Аукционист, слегка опустив голову, взглянул поверх своих очков, сдвинул мягкую фетровую шляпу на затылок и произнёс:

– Гарнитур из двух кресел и четырёх стульев красного дерева. Чиппендель, XVIII век. Спинки стульев из цельного дерева, ножки витые с плоским шарообразным основанием. Гарнитур. Предлагайте цену. Десять? Ну же, кто первый? Пять… пять… шесть… семь… восемь… девять… десять… двенадцать. Я слышал четырнадцать?

Прижав длинный карандаш к губам, Элисон Рид ждала, пока цена ни достигла 30 фунтов, а потом начала торг. Когда сумма выросла до 34 фунтов, остались только Джеймс Холболт из Хай Бэнк и она. Рид подняла карандаш, двигая им как маятником, и повысила цену до 38. Холболт покачал головой, и аукционист, хитро взглянув на Элисон, объявил:

– Предложение дамы тридцать восемь фунтов. Предложение дамы.

Упоминание слова «дама» было уловкой аукциониста сыграть на мужском самолюбии, но в данном случае это не сработало. Частных коллекционеров больше интересовали комоды, а остальные перекупщики знали Элисон и естественно знали, кого она представляет.

– Последнее предложение дамы слева. Кто больше? Кто-нибудь предложит больше, джентльмены? – аукционист прошёлся взглядом по комнате, а потом слегка стукнул матовым молоточком по столу и, опустив глаза в каталог, объявил:

– Уходит к Элмеру.

Клерк рядом с ним сделал запись, а Элисон добавила 38 фунтов в свою колонку цифр, довольная, что получила этот лот после того, как потеряла гарнитур эпохи короля Георга. Стулья были великолепны, только покрытые медью изогнутые ножки чего стоили. Полу понравится. Ей так же удалось заполучить французские часы из севрского фарфора и, конечно же георгианское восьмигранное ведёрко для льда. Последнее было истинным шедевром: с ручками в виде маски и коническими ножками.

Элисон незаметно соскользнула со своего места и направилась к выходу вдоль стены. Когда она проходила мимо перекупщиков, один из них прошептал:

– Как Пол?

– Гораздо лучше, – так же шёпотом ответила Элисон. – Когда я уходила, он уже поднялся с постели и просматривал каталоги.

Они обменялись понимающими улыбками, и девушка двинулась дальше, прокладывая себе путь через толпу. У двери она задержалась, поднимая воротник пальто. Шёл мокрый снег, а в четыре часа по полудни в конце января было уже почти темно. Опасаясь гололёда, она не взяла машину, а так как было слишком холодно, чтобы ждать автобус, быстрым шагом пересекла торговую площадь и направилась кратчайшим путём по знакомым узким улочкам. Через десять минут она уже поднималась по крутому, но невысокому склону холма Тэлли Райз или, как один шутник назвал их улицу, где располагались только антикварные магазины, Золотому Холму. В каком-то смысле это и в самом деле был золотой холм. Из двадцати семи магазинов, располагавшихся по обе стороны улицы, четырнадцать торговали старинным фарфором или хрусталём, книгами или антикварной мебелью и тому подобным. Но здесь не продавали ширпотреба. Ни один знающий человек в городе не пришёл бы на Тэлли Райз в поисках дешёвой подделки. Если вы увидели массивный графин за пару фунтов, то можете быть уверены, это стекло не принадлежит эпохе короля Георга. Но если вы ищите пару воронкообразных бокалов того времени и готовы потратить в районе 40 фунтов, то это будет хорошая сделка. На Тэлли Райз был огромный выбор простой и неказистой мебели, которую нельзя было назвать дешёвой. В центре города можно было купить новый роскошный дубовый комод за 10 фунтов. На Тэлли Райз и в половину не такой великолепный комод стоил примерно 50 фунтов, но зато он бы имел детали, принадлежавшие эпохе короля Якова I, например, медные грушевидной формы ручки. Но оригинал целиком невозможно было приобрести даже за эту цену. Подлинник, если бы вы нашли таковой, стоил бы примерно от 300 до 500 фунтов. Да, Тэлли Райз была очень занимательной улицей.

Магазин Элмера располагался в самом конце на вершине холма. За ним не было ничего, кроме каменной стены. Дело в том, что отвесная скала одновременно служила стеной для подвального магазинчика, и наверх можно было попасть лишь через дверь.

Элисон всегда говорила, что как только переступает порог этого дома, весь мир меняется. Когда-то за этой дверью она обрела безопасность, теплоту и любовь, и никогда ещё её мир не был более желанным, чем в этот унылый день.

Девушка закрыла дверь и тщательно вытерла ноги о половичок, прежде чем ступить на ковровую дорожку, застилавшую полированный пол. По обе стороны от неё с большим искусством и вкусом была расставлена мебель, покрытая тёмной бронзой с зеленоватым налётом. Элисон не успела дойти до конца дорожки, как в дверях появился старик с повязкой на глазу. Его ссутулившуюся спину можно было принять за горб. Он широко улыбнулся и поприветствовал Элисон жизнерадостным голосом:

– Боже! Вы, похоже, замёрзли. Они сегодня топили?

– Как обычно, Нельсон. Я рада, что наконец вернулась домой.

– Ага, готов спорить. Ну, приобрели что-нибудь? Достали меццо-тинто?

– Нет, извини, Нельсон. Они выставили только копии. Но я купила фарфоровые часы и стулья.

– Георгианский лот?

– Нет, его пришлось уступить. За него запросили семьдесят два фунта.

– Ого! Вот это цена.

– Ты что-нибудь продал?

– Нет, мисс Элисон, – рассмеялся старик. – Не в такой день как сегодня.

– Нет, конечно, нет. Никто не захочет забираться так далеко, и я их не виню. Вы уже пили чай?

– Ещё нет. Милая Анджелин как раз должна принести.

Элисон со смехом повернулась и открыла дверь справа от себя. Переступив порог, она оказалась в застланном ковром коридоре, в конце которого находилась лестница, ведущая на второй этаж. Внизу располагались две спальни, её и Пола. Следующий лестничный пролёт вёл в более широкий коридор, где девушка сняла пальто и туфли. В этот момент из кухни раздался голос:

– Это вы, мисс Элисон? Готова поспорить, вы рады оказаться дома. Что за день!

В коридоре появилась женщина с подносом. Она была маленькая и полная, с лицом, покрытым мелкими морщинками, и чёрными волосами, хотя был ли то их естественный цвет, оставалось под вопросом. На её лице было написано возмущение, когда она проговорила:

– Надо было заставить его подняться сюда.

Элисон ничего не ответила и едва подняла глаза, доставая тапочки из ниши. Вражда между миссис Дикенсон и Нельсоном являлась источником развлечения для неё и Пола. Нельсон был родом с севера Англии, а Нелли Дикенсон родилась здесь, в маленьком прибрежном городке и отличаласть консерватизмом и особенным взглядом на жизнь, как она сама признавалась, а потому острый язык, и вольные манеры Нельсона раздражали её.

Направившись к лестнице с подносом в одной руке, миссис Дикенсон добавила:

– Всё готово.

– Спасибо, Нелли.

Элисон направилась к двери в дальнем конце коридора. Войдя в гостиную, она увидела, что всё в самом деле готово.

Как обычно чайный столик был придвинут к огромному камину. На диване перед огнём, утопая в подушках, сидел Пол Элмер. Его большая голова покоилась на спинке. Даже сидя он выглядел огромным. С первого взгляда на его густые светлые волосы, подёрнутые на висках сединой, на крупные черты лица с широко расставленными, но не глубоко посаженными глазами и густыми бровями было понятно, что он выходец из Скандинавии. Приподнятые уголки губ придавали ему забавное выражение. И даже когда глаза его сверкали от гнева, губы продолжали смеяться, что приводило в замешательство собеседника и придавало ему таинственности. Невозможно было понять, о чём он думал, а если кто и пытался, то чаще всего делал не правильный вывод. Но это лицо было центром мира Элисон.

Ей было двенадцать, когда она впервые увидела Пола Элмера. Её дядя Хамфри часто рассказывал о своём фронтовом товарище. Он довольно часто покидал Лидс и отправлялся на юг, чтобы встретиться с ним и всегда оставлял племянницу на попечение экономки. Как-то, вернувшись из очередной поездки, он сказал: