Все внутри кричало: «Не делай это». Но Настя подошла и вдохнула...

А потом они мчались по ночному городу на ховербордах, цепляясь вакуумными липучками за автомобили и вызывая неподдельный ужас у их пассажиров. И она не боялась навернуться, потому что ощущала паутинки электромагнитных взаимодействий, исходящие из-под дорожного покрытия. Она чувствовала дыхания тех, кто был с ней, биение их сердец и даже то, как, пульсируя, течет кровь в их сосудах.

Потом они добрались до набережной Петроградского острова, где воздвигались новые наноплантовые небоскребы – сейчас было особенно заметно, что это растения, а не постройки. Сосуды и волокна проглядывали сквозь полупрозрачную паренхиму, которая нарастала на центральный ствол.

Какой-то хмырь, получив немного на лапу, пропустил их на стройку, где взрастала высотка, похожая на длиннющий и слегка изогнутый огурец. Сперва они поднимались на внешнем лифте. Вышли на сотом этаже, дальше подъемник уже не вёз.

– Последние десять этажей идут уступами – карабкаться легко, используя арматуру для высокогорных растений, установленную на простенках, – сказал Эдди.

– Я согласна, но разве ты не сделаешь мне обвязку?

– Не-а, – помотал головой Эдди. – Оно того не стоит. Обвязка, карабин, жумар – всё это не для тех, кто штурмует небо. У нас совсем короткое путешествие; короткое, но прочищающее, как клизма. Наверх пойдем только мы вдвоем.

Она поднималась, умоляя себя не смотреть вниз.

– Когда уже оно кончится, это твое «короткое»? – окликнула она Эдди, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Еще немного. Дай руку. Садись, передохни.

Они находились на карнизе, не слишком широком. От первого же случайного взгляда вниз ей стало нехорошо, и она инстинктивно обхватила спутника.

– Это самые искренние объятия, какие только можно представить. А теперь еще немного вверх, в космос.

Вот они уже на кровле – наклон 29 градусов, «комфортный», как сказал Эдди.

– Отсекай от себя высоту, – требует он. Легко сказать.

И все-таки ей удается усилием воли отсечь от себя высоту, начинающуюся в сантиметре от ее ноги. Теперь это не смертельная бездна, а просто фактор среды. Настя даже поймала волну концентрации; теперь всё, что вблизи, стало четче и массивнее, и даже как-то примагничивало; а то, что вдали и несущественно, затянулось белесой дымкой, как на картинах китайских художников. Двинулись. Десять шагов вдоль балюстрады, теперь по кровле. Ветерок приличный по горизонтали и по вертикали, кровля дрожит и вибрирует.

Она ищет руками и ногами выступы на кровле. Теперь ее ступня ровно на краю бездны, нельзя ни миллиметром правее или левее. Вот чей-то камалот, кто-то тут поднимался со страховочным тросом. Но она круче, ей этого не надо.

И вот они уже под самым шпилем – это наноплантовый цветок с двумя лепестками и заостренным бутончиком. Эдди набрасывает веревку на левый лепесток, ловит конец, делает узел и подтягивает его кверху. Он все-таки заботится о ней.

Вот он забрался на лепесток. Стоя на узкой площадке, левой рукой он цепляется за вмятины в наноплантовом покрытии, а правой вкручивает шлямбур и пропускает страховочный конец через его проушину.

Теперь они оба на полукилометровой высоте над городом, залитом лунным светом. Она и Эдди, только вдвоем. А Петропавловка, Адмиралтейство и Зимний дворец похожи на марципановые сладости.

– Ну что, готова? – спросил Эдди.

– Готова, – не задумываясь, сказала она. То, что глюкософт сейчас нарисовал мост, уходящий к Луне, только придало ей решительности.

– Тогда повторяй всё, что сделаю я. И не забывай – ты теперь связана со всем космосом. Никто и ничто не может нам что-то запретить, ни правительство, ни какие-то православные мракобесы, ни даже весь Земский собор.

Он разбежался по лепестку как по трамплину. И прыгнул.

– Иди за мной, – еще донеслось из бездны.

В этот момент к ней подлетел общественный дрон-телохранитель:

– Гражданка Кораблева, город оценивает ваши намерения, как крайне опасные. Прошу оставаться на месте, сейчас я вызываю аэрокар городской службы спасения.

