– Он… Он… Он воспарил… Он собрал… – Россенброк с трудом повернул к Джемиусу неподвижное лицо и постарался взглянуть ему в глаза. – Он – это ты? А где же мальчик?

– Мальчик? – Джемиус прикрыл ладонью глаза и вздохнул. – Мальчик умер. Там, в канаве, и к утру летучие коты и щуканы растащили его останки по всему Сафиру. А я выжил и пришел к величайшему из людей, в его последний день, рассказать о том, кто наш враг.

Россенброк долго молчал, вглядываясь в темноту за окном. Когда молчание стало совсем уж тягостным, он тяжело вздохнул и заговорил дрожащим голосом:

– Боюсь, что ты опоздал, мой юный друг. Не возражаешь, если я буду тебя так называть? Потерпи, осталось не долго… – Старик скрипуче рассмеялся. – Мне уже все равно кто ты, мне все равно, кто наш враг. Жизнь уже покидает мое тело. Я чувствую, как она оставляет меня, постепенно утекая тонкой струйкой за окно. И я уже не воспарю, увы. Я и так уже воспарил однажды. Быть может, не так высоко, как ты сейчас, но все же. Для простого человека этого достаточно. Я вовремя пришел к власти, и вовремя оставил эту ненасытную женщину. Но я уже не в силах повлиять ни на что. Любое знание, полученное в эти мгновенья, станет лишь еще одной байкой, для костлявой старухи. И это правильно. Такое знание может только повредить. Ты сказал – ввергнуть в бездонную пропасть? Это не сложно. Мы и так уже практически достигли дна. Но есть главное, существенное отличие между тобой и мной. Я всегда думал о конкретном человеке, о том, который сейчас пьет козье молоко за сараем, а завтра погонит свое стадо на выпас. Я думал об этом человеке и других таких же, как он. Все эти люди составляют Империю. Если каждый из них будет счастлив – нет особой нужды думать о пропасти. Пусть это счастье приземленное, и заключается в возможности прожить безбедно хотя бы день, но это то, что я мог дать этим людям. Возможно, ты прав и человечество застряло в болоте своего изначального невежества, и конец наш предрешен. Но ведь люди продолжают жить, каждый день, каждое мгновенье. Кто-то должен позаботится о них. Впрочем, наш разговор затянулся. Я уже вижу старую спутницу Джайллара, она уже совсем близко, а рядом с ней скачет на свиньях Барон-Погонщик… Они уже пришли за мной. Спасибо тебе, за то, что остался проводить меня. Нет в этом мире участи страшнее, чем предстать перед Богами в одиночестве, не правда ли?

– Правда…

– Ты пришел, для того, что бы именно в эти минуты рассказать мне, о том что тебя тревожит, облечь свои мысли в слова, дать им другую, более полную жизнь, и самому еще раз уверится. В этом есть какой-то мистический смысл… Возможно, что ты не человек, а лишь чистая воля, возможно. Возможно, что ты победишь незримого врага и дашь человеку шанс. Но не забывай о том, кто допил свое молоко и сейчас потащил дородную служанку на сеновал.

Старик улыбнулся в темноте и вытянул вперед руку.

– Они уже пришли. Прощай…

Императорский парк осветила яркая вспышка, затем еще одна, и еще. Воздух вокруг тут же наполнился пряным ароматом грибов-фейерверков. Чернь, пирующая под стенами замка, приветствовала салют пьяными криками.

"Великий Иллар, какие траты…"

Саир Патео, тяжело опираясь на трость, выбрался из толпы придворных, плотным кольцом окружавших императора, и проковылял по темной аллее к своему шатру. У походного столика, установленного между двух фонтанов из необыкновенно красивого серо-голубого камня, его встретил офицер интендантской службы.

– Мой генерал! Служба нижних уровней просит вашего дозволение выставить солдатам еще пива…

Патео тяжело опустился в кресло и устало махнул рукой.

– Неужели в этой империи нет никого более озабоченного раздачей пива, чем я? Может мне спуститься в погреба, и самому выкатить эти бочки? Проваливайте, капитан… И дайте нашим героям, все что они потребуют. Пива, мяса, вина…

Офицер поспешно удалился. Со стороны замковой площади доносилась музыка и смех, там вовсю кипел праздничный бал. Патео раздраженно поморщился. Праздничная суета изрядно действовала ему на нервы, и если бы не прямой приказ Императора, явится на праздничную церемонию, Патео с удовольствием провел это время в размышлениях за бокалом терпкого вина, уединившись в своем родовом замке. От визгливых звуков музыки, от тяжелого запаха чадящих жаровен, от рева пьяной толпы и от шепота придворных у него ужасно разболелась голова, колени предательски дрожали, а старая рана от зазубренной аведжийской стрелы, именно сегодня решила рьяно напомнить о прошлом.

Впрочем…

Генерал помассировал холодными пальцами виски. Головная боль постепенно отступала, но старая рана в боку по-прежнему беспокоила его, и хоть за долгие годы генерал привык к этой ноющей боли, сейчас, именно в этот момент ему казалось, что еще чуть-чуть, и он не выдержит и заскулит.

"Все… Все, Саир… Это уже не старость. Это уже смерть. Как бы ты не бежал от нее, какие бы жертвы ей не приносил – это она. Ты думал, что умрешь, когда станешь ненужным? Так вот, ты стал ненужным. Ты должен уйти. Нет впереди ничего такого, с чем бы не справились молодые. А все самое страшное… Все самое страшное, наверно, позади. И нет теперь ничего между тобой и смертью. Ничего. Все позади… "

Многочисленные заботы, связанные с победным окончанием войны остались позади. Позади остались пыльные дороги, сырые леса Вей-Кронга, грязные постоялые дворы. Позади остались шумные вонючие города, переполненные наглыми и вороватыми аведжийцами.

Старый граф плеснул себе вина. Где-то совсем рядом с шумом и скрежетом взвились в небо огромные воздушные змеи, украшенные светящимися панцирями крабов и мигающими скорпионьими хвостами. Толпа перед замком восторженно взревела.

Патео понаблюдал за пляской огоньков в темном небе, и вновь вернулся к размышлениям.

Император более не нуждался в услугах своего старого казначея. Последнее время Конрад все меньше советовался с генералами, все чаще принимал решения самостоятельно.

"Ты был совершенно прав, старый прохвост…" – Патео поднял бокал, и улыбнулся пустому креслу напротив, словно в нем, совсем как в старые добрые времена, полулежал, сложив на груди руки, Россенброк. Старый генерал даже покачал на весу бокалом, как будто отвечая на неслышимый циничный комментарий.

Но, пост канцлера до сих пор пустовал, и Патео был уверен, что так будет и впредь. Молодой Император не нуждается в чьих-то сильных плечах, дабы взвалить на них все бремя государственной власти. Молодой Император сам желает править своей страной, и в отличие от большинства своих предшественников, Конрад проводит время не в праздном безделье, он действительно правит. Патео прикрыл глаза, смакуя в уме все последние приказы и реформы.

"Великий Иллар, этот мальчик твердо знает, что он делает! Марк бы гордился таким правителем…"

– Мое почтение, граф…

Патео открыл глаза и осторожно поставил бокал на стол. У фонтана стоял могучего телосложения генерал в сверкающем парадном мундире и задумчиво смотрел в искрящуюся воду.

– Генерал Селин? Мое почтение…

Селин оперся руками о край бассейна и заглянул в бирюзовую воронку.

– Красота необыкновенная… Не перестаю восхищаться. Пожалуй, людям не под силу создать такое…

Патео усмехнулся.

– О да… Фантастическая красота. Но мы начинаем замечать подобное, только тогда, когда вокруг нет других забот. Конечно, чаще мы думаем о пыточных камерах и виселицах на Площади Звезд…

Селин трубно рассмеялся и стряхнул с рук влагу. Очередная вспышка высветила его лицо – смеющийся белозубый рот под черными пышными усами и неподвижные стальные глаза, глаза беспощадного и жестокого человека.

Селин коснулся пальцами переносицы и сложил руки за спиной. Патео неспешно наполнил бокал и указал генералу на кресло.

– Присаживайтесь, генерал. Налейте себе сами. Вы же знаете, я не переношу, когда вокруг меня крутятся какие-то незнакомые люди. А собственный слуга, хе-хе… Обходится слишком дорого. – Патео сухо рассмеялся. Селин в ответ охотно улыбнулся шутке. Граф продолжил: