин остался. Пошел в туалет, почистил зубы, ополоснул лицо. Когда вернулся в комнату, ему было постелено. Вера Павловна уже лежала на кушетке, небрежно прикрывшись одеялом.

– А мой капитан третьего ранга перед сном раздевал меня собственноручно, – вздохнула Вера Павловна. – Спокойной ночи, Веня. Будем спать.

Вениамин Петрович погасил свет, сам себя раздел и лег на хрустящую простыню.

Утром он проснулся свежим и отдохнувшим, желудок не беспокоил. Вера уже хлопотала на кухне. Вениамин Петрович подкрался к ней сзади, долго выбирал место, по которому бы ее шлепнуть и решил, что уместно коснуться плеча.

– Ап! Вот и я, товарищ генерал! Как спалось?

– А вот хамить не надо! – зло ответила Вера Павловна. – Я думала, ты честный человек! Чего ж не предупредил, что храпишь?!

Бунин побледнел:

– Возможно, я и храплю, но будучи в поездах дальнего следования, домах отдыха и в санаториях, я спал с разными людьми – никогда жалоб не было! Тем более многие мужчины, особенно богатыри, испокон веков храпели по-богатырски! Неужели твой майор бронетанковых войск…

– Ты Василия не трогай! – Вера Павловна двинулась на Бунина с кухонным ножом.

– Василий никогда себе такого не позволял в присутствии женщин! Так что, если желаете вступить со мной в брак, будем менять мою квартиру и вашу на двухкомнатную, чтобы вы храпели отдельно!

– Вряд ли мне подойдет ваш вариант! – рассердился Вениамин Петрович. – Вы тут курите, пьете, наедаетесь на ночь, меня скармливаете и еще «не храпи», «не ходи»! Нет! За ужин большое спасибо, но на всю оставшуюся жизнь я себя связывать с вами не намерен! Неизвестно, сколько осталось!

– Такому как вы осталось немного! Тоже мне, подарочек! Да вы, наверное, и в армии-то не служили! Сачок! – Вера Павловна ножом рубанула репчатый лук.

– Я не привык скандалить с женщинами, Вера Павловна, я выше этого! Прощайте!

Ухожу, кухонная вы баба!

– Дуй, дуй! – Вера Павловна двинулась в прихожую, не выпуская из рук ножа.

Вениамин Петрович нахлобучил шляпу, хотел презрительно оглянуться, но не успел и вылетел из квартиры…

Получив боевое крещение, Бунин стремительно шел по улице и думал: «На кой черт это надо! Зарежут на старости лет и вся любовь! Да пошли они к черту! Один не проживу, что ли?..

Через неделю ему позвонили и сказали: есть человек. Сначала он наотрез отказался, но когда услышал, что это бывшая санитарка и двадцать пять лет отработала в популярной больнице, он согласился взглянуть. Тем более у нее двухкомнатная.

– Ты же ничего не теряешь, – сказали ему, – не понравится, ушел и все!

– Не понравится, все и ушел! – бормотал он, направляясь по указанному адресу.

– Будет выпендриваться, тут же уйду! Надо еще проверить, что она за санитар такой, небось, шприц в руках не держала. …Дом был кирпичный, очевидно, кооперативный, недалеко от универсама, через дорогу парк.

Дверь открыла худющая женщина с лицом, вызвавшим у Вениамина Петровича неприятные ассоциации, но с чем – непонятно.

– Здравствуйте, – сказал Бунин, сняв шляпу, – вы по поводу замужества?

– Я, – прошептала хозяйка. – Проходите, пожалуйста!

Глазки у нее были незначительные, а под стеклами очков терялись вовсе. С лица свисал увесистый нос, узкая прорезь рта. Вот и все. «Кого она напоминает?» – мучился Вениамин Петрович, одновременно оглядывая прихожую, коридор, комнату.

Чистота была стерильная да и пахло по-больничному тревожно, как перед уколом.

Осмотрев обе комнаты, Бунин вышел на балкон, который лежал на ветках березы, остался доволен и вернулся в большую комнату.

Женщина назвалась Ириной Сергеевной и села на стул, положив узкие руки на такие же узкие колени. Помолчали.

«То, что балкон, это хорошо, – подумал Вениамин Петрович. – Зимой можно одеться потеплей: и воздухом дышишь и никуда ходить не надо. Комнаты две, так что каждый храпит, как хочет! Лекарствами пахнет, заболел – не надо по аптекам мотаться. А то, что не очень красивая, так мы уже не в том возрасте, чтоб смотреть друг на друга. Но чего ж она все молчит да молчит? Пошла бы ужин сготовила, надо проверить, как у нее получается.» Бунин уставился на бородавку неподалеку от носа хозяйки. Он понимал, что неприлично вот так в упор смотреть на физический недостаток, но почему-то не было сил отвести глаза и посмотреть на что-либо другое.

– Пенсия моя вам известна? – брякнул он ни с того ни с сего.

– Да, я слышала, большое спасибо, – отозвалась Ирина Сергеевна.

– Ну раз известна, тогда, может, чай попьем с чем-нибудь?

– С удовольствием, – ответила Ирина Сергеевна и вышла на кухню.

«М-да, однако, болтушка! Тишина, как в морге. Но потолки высокие, солнечная сторона и хамства с ее стороны не будет, никаких бронетанковых войск. Но страшна! На кого же похожа, ведь похожа на кого-то! С такой выйдешь под руку в парк, подумают, Бабу Ягу подцепил! Даже не знаю, как быть… А с другой стороны, персональная медсестра. Если что, воды подаст и уколом обеспечит, лекарства на любой вкус! А то, что не очень интересная внешне…» Тут Ирина Сергеевна внесла поднос с чаем, и опять Бунина пронзило страшное ощущение: на кого похожа, Господи!

К чаю были сухари ванильные и бутерброды с измученным загнутым сыром.