- Лёша, - прошептала Маша, - это что?

   Ответить Алексей не успел - в районе вокзала раздался грохот, в небо взвился столб пламени, потом ещё и ещё. Небо прочертили огненные пунктиры.

   - Бежим! - шёпотом крикнул Алексей.

   И они побежали.

   Они побежали по мосту, оскальзываясь и спотыкаясь в темноте, и вдруг стало светло - высока в небе, почти в зените, повисла странная штука, и на землю полился холодный мертвецкий свет, они добежали до конца моста, и Алексей потянул Машу направо. "Куда? - задыхаясь, спросила Маша. "Ко мне ближе...надо... узнать, - на бегу проговорил Алексей, и тут вдалеке бухнуло так, что рвануло барабанные перепонки. За цирком в небо взвился столб огня, опять раздался треск, как будто рвали материю, в паузы вклинился новый звук - рёв моторов, тяжёлых моторов, и сразу же послышались глухие хлопки, перекрываемые частой дробью. "Господи, - подумал Алексей, - это же автоматы". Он никогда не слышал автоматной стрельбы нигде, кроме кино, но генетическая память уроженца страны, где не было поколений, не знавших войны, уверенно подсказывала - точно, автоматы, а вот это, потяжелее - пулемёты, и уж совсем откуда-то издалека пришла твёрдая уверенность, что надрывный рёв моторов - это звук вовсе не тракторов. Это танки! Маша споткнулась, упала, Алексей наклонился, поднимая, за спиной рвануло, и он инстинктивно повалился сверху, прикрывая Машку спиной. В голове звенело, что-то кричала прямо в ухо Маша - он не слышал; стрельба немного поутихла и Алексей сел, опираясь на дерево. "Лёша, это война?.. - спросила Маша, прислоняясь к нему. Глаза у неё были огромные, испуганные, и в них отражались искры далёких пожаров. "Что ты милая, какая война? - сказал Алексей. - Не может быть ника..." Но Маша, повернула его налево, указала вверх, и Алексей не договорил - в могильном свете догорающей в небе ракеты, как на старой киноплёнке, проявились окна дома, заклеенные бумажными полосками - крест- накрест. Только это была не киноплёнка. "Это война, - повторила Маша. - Война...Или мы умерли и нам это снится".

   Алексей встал, помог подняться Маше, начал было отряхивать ей пальто, бросил. Маша стояла безучастно, смотрела невидящим взглядом и повторяла: "Мы умерли...мы умерли...мы умерли". Пришлось её потрясти, помогло это мало, но тут вновь загрохотало, Машкино лицо приняло осмысленное выражение и они двинулись быстрым шагом, Алексей впереди, Маша сзади, держась за его рукав. Миновали дом с "Комиссионным", осталось пройти вдоль "Чайки", перейти проспект, и вот он - дом Алексея.

   Каких-то двести метров...

   Они почти дошли до конца гостиницы, когда звуки боя резко усилились - казалось, в схватку вступили новые силы. Ад двинулся от вокзала к центру, огненной змеёй пополз по проспекту Орджоникидзе, плюясь во все стороны смертью, рёв моторов приблизился, и даже здесь задрожала почва, сразу же раздались гулкие звуки, сопровождаемые низким визгом, заложило уши от тяжёлых залпов, и всё перекрыл оглушающий гром взрыва, потом ещё один. Загорелась крыша незнакомого громадного здания, затем яркой свечкой вспыхнул дом с магазином "Красная Шапочка", звуки стрельбы не затихали ни на секунду. На мосту вспух взрыв, в гостинице зазвенели стекла, и Алексей на миг оцепенел, представив, как плавятся и корёжатся железные балки, как складывается и осыпается пятиэтажное здание, потом по всему этому туго ударит волна и расплющит, смешает, и никто никогда не поймёт где и что было. Он увидел это - и в этот же миг ещё один взрыв прогремел прямо на ступеньках сквера, и Алексей схватил Машку, обнял, повернулся спиной, закрывая её от взбесившегося мира, и мир действительно взбесился - ещё один взрыв, ближе, и в стену гостиницы со свистом вонзилось несколько осколков, посыпались стёкла, Алексей пригнулся, упал на усеянный осколками снег, плотно закрывая Машу своим телом.

   Маленький, совсем нестрашный осколок мины легко пробил старомодное пальто, свитер, рубашку и вошёл в спину чуть выше сердца...

   И сразу стало тихо.

   Тишина была страшной, страшнее канонады, потому что говорила о новом несчастье, необратимом, звуки исчезли совсем, в глазах плавали цветные пятна, потом исчезли и они.

   Конец?

   Но я не хочу!

   Что?

   А это ты, Маша? Что? Когда? Прямо сейчас - потому что никогда больше...и умрём...жаль, что не поцеловать...умрём без мучений...да...да...ты же знаешь...конечно...и Сунжа...

   И ослепительный грохот. Вспышки боли в глазах - и темнота отступает. Его голова лежит на чём-то мягком - а, это Машкины колени. А почему она плачет? Не надо плакать, милая, не надо, у тебя такие красивые глаза.

   - Лёша! Лёшенька! - совсем по-бабьи кричала Маша. - Не умирай, Лёша, не умирай! Не оставляй меня, любимый!

   - Не кричи, - захлёбываясь кровью, прохрипел Алексей, - не плачь...ты будешь жить...не бойся. Слышишь, Сунжа... поёт? Не плачь...у тебя всё будет ...хорошо... я обещаю. Ма...ша!...

   Неслышимая за грохочущим вокруг ужасом, последний раз тихонько пропела Сунжа: "Michele ma belle [6]"

   Сизый дым с запахом сгоревшей сковородки прочно обосновался в комнате, игнорируя приоткрытую дверь балкона. Дым плавал под потолком, стелился по полу, пытался закрыть монитор. Воронцов не замечал ничего: он ошарашено глядел на экран, загипнотизированный разворачивающейся там картинкой.

   Господи, что же он наделал! Что сотворил, демиург хренов! Он же хотел написать совсем другое - чистое, светлое. Маша и война....Её там не было и не должно быть! Он не хотел этого! Не хотел? Ты уверен? А как же желание? Ведь так могло быть. Могло! Не будь той глупой ссоры, и они вполне могли бы встретить 95-й вместе, в Грозном. Не так конечно, но - вместе. Получается, он только выполнил желание? Ну да - Дед Мороз! Нет, это не он - это война.... Опять эта проклятая воронка... Ненасытная... бессмысленная... безжалостная. Она не отпускает, не хочет отпускать, и всё, к чему он прикасается, превращается в пепел.

В Январский Грозненский пепел.

   В громадном городе на другом конце земного шара наступал вечер. Воздух заметно посвежел, но холодно не было - весна властвовала и здесь. Косые лучи солнца наконец-то добрались до западной стороны небоскрёба, заиграли миллионами бликов на стёклах. На тридцать четвёртом этаже солнце тоже прорвалось сквозь открытые жалюзи и затопило маленький кабинет ярким светом.

   Мари Аборин, преуспевающий менеджер страховой компании, откинулась в кресле, потягиваясь - конец рабочего дня наступил несколько минут назад. Мари вновь потянулась, собрала бумаги, осталось выключить компьютер.

   Сделать этого она не успела.

   Сами собой закрылись все активные "окна", экран потемнел, появилась надпись "Please wait..." Что такое? Неполадки в корпоративной сети? Мари побарабанила пальчиком по "мышке", опустив взгляд, оценила состояние маникюра - вполне, вновь глянула на экран и почва медленно поплыла у неё из-под ног.

   На экране монитора вместо стандартной корпоративной заставки раскинулся вид давно исчезнувшего города её юности. Города, которого она не видела уже больше двадцати пяти лет, память о котором была, казалось, надёжно спрятана в самых дальних уголках сознания. Зачем он здесь? Что это значит? Мари решительно потянула курсор к значку выключения, и тут картинка пришла в движение.

   Медленно двинулись старенькие автомобили, аккуратно преодолевая крутой поворот перед въездом на старый мост. Побежали буквы по полосе бегущей рекламы на крыше гостиницы "Чайка", приглашая хранить деньги в сберегательных кассах. Зашелестели огромные деревья, почти полностью скрывающие скверы вдоль набережной. Под ярким солнцем заблестела неестественно синим цветом Сунжа, и сквозь бездну лет зашептала что-то до боли знакомое. Мелодия прорывалась из дальних, накрепко запертых на засов уголков памяти, и Мари уже не сопротивлялась. Она хотела вспомнить. Хотела! Она пыталась вспомнить.