– Отстань, муха.

И Настя поторопилась, чтобы не передумать. Прыгнула прямо в лунный свет. Перед тем как испугаться, она почувствовала, что-то есть внутри нее и вокруг нее, связанное с ней, прочное и надежное. Это не даст ей погибнуть. Она – супер! Секунд через двадцать полета она ощутила, как что-то удерживает ее, не дает ей камнем свалиться вниз – тонкие до невидимости, эластичные и очень прочные нити, протянувшиеся между высотками, играют роль «тарзанок», что ли. А сам полет был прекрасен. Мимо пронесся Эдди.

– Это здорово! Я люблю тебя! – простодушно крикнула Настя своему герою.

Она могла управлять своим полетом, этими нитями, их натяжением. Она вместе с Эдди пронеслась над мрачно-изумрудными водами питерской лагуны, и снова взмыла вверх.

А потом было ложе любви, в одном из садов на крыше эллинга. Через час Настя поняла: то, что шевелиться в ней – чужая жизнь, и она всего лишь кокон для нее.

Эдди как раз куда-то свалил на чужом моноцикле – вроде за алкогольным «песком». А Настя сиганула с крыши эллинга и бросилась бежать по пустой улице. Но слышала в голове чей-то голос: «От этого не уйдешь, оно в тебе», пока не догадалась вытащить психоконнектор из своего нейроинтерфейса. А через минуту заметила погоню – ее преследовали люди-пауки. Они бежали по фасадам, карнизам, крышам домов – перепрыгивая через пролеты улочек. И Настя понимала – от них невозможно уйти. Чужая жизнь, которая в ней, родственна той, что находилось в этих «пауках». Эта жизнь должна была использовать ее, а потом разорвать на куски и выбросить.

Никольский решил взять аэрокар, чтобы поскорее добраться до своего дома в Усть-Ижоре, находящемуся неподалеку от музея Русского фронтира, в который он любил бегать еще мальчишкой. Там можно было, погрузившись в виртуалку, отражать с башенки деревянного острога какой-нибудь из многочисленных набегов ливонских рыцарей или шведов вкупе с полудикими финскими племенами ями и суми… А еще там были модели знаменитых средневековых сражений на северо-западном рубеже Руси – Невской битвы, Ледового побоища, Раковорского сражения, взятия Ландскроны, битвы при Лялице. Маленькие, но подвижные фигурки, кораблики, коняшки – всем этим можно управлять самому, скакать, рубить. Демонстрационный материал, состоящий из нанокристаллов с управляемой изомерией, мог принимать любую форму. Полный улёт…

Сейчас Никольского не ждала семья, лишь старый дом, в котором жили еще его прапрадед и прапрабабка. Прапрадед-шкипер водил самоходную баржу, вывозил детей-дистрофиков из блокадного Ленинграда; ее утопили летом 1942 года итальянские быстроходные катера MAS-526, вышедшие из оккупированной финнами Лахденпохьи. Говорят, что он еще с ручным пулеметом отбивался от катеров, пока детей пересаживали на какой-то баркас…

– Сам поведу, – сказал Никольский роботеху-пилоту.

– Предъявите летное свидетельство.

– На, хоть сожри его, – Никольский тут же принудил себя остыть. Никогда не срывай свое раздражение на женщинах, детях и младших по званию; животные и роботы к ним тоже относятся.

– Извини, что-то заговариваться стал. Вот тебе мои права.

От штаба Роскомфлота он направил аэрокар в питерскую лагуну; за три года здесь выросло еще немало небоскребов, один вообще похож на кочан капусты. Снизился, чтобы пролететь между корпусами Института Прошлого и Будущего.

– Вы покинули воздушный коридор, предназначенный для нашего движения, товарищ капитан III ранга, – напомнил роботех-пилот.

– Во-первых, я же вижу, что никому не мешаю. А во-вторых, если ты наябедничаешь, я превращу тебя в ведро с болтами и гайками.

– Это угроза?

– Нет, скорее шутка, товарищ робот.

– Оценил. Со мной редко шутят. Да и у меня сейчас появилась замечательная возможность просто поглазеть по сторонам, насладиться пейзажем и так далее, и так далее.