Ашкелон, Израиль, 2 часа 47 минут

Струи ночного дождя напоминали серебристые ножи, темное небо было затянуто плотными вихревыми черными облаками. Морские волны и стремительный ветер безжалостно швыряли два связанных надувных резиновых плотика, приближавшихся к берегу.

Члены диверсионной группы промокли до нитки, их лица покрылись каплями пота и дождя, глаза напряженно всматривались в темноту в ожидании берега. Группа состояла из восьми палестинцев из долины Бекаа и одной женщины. Она была другой национальности, но поддерживала их дело, которое было неотъемлемой частью и ее жизни, было неотделимым от той клятвы, которую она дала несколько лет назад: «Смерть правителям». Женщина была женой командира диверсионной группы.

— Осталось несколько минут! — предупредил крупный мужчина, опускаясь на колени рядом с женщиной. Как и у других членов группы, оружие у него было плотно привязано к телу, затянутому в черный костюм, а за плечами висел черный непромокаемый рюкзак со взрывчаткой.

— Помни, когда мы сойдем на берег, брось между плотами якорь, это очень важно.

— Я поняла тебя, муж мой, но я бы предпочла пойти вместе с тобой...

— Чтобы нам не на чем было вернуться домой и продолжить нашу борьбу? — спросил он. — Электростанция менее чем в трех километрах от берега, она снабжает электричеством Тель-Авив, и, как только мы взорвем ее, вспыхнет паника. А мы тем временем украдем машину и через час будем здесь. Но обязательно нужно, чтобы плоты были на месте!

— Я понимаю.

— Ты понимаешь, жена моя? Можешь себе представить, на что это будет похоже? Большая часть Тель-Авива, если не весь, погрузится в темноту! И, конечно, весь Ашкелон. Отлично... И ведь именно ты, любовь моя, нашла это уязвимое место, точно определила цель.

— Я просто предложила. — Она погладила его по щеке. — Только возвращайся ко мне, любовь моя.

— Не сомневайся в этом, моя Амайя... Мы так близки с тобой... Пора!

Командир сделал знак своим людям на обоих плотах. Все спрыгнули в воду, высоко подняв над головой оружие. Волны хлестали их тела, пока они брели по мягкому, песчаному дну. На берегу командир нажал кнопку фонарика. Эта короткая вспышка означала, что вся группа высадилась на вражескую территорию и готова к выполнению задания. Жена командира бросила между плотами тяжелый якорь, удерживающий их на месте. Она достала портативную радиостанцию и поднесла ее к лицу, но пользоваться рацией ей предстояло только в случае чрезвычайной ситуации, так как евреи были слишком хитры и наверняка прослушивали эфир.

И вдруг наступила ужасная развязка. Все мечты о славе рухнули вместе с бешеными автоматными очередями, разорвавшими тишину. Это была просто беспощадная бойня. Солдаты подбегали к корчащимся на песке телам бойцов бригады «Ашкелон» и в упор расстреливали их, разбивали головы, не помышляя ни о каком милосердии по отношению к захваченным врагам. Никаких пленных! Только трупы!

Женщина на плоту, несмотря на отчаяние, парализовавшее ее мысли, действовала проворно, от этого зависела ее ЖИЗНЬ. Ножом с длинным лезвием она проткнула в нескольких местах оба плота, схватила непромокаемую сумку с оружием и фальшивыми документами и прыгнула в воду. Борясь изо всех сил с волнами, она проплыла вдоль пляжа метров пятьдесят, потом свернула к берегу и притаилась в воде. Из-за сильного дождя ничего не было видно, но она услышала крики израильских солдат. Каждый мускул, каждая клеточка ее тела похолодели от ярости.

— Надо было взять их в плен.

— Зачем? Чтобы потом они снова убивали наших детей, как убили двух моих сыновей в школьном автобусе?

— Но нас будут ругать, они ведь все мертвы.

— Мои отец и мать тоже мертвы. Эти ублюдки застрелили их в винограднике. Двое старых людей против этих бандитов!

— Пусть гниют в аду! Бандиты из «Хезболлах» замучили моего брата, и он умер!

— Надо взять их оружие и расстрелять из него все патроны.

— Яков прав! Мы скажем, что они отстреливались и могли поубивать нас всех!

— Тогда пусть кто-нибудь бежит в казарму за подкреплением.

— А где их лодки?

— Уже отплыли, их не видно. Их было штук десять, поэтому мы были вынуждены убить тех террористов, которых заметили.

— Быстрей, Яков! Мы не должны давать этой проклятой либеральной прессе никаких поводов!

— Постойте! Вот этот еще жив!

— Так пусть умрет. Собирайте их оружие и стреляйте.

Автоматные очереди снова разорвали ночную тишину. Потом солдаты побросали оружие диверсантов рядом с трупами и поспешно вернулись в песчаные дюны. Через минуту там засверкали вспышки спичек и зажигалок. Варварская бойня закончилась, теперь солдатам надо было представить все происшедшее как ожесточенный бой с диверсантами.

Женщина продолжала ползти в воде вдоль берега. Звуки автоматных очередей вызвали в ее душе ненависть и ощущение громадной потери. Они казнили единственного человека на земле, которого она любила, единственного человека, которого она считала равным себе по смелости и решительности. Теперь его нет, и никогда уже не будет человека, похожего на него, человека с горящим взглядом, чей голос мог заставлять толпы людей и плакать и смеяться. Она всегда была рядом с ним, направляла его, преклонялась перед ним. Мир насилия никогда больше не увидит такой пары, какой они были.

Сквозь шум дождя и прибоя до нее донесся стон. Прямо перед ней по песчаному склону к воде скатилось тело. Она быстро схватила его и перевернула на спину. Дождь смыл кровь с разбитого лица. Это был ее муж, его горло и череп представляли собой кровавое месиво. Она крепко обняла его, он открыл на мгновение глаза и потом закрыл их уже навсегда.

Женщина бросила взгляд в сторону дюн, различив сквозь пелену дождя огоньки сигарет. С деньгами и фальшивыми документами, которые имелись у нее, она сумеет ускользнуть от этих презренных израильтян, сумеет обмануть смерть. Она вернется в долину Бекаа и предстанет перед Высшим советом, она совершенно точно представляла себе, что собирается сделать. Смерть правителям!

Долина Бекаа, Ливан, 12 часов 17 минут

Палящее полуденное солнце раскалило пыльные дороги в лагере беженцев, заполненном людьми, многие из которых были заброшены сюда по воле не зависящих от них обстоятельств. У них были печальные лица, а пустота темных глаз отражала боль памяти, боль пережитого. Но были здесь и другие люди, резко отличающиеся от них, в облике которых было что-то пугающее. Это были солдаты Аллаха, мстители Господни. Ходили они быстро, стремительно; всегда с автоматом на плече, взгляд их был сосредоточен и полон ненависти.

Прошло четыре дня после кровавой бойни в Ашкелоне. Женщина в форме цвета хаки с закатанными рукавами вышла из своей скромной хижины, которую и домом-то нельзя было назвать. Дверь хижины была затянута черной тканью, что во всем мире являлось знаком смерти. Проходившие мимо смотрели на эту дверь и поднимали глаза к небу, шепча молитвы и плача по усопшим, посылая Аллаху свои просьбы отомстить за эту ужасную смерть. Это было жилище командира бригады «Анжелой», а женщина, идущая по пыльной дороге, была его женой. Но это была не просто женщина и не просто жена, а один из великих солдат Аллаха. Они с мужем являлись символом надежды для всех обездоленных.

Она прошла по улице мимо рынка, толпа расступалась перед ней, многие люди нежно дотрагивались до нее, благоговейно произнося слова молитвы и монотонно повторяя: «Баж, Баж, Баж... Баж!»

Не благодаря никого из людей, женщина решительно направлялась к деревянному, похожему на барак залу заседаний, расположенному в конце дороги. В зале ее ожидали лидеры Высшего совета долины Бекаа. Женщина вошла в зал, охранник закрыл за ней дверь, ж она предстала перед девятью мужчинами, сидевшими за длинным столом. Мужчины поприветствовали ее и выразили свои соболезнования. Сидящий в центре пожилой араб, председатель Совета, обратился к ней: