— Послушай, Тайрел, — сказал Кук, — нам бы следовало обсудить кое-какие условия. Или можно считать, что просто забота о стабильности в мире заставила тебя принять наше предложение?
— Нет, так считать нельзя. Меня совершенно не заботят все эти ослы, которые правят миром. Хотите, чтобы я помог, тогда платите. И независимо от исхода операций вы заплатите мне вперед.
— Это не совсем по правилам, парень...
— А я с вами не в крикет играю. Вам это интересно, а мне скучно... Чтобы дела у нас с братом пошли хорошо, нам требуются еще две яхты, но хорошие, класса А. Одна такая яхта стоит семьсот пятьдесят тысяч, итого — полтора миллиона. Завтра с утра они должны лежать на моем счету в банке на Сент-Томасе.
— А не слишком ли дорого?
— Разве? Но вы же готовы уплатить три миллиона долларов человеку, который предоставит информацию о Бажарат и юноше? Так что давай не будем, Джеффри. Или вы платите, или завтра в десять утра я отплываю на Тортолу.
— Ты просто самонадеянный сукин сын, Хоторн.
— Тогда забудем наш разговор, и я отдаю швартовы.
— Ты же знаешь, что я не могу этого допустить. Однако мне хотелось бы знать, стоишь ли ты этих денег.
— Ты этого не узнаешь, пока не заплатишь, так ведь?
ЦРУ, Лэнгли, штат Вирджиния
Седовласый Реймонд Джиллетт, директор ЦРУ, смотрел на сидящего перед его столом офицера в морской форме. В этом взгляде смешались и невольное уважение, и неприязнь.
— МИ-6 с помощью Второго бюро сделала то, чего не смогли сделать вы, капитан, — тихо произнес директор. — Они завербовали Хоторна.
— Мы тоже пытались сделать это, — ответил капитан Генри Стивенс, шеф военно-морской разведки. В его резком ответе отнюдь не прозвучали извинительные нотки. Стройная фигура пятидесятилетнего капитана выпрямилась в кресле, как будто он хотел этим подчеркнуть свое физическое превосходство над тучным директором ЦРУ. — Хоторн всегда был глупцом, не признающим факты. Проще говоря, он просто дурак. Он не поверил неопровержимым доказательствам, которые мы ему предоставили.
— Доказательством того, что его жена-шведка была агентом или, по крайней мере, платным информатором Советов?
— Совершенно верно.
— А чьи это доказательства?
— Наши. Все подтверждено документами.
— Откуда эти документы?
— От местных агентов, они собирали материал.
— И в Амстердаме это не вызвало сомнений?
— Нет.
— Я читал это дело.
— Тогда вы должны были заметить, что факты неоспоримы. Эта женщина была под постоянным наблюдением... Через два месяца после знакомства с офицером военно-морской разведки она выходит за него замуж! Вы же видели на фотографиях, как она ночью проникает через черный ход в русское посольство, и таких случаев было зафиксировано одиннадцать! Что вам еще нужно?
— Я думаю о перепроверке, возможно, вместе с нами.
— Это могут сделать компьютеры, обслуживающие тайные операции.
— Не всегда. Если вы этого не знаете, то вас следует разжаловать до матроса, или какое там у вас самое низкое звание?
— Не собираюсь выслушивать это от штатского человека.
— Лучше вам выслушать это от меня, от того, кто уважает ваши другие достоинства... А то, не ровен час, можете предстать перед судом — гражданским или военным. Так оно и будет, если вы сумеете прожить сутки после того, как Хоторн узнает правду.
— Черт побери, о чем вы говорите?
— Я прочитал наше досье на жену Хоторна.
— Ну и что?
— Вы распустили слух, и все ваши помощники в Амстердаме в один голос заявили, что жена Хоторна, переводчица, имеющая высший допуск, работает на Москву. Из уст в уста передавались слова о том, что Ингрид Хоторн предала НАТО и постоянно контактирует с Советами. Это было похоже на заигранную пластинку, все время звучала одна и та же фраза.
— Но это была правда!
— Это была фальшивка, капитан. Она работала на нас.
— Да вы с ума сошли! Я не верю вам!
— Почитайте наше досье... Я собрал воедино все факты и понял, что вы решили умыть руки, а потому пустили в ход другую ложь, которая случайно оказалась правдой, фатальной правдой. Вы сообщили своим доверенным агентам, связанным с КГБ, что миссис Хоторн является агентом-двойником, что ее замужество было настоящим, а не просто прикрытием, как об этом думал КГБ. И они убили ее, утопив в канале. Мы потеряли очень важного агента в стане противника, а Хоторн потерял жену.
— О Боже! — Стивенс ерзал в кресле, его тело нервно подергивалось. — Черт побери, но почему же никто не иинформировал нас об этом! — Он внезапно замолчал и уставился на директора, сверля его взглядом. — Подождите! Если то, что вы сказали, правда, то почему она никогда не говорила об этом Хоторну?
— Мы можем только предполагать. Они занимались одним делом, она знала о нем, а он о ней не знал. А если бы знал, то обязательно заставил бы все бросить, понимая, насколько это рискованно.
— Но как же она посмела не сказать ему?
— Возможно, сыграло роль скандинавское самообладание. Понаблюдайте за их теннисистами. Дело в том, что Ингрид не могла бросить свое дело. Ее отец погиб в сибирском лагере, он был арестован в Риге как антисоветский активист, когда девушка была еще совсем юной. Она поменяла имя, изменила биографию, выучила русский, как, впрочем, французский и английский, и стала работать на нас в Гааге.
— В нашем досье об этом не было ни слова!
— Но вы могли бы выяснить это, если бы сняли телефонную трубку перед тем, как принять решение. Данные на нее не были занесены в компьютер.
— Проклятье! Кому же вообще можно доверять?
— Может быть, именно поэтому я и сижу в этом кресле, молодой человек, — сказал Джиллетт. В его прищуренных сверкающих глазах одновременно можно было прочесть и презрение и понимание. — Я уже довольно дряхлый старик, работал в армейской разведке, прошел Вьетнам, где все было настолько грязно и отвратительно, что за мной закрепилась ужасная репутация, которой я не заслуживаю... Хотя, с другой стороны, может быть, меня и следовало бы отдать под трибунал. Я знаю, через что прошли вы, капитан, хотя это не извиняет ни вас, ни меня. И все же я думаю, что вам следует знать правду.
— Но если у вас в душе творится такое, то почему вы зажимаетесь этой работой?
— Вы назвали меня штатским человеком, и тут вы попали в точку. Я очень богатый штатский человек, заработал кучу денег — причем во многом благодаря своей незаслуженной репутации. Поэтому когда я был назначен на эту должность, то решил, что настало время возвращать долги, Я стараюсь хоть как-то улучшить дела в этой важной области правительственной политики... Может быть, даже исправить ошибки прошлого.
— Вы говорите о своих ошибках, так почему же вы считаете себя достаточно опытным для этой работы?
— Именно из-за этих ошибок. Вот, например, я не думаю, что вы снова повторите промах, имевший место в отношении Ингрид Хоторн.
— Но это не мой промах! Вы же только что сказали, что данные на нее не были внесены в компьютер!
— Как и еще на сто человек. Что вы об этом думаете?
— Я считаю, что это дурно пахнет.
— Но в это число включены и несколько десятков ваших агентов.
— Это было до моего прихода на эту должность, — резко ответил Стивенс. — Система не может работать, если ею пренебрегают. В компьютерах существуют специальные средства защиты файлов.
— Только не рассказывайте этого тем, кто влез в компьютерную сеть Пентагона. Они могут не поверить вам.
— Один шанс на миллион!
— Примерно как у сперматозоида оплодотворить яйцеклетку. И зарождается жизнь. А вы одну из таких жизней оборвали, капитан.
— Черт бы вас побрал...
— Успокойтесь, — сказал директор ЦРУ, поднимая руки. — Информация не пойдет дальше этого кабинета. Чтобы вы знали, я тоже совершил подобную ошибку во Вьетнаме, но это также останется между нами.
— Мы закончили?
— Еще нет. Приказывать вам я не могу, но советую связаться с Хоторном и предоставить ему всю необходимую помощь.