Роль лишайников в природе огромна. В первую очередь это касается как раз северных и высокогорных районов. Именно кустистые лишайники из рода Кладония составляют так называемый ягель – основной корм северных оленей. Фактически именно на этих лишайниках и держится цивилизация народов Крайнего Севера. Если летом олени могут разнообразить свой рацион, поедая различные травы, листья полярной березы и ивы, а также всевозможные грибы, то зимой единственный источник пищи для них – ягель, который они выкапывают из-под снега. Лесные и горные копытные звери – лось, кабарга, косуля или марал – также зимой питаются лишайниками, объедая их со стволов и ветвей деревьев, с камней и скал. Не брезгуют лишайниками белки, полевки и другие грызуны. На лишайниках обычно обитают несколько сотен различных видов беспозвоночных животных.

Лишайники усложняют структуру экосистем, делая их более гибкими и устойчивыми. Кроме того, лишайники способствуют появлению и развитию жизни в самых, казалось бы, безжизненных местах. Например, на голых скалах, освободившихся после ледника, лишайники поселяются в течение первых десяти—пятнадцати лет. Сначала это накипные формы, потом появляются и листоватые. Со временем старые слоевища лишайников отмирают, на них поселяются разлагающие грибки и микроорганизмы. Так образуется первичный перегной, на котором уже могут расти мхи и некоторые виды высших растений. Сами лишайники сначала становятся прибежищем для различных беспозвоночных-лихенофагов, вслед за которыми приходят и хищники – пауки, жужелицы, многоножки. Так постепенно на голом и безжизненном участке возникает развивающаяся и самоусложняющаяся экосистема.

Максим Клепиков

После городка Весо северной конголезской провинции Санга относительная «цивилизация», если под ней подразумевать асфальтированную дорогу и наличие административных органов, закончилась. Дальше даже на внедорожнике можно пробиться только к западу, в направлении селения Сембе, по размытой тропическим ливнем узкой колее, зажатой между стенами леса. Местами они буквально смыкались над дорогой, и обильная растительность хлестала по лобовому стеклу, оставляя зеленые отметины.

Изредка попадались небольшие деревушки банту, с невысокими домами из красной глины и на деревянных жердях. Водитель всякий раз останавливался и что-то выкрикивал на языке лингала, качал головой и вновь вдавливал педаль газа в пол. Мы искали пигмеев. Но сведения по этому поводу поступали неутешительные: они давно, сразу по окончании сезона дождей, ушли в Габон и Камерун. Последних видели в этих краях уже несколько недель назад.

Тем не менее мы продолжали запланированный путь, и полдень застал нас в деревне Миелекука (от Весо – 117 километров), население которой в полном составе высыпало поглазеть на «мунделе» – белых людей. Это утомительное и неловкое мероприятие – демонстрация самих себя – неожиданно принесло экспедиции практическую пользу. Один из зрителей, как выяснилось, только что возвратился из глубоких джунглей и видел в нескольких днях пути отсюда «арьергардную» пигмейскую стоянку. Мы также узнали, что пару дней назад маленькие люди выходили из леса, чтобы выменять пойманную дичь на бананы (раньше у них действовало табу на употребление этих плодов, но теперь его никто не соблюдает). Впрочем – сегодня они здесь, а завтра… Было ясно, что другого шанса найти их нам вообще не представится.

На переговоры с деревенским старостой, отбор носильщиков, поиск проводника ушло не более часа. Еще немного – и мы в чреве древесного «океана» дрейфуем на юг, в неизвестность. Сможем ли мы войти в прямой контакт с таинственными детьми природы? Понравимся ли мы им? Позволят ли нам пожить среди них, их бытом и укладом? Сочтут ли они нас, больших и белых, вообще за людей, за себе подобных?

Пунктирная линия тропы петляла, ныряла куда-то вниз, огибала огромные деревья, круто поднималась вверх, «перепрыгивала» через бесчисленные ручьи и речушки с мутной желтоватой водой, небольшие овраги, густо поросшие неизвестными травами и переплетенные прихотливыми лианами, казалось, ей не будет конца. Воздух был насыщен испарениями, влажными, теплыми и тягучими.

Впереди группы проводник, молодой парень по имени Гадек, активно работал мачете, вырубая проход сквозь хаотическую флору, но, несмотря на все старания, острые, как зубья пилы, лиановые шипы цеплялись за одежду и снаряжение, норовя порвать их. Носильщики устали, хотя и пытались бодриться. За последний час мы уже в третий раз объявили привал.

…И тут Нгуадо нашла нас сама. Создалось полное впечатление, что крошечная пигмейская деревня – одиннадцать низких хижин-шалашей, полукруглых и прямоугольных, из веток и из листьев – вместе с опушкой леса, на которой она стояла, вышла из чащи нам навстречу. Четыре хижины к моменту нашего визита пришли в явную негодность: покосились, полуразрушились, покрылись дырами в кровлях. А остальные семь чувствовали себя прекрасно: внутри каждой теплился небольшой очаг, отгоняя насекомых густым дымом. В каждом жилище – по небольшому лежаку из бревен и по своеобразной постели из широких листьев маранты. Над кострами – небольшие «столы» из тех же бревен, на этих поверхностях коптится мясо и хранятся разные продукты. Вот и вся обстановка.

А обитателей нигде не было видно, но вдруг Гадек медленно приложил палец к губам (все остановились и замолчали): – Они здесь. Они наблюдают. Не делайте резких движений. Ждите.

Долго ждать не пришлось. Словно привидение, бесшумно из леса появился пожилой пигмей с непропорционально большим мачете в руке. За ним – еще один с длинным копьем. Не спеша и с опаской они вступили в краткие переговоры с нашим проводником, после чего энергично закивали головами и снова исчезли там, откуда вышли.

– Они вас боятся, – озадаченно сообщил Гадек. – Я говорил, что им ничто не угрожает. Говорил, что вы хорошие люди и обижать их не будете. Но они все равно боятся. Попросили подождать. Сказали, что подумают.

Обнаруженное нами племя называлось бака, принадлежало к группе Убанги и говорило на языке либака (на слух он схож с птичьим пересвистом, поскольку содержит массу коротких или тягучих гортанных звуков). И нас – наедине с «диким народом» – осталось пятеро (после того, как носильщики ушли): Георгий Чепик из российского посольства в Республике Конго, директор Российского центра науки и культуры Василий Чечин, этнограф и знаток «лесных» языков Жюстен Кимпалу из конголезского Министерства культуры, искусства и туризма, а также верный Гадек, проводник и по совместительству переводчик с лингала на либака и обратно. Ну и я.

Самый старый член общины, некто Мингуо, оказался, естественно, вождем. При помощи Гадека он разъяснил нам, что разрешает остаться и разбить свой лагерь по соседству с пигмейской деревней. Благодарные, мы, в свою очередь, подарили вождю мачете, которым он остался очень доволен. Контакт установился – но надолго ли? Здесь столько всего необъяснимого – и к тому же никто не желает ничего объяснять. Скажем, в деревне нет женщин и детей. Вместо ответа на наш вопрос «А где они?» мужчины многозначительно молчат…

Как бы там ни было, пришлось спешить, чтобы до темноты устроить лагерь, и в этом деле пигмеи очень помогли, с виртуозной легкостью посредством мачете расчищая от зарослей небольшую площадку. Кроме того, они развели костер и притащили свежую охапку марантовых листьев для нашей ночевки.

Попутно, с несколько навязчивым интересом они разглядывали наше снаряжение, палатки, рюкзаки и аппаратуру, тыча во все это (а также в наши фигуры) пальцами и пересмеиваясь между собой. Единственный из нас, кто пользуется некоторым их почтением, – это проводник. Во-первых, черный, вовторых, говорит на либака…