— Нравится. Очень нравится! Но кто такие «ори» и где ты научился говорить на их языке?
— Увлекался когда-то этой темой, собирал сведения. Разве это не интересно — искать осколки и составлять из них целое?
— Интересно. Но это если знать, где и что искать… Что такое Оритан? Где он? То есть — где он был, как они считают?
— Если верить легендам, где говорится, что его сковала стужа и вечные льды, то это один из полюсов…
— Антарктида?
Саша тихо засмеялся, пожал плечами и не ответил.
— Саша, я не могу представить: когда ты все это успел! Ты актер, ты телохранитель, ты знаешь языки, интересуешься такими вещами, о которых многие и не знают… Разве можно совместить все это?
— Я знал одного журналиста, он музыкант, владел четырьмя иностранными языками, а образование у него медицинское. Думаешь, одно мешает другому?
— И этот человек тоже умеет перевоплощаться в других? Сегодня в гостинице ты дважды принял облик неизвестных мне людей. Как ты делаешь это?
— Гм… — телохранитель задумался. — Непроизвольно, пожалуй.
— Кто они? Это реальные люди? — допытывалась она.
— Да. Оба.
— И?
— И — что?
— Кто они? Кто был тот, когда ты делал мне массаж?
— Тот самый журналист с медицинским образованием…
— А второй, в коридоре?
— Отец Саймон, священник из Англии. Он приезжал в Новосибирск еще во времена перестройки.
— И ты его охранял?
— Ну, скажем так, я был в группе секьюрити, сопровождавших Саймона.
Рената подозрительно посмотрела на него. Ответы Саши не удовлетворяли. То есть, не были исчерпывающими. Где-то он не договаривал, но девушка не знала, как выведать у него все.
ЗА ТРИДЦАТЬ ТРИ ДНЯ...
Девятое октября у Николая выдалось суетливым. Он уехал еще затемно, а вернулся лишь к полуночи. Из-за той московской командировки накопилась масса неотложных дел, а Гроссман привык, чтобы в бизнесе у него был полный порядок.
Он добрался до кровати и сразу нырнул в глубокий омут сна. Только под утро, перед самым пробуждением, ему пригрезилось нечто странное. Он видел себя в громадном храме с высокими колоннами. Что-то древнеегипетское… Люди, находившиеся в святилище, были участниками непонятной мистерии — с молниями, громом, опрокидыванием земли, гигантской огненной птицей.
Присниться может всякое, тем более — «с устатку». Неважно, что прежде Гроссман вовсе не испытывал большого интереса к исчезнувшим цивилизациям, умолкнувшим языкам и религиозным культам. Необычно другое: во сне он знал тот язык, на котором говорили жрецы, он был среди своих, одним из главных участников ритуала. Ощущение собственных сил — не физических, но совсем иного характера — переполняло его в этом наваждении. Он знал, что и как нужно делать, чтобы достичь цели, он даже не задумывался об очередности своих манипуляций, об источнике энергии. Удивительно, прекрасно, завораживающе! Николай из сна был кем-то другим, и этот другой мнил себя вселенским центром, которому подчиняется бег солнц и планет, который волен разрушать и создавать галактики. И вдруг все пропало: силы, власть, мастерство. Это случилось, когда замер в неподвижности каменный бык на барельефе. Это случилось, когда был смертельно ранен человек в черном одеянии. Меч, что выпал из руки умирающего, звеня, сверкая, кувыркаясь на гранитных плитах пола, полетел под ноги Николаю. Но поднять оружие тот был не в состоянии.
Эти строчки прозвучали на языке ори и угасли с пробуждением разума.
Николай попробовал вспомнить их смысл, проснувшись окончательно, однако это ему не удалось.
— Вот это бред… — пробормотал он, подходя к зеркалу и обращаясь к самому себе: — Где вы достаете такую чудную «траву», Коля?..
Гроссман залез под холодный душ и проорался. Кто-то из соседей отчаянно загрохотал по трубе.
— Ша, дятел! — жизнерадостно откликнулся Ник, прыгая по ванной на одной ноге и ожесточенно растираясь полотенцем. — Наши в городе!
Проходя мимо телефонного аппарата, он вспомнил, что не проверил вчера записи на автоответчике. Наверняка ведь завалили сообщениями, за целый-то день!..
В основном звонили опоздавшие поздравить с днем рождения. Николай, напевая себе под нос какую-то ерунду в стиле «Ксюша — юбочка из плюша», собирался на работу. И вдруг вздрогнул, услышав нежный женский голос, бросился к автоответчику, перемотал катушку, чтобы прослушать с самого начала:
— Уважаемый электронный секретарь! — говорила Рената. — Передайте, пожалуйста, вашему хозяину, который явно заотмечался, что ему звонила бывшая супруга по очень важному и срочному делу. Если ему не будет слишком трудно, то не мог бы он хоть раз переночевать дома? Понимаю, что девочки — на первом месте, но ведь иногда можно сделать исключение! Мы направляемся в Москву. Мы будем там, где однажды, в его день рождения, заблудились и познакомились с парнем, который сыграл нам на гитаре «Вальс-бостон». Перезвоню при первой же возможности. Целую ваши микрочипы и заранее благодарна. Адью! Да, и еще! Пусть сжует пленку с этим сообщением!
Несколько коротких гудков.
Голос у жены довольно бодрый. Вряд ли она говорит с приставленным к виску стволом. Хоть это отрадно… Отрадно? Отрадное? Да нет, вряд ли. Вот же любительница квестов!
Где они заблудились тогда? Где слушали песню Розенбаума?
С огромным трудом Николай воскресил в памяти события трехлетней давности.
Точно! Они пересели не на ту ветку метро, увлеклись поцелуями в пустом вагоне — и их занесло бог весть куда, вышли на одной из последних станций. Это вам не Новосибирск с генеральной Ленинской линией и уже много лет строящейся (но пока все без толку) Дзержинской. А электричка была последней. Да и название нужной улицы оба забыли…
…Выскочили из вагона впопыхах, наугад. Оказалось — «Бибирево». Ренатка вспомнила Сусанина. Пошутили, решили идти ловить такси. Но на грязных ступеньках увидели перебирающего гитарные струны парнишку лет семнадцати и остановились. Рената очень любила песню «Вальс-бостон». Она была странной девчонкой: когда все ее сверстницы «умирали» по Шатунову и плакали по «Modern Talking», она слушала «Любэ» и Розенбаума. А парнишка играл и пел — ни для кого: