— Вы позволите мне все объяснить? — Я покосилась на капитана.
— А сможете? — недоверчиво спросил полковник.
— Попытаюсь, — улыбнулась я. — Дело в том, что я никого не убивала, это раз. Во-вторых, ваши люди даже не удосужились спросить мою фамилию, не то что выяснить обстоятельства моего появления на месте убийства. В-третьих, была нарушена процедура задержания, то есть меня сначала избили ни за что, а потом почему-то сразу потащили в камеру вместо того, чтобы дать возможность связаться с моим адвокатом или родственниками, как положено по закону. В-четвертых, большинство ваших сотрудников или гнусные лжецы и мародеры, или грязные извращенцы…
— А за это вы ответите по всей строгости, — быстро вставил капитан.
— Помолчи, — поморщился полковник, держась рукой за голову, — без тебя тошно. Ты уже выяснил, что там с этим убийством?
— Никак нет — некогда было. Только вот рапорт успел получить от патрульных.
— А кто ведет дело?
— Старший оперуполномоченный лейтенант Рябой. Но он сейчас в магазине на бульваре — там вора поймали.
— Но убийство и в самом деле было?
— Конечно, — он ткнул пальцем в лист, — здесь все черным по белому…
— И она подозреваемая? — Полковник кивнул на меня.
— Главная и единственная, — расплылся в радостной улыбке дежурный. — И вообще, я не понимаю, чего вы с ней цацкаетесь? Ей место на нарах…
— Не твоего ума дело, — огрызнулся начальник. — Тут наверняка какой-то политический подвох — от этих писак всего можно ожидать. Да еще министры чуть не каждый Божий день сменяются, — он устало вздохнул. — О Господи, когда уже эта пенсия проклятая придет…
— Так что с ней делать будем, товарищ полковник? Я предлагаю приплюсовать к убийству сопротивление при аресте, нападение на охрану и побег. Тогда никакая журналистика ей не поможет, — уверенно закончил капитан. — Ввек не отмажется.
— Ладно, ты иди, Коломчук, я с ней сам разберусь.
— Я буду за дверью, если что.
Выразительно посмотрев на меня, он встал, поправил форменную рубашку и вышел. Мы остались вдвоем.
— Ну, выкладывай, что ты задумала? — чуть погодя спросил полковник. — На кого работаешь: на Гусинского или Березовского?
— Сначала дайте позвонить, а потом допрашивайте, — невозмутимо проговорила я, уставившись на противоположную стену. — Без своего адвоката слова не скажу — имею право.
— Слишком много вам этих прав дали, — проворчал тот, придвигая ко мне телефон. — Раньше вон все просто и понятно было: убил, украл — в тюрьму. А сейчас нужно сначала выяснить, где кто работает и сколько денег и прав имеет, иначе и самому загреметь можно. По лезвию бритвы, так сказать, ходим… На, звони, чтобы потом не говорила, что мы законы не исполняем.
Не веря счастью, что наконец получила желаемое, я подалась к аппарату, но тут вспомнила о наручниках.
— Извините, Николай Евгеньевич, но мне несколько неудобно номер набирать, — и я подергала скованными сзади руками.
— Черт бы вас всех побрал, — проворчал он. Затем поднялся, подошел ко мне, вытащил из кармана брюк ключи и снял наручники. — Звони.
Схватив трубку, я дрожащими пальцами набрала номер и стала с волнением ждать, пока ответит босс. Но он трубку не взял. Я набрала еще раз, подождала с минуту и поняла, что конец — Родиона на месте нет, а больше мне никто на свете помочь не сможет.
— Ну что, нет твоего адвоката? — ехидно спросил полковник, стоя рядом. — Не повезло тебе…
— Да уж, сегодня явно не мой день, — вздохнула я тоскливо и набрала номер Валентины. Та, к счастью, оказалась на месте.
— Привет, Валюта. А где босс?
— Уехал куда-то. А ты где? — весело спросила она.
— В тюрьме, — вздохнула я.
— Где?! Как, опять?!
— Ты только не волнуйся — тебе нельзя. Меня обвиняют в убийстве…
— О Боже… И кого ж ты убила на этот раз?
— Никого пока. Передай Родиону, как появится, чтобы вытащил меня из ОВД «Кунцево». И пусть поспешит, а то если увезут в Бутырку, то из КПЗ достать меня будет сложнее. И вот еще что, Валюша, скажи ему, что наше последнее дело приняло опасный поворот, хорошо?
— Хорошо, все передам. Может, тебе вещи какие собрать да принести?
— Ага, сухарей еще насуши. Все, целую, пока.
— Только не дури там, слышишь?
— Постараюсь…
Положив трубку, я беспомощно взглянула на хмурого полковника и виновато пожала плечами.
— Ну вот, позвонила…
— Больше претензий не будет? — язвительно осведомился он и принялся надевать мне на руки наручники.
— Будут, но потом, — заверила я его с пафосом. — Или вы думаете, что весь этот ваш бардак останется безнаказанным? Вся Россия уже стонет от милицейского произвола, и вы станете первым, кто понесет за это заслуженное наказание, чтоб другим не повадно было — мой босс об этом позаботится. Вы даже не представляете, какие силы за мной стоят. Скоро за мной приедут, и вам мало не покажется.
Сглотнув пересохшим ртом, полковник сел на место, отвел глаза и тихо проговорил:
— Ну, ты не очень-то грози мне — пуганые уже. Если и вправду никого не убивала — отпустим. Но сначала нужно разобраться, сама понимаешь. Посидишь в КПЗ…
— А под залог отпустить нельзя?
— При желании все можно, почему нет. Если мы с тобой по-хорошему договоримся, что в прессе про меня ничего не появится, то…
Тут на столе зазвонил красный аппарат без диска. Моментально подобравшись, полковник прокашлялся, пригладил седые волосы, положил руку на трубку и, сказав мне: «Тише. Начальство», схватил ее и по-военному четко доложил:
— Полковник Курбатов слушает… Так точно, товарищ генерал. Все нормально… Кого? Погодите, сейчас узнаю, — зажав трубку рукой, он как-то странно посмотрел на меня и спросил. — Как фамилия?
Я назвала. Он тут же сообщил в трубку:
— Да, есть у нас такая… Да… Так точно… Вас понял…
По мере того как он выслушивал чьи-то указания, выражение его лица менялось, глаза темнели, губы сужались в тонкие полоски, а взгляды, которыми он время от времени окидывал меня, становились все более строгими и злыми. Я же была уверена, что это Родион уже каким-то непостижимым образом прознал про мою беду и теперь пытается вызволить меня отсюда через своих знакомых. Настроение мое резко подскочило, на душе сразу полегчало, я даже заулыбалась, не придавая значения мрачности полковника, и уже представляла себя на свободе. Наконец, в сотый раз сказав «так точно», он положил трубку, и губы его начали расплываться в зловещей усмешке. Мне стало не по себе.
— Что это вы на меня так смотрите? — спросила я удивленно.
— Сейчас объясню.
Он нажал какую-то кнопку на другом телефонном аппарате и строго проговорил:
— Уведите арестованную. И усильте охрану здания. Срочно!
— Что происходит? — непонимающе пролепетала я. — Что случилось? Чего вы взбеленились?
— А то происходит, милочка, — он уперся в меня колючим взглядом, — что теперь тебе крышка. Ты пролетела, как фанера над Парижем. С самого верха пришла команда засадить тебя далеко и надолго, в соответствии с законом, за убийство. Говорят, ты пришила какую-то важную шишку, так что извини, родная, но твое начальство тебе уже не поможет.
— Меня подставили… — только и смогла пробормотать я, чувствуя, как пол уходит из-под меня и мир рушится в тартарары.
В следующее мгновение дверь вновь открылась, и в кабинет вошли двое знакомых уже милиционеров с автоматами и дежурным капитаном во главе.
— В одиночку ее, — бросил полковник, не глядя на меня. — И до прибытия следователя из прокуратуры не трогать. Через час за ней приедут и увезут. Охранять как зеницу ока, ясно?
— Так точно! — радостно ответил капитан и кивнул охранникам. — Тащите ее!
Все возмутилось во мне в этот момент, в глазах потемнело от злости, и я вскочила на ноги. Теперь мне уже было безразлично, правильно я поступаю или нет. Где-то в подсознании билась лишь одна мысль: нужно вырваться из этой западни, в которую, непонятно зачем и почему, толкали меня неведомые люди. Справедливый гнев сдавил мою грудь, дыхание перехватило, я подалась назад и хрипло выкрикнула: