Дядя Митряй даже вскрикнул от неожиданности, когда перед самым рассветом открыл дверь и впустил в избушку Артемку.

— Что случилось?

Артемка скинул котомку, устало присел на скамью:

— Из отряда я. Неборак послал. Дело у нас к тебе...

Дядя Митряй запер дверь, убавил свет в лампе, присел напротив.

Артемка коротко рассказал о событиях, которые произошли в их отряде, о просьбе Неборака помочь добраться до какого-нибудь соседнего отряда, чтобы вместе действовать против белогвардейцев.

— Молодцы! — взволнованно произнес дядя Митряй.— Круто повернули. Жаль только, что Бубнов ушел.

— Неборак говорил, что ты знаешь, где отряды.

— Погоди, дай прикинуть, куда сподручней идти вам...— А через минуту решительно: — Думаю, лучше к Колядо. Ближе.

— Колядо?! — радостно воскликнул Артемка.

— Знаешь?

— Слыхал. Читал в газетке. Он еще из Каменской тюрьмы убежал?

— Он самый. В Куликовской волости орудует.

— Вот мы и пойдем к нему,— живо сказал Артемка.— Только искать где? Волость-то большая.

— В Демьяновском урочище. Это верстах в пятнадцати от Шарчино. Ежели у Колядо сомнения насчет вас будут, скажешь: конюх, мол, прислал. Колядо знает.

Когда договорились о главном, Артемка спросил тихо:

— Не слышал, как мама?

Дядя Митряй смущенно кашлянул:

— Прости, милый, не знаю. Недосуг все. Дел по самое горло. А в прошлые две недели и того больше — коней объезжали. Для армии. Вот-вот приедут за ними.

Про Суховерховых Артемка и спрашивать не стал. Решил: «Загляну в Тюменцево. Недалеко. Успею». И стал собираться.

— Куда же ты? — забеспокоился дядя Митряй.— Пересиди день в землянке, в ночь пойдешь.

— Нет,— твердо сказал Артемка.— Пойду. Некогда.

О том, что хочет побывать в селе, не сказал. Еще не пустит.

— Коли так, иди. Поклон передай Небораку и Суховерхову. Скоро, должно быть, встретимся...

Сначала вышел дядя Митряй. Огляделся: никого поблизости. Позвал Артемку:

— Вот здесь, задами, и иди,— указал на заросли полыни за избой.

Уже больше трех часов сидит в густых приречных зарослях Костя Печерский. Все думы передумал, а связного нет и нет. Он привстал над кустами и еще раз внимательно всмотрелся в проулок далекого села, откуда должен прийти связной. Пусто, тихо.

Да, ему крепко не повезло в этом селе. Чуть было не погиб. Спасибо, старик выручил...

Везли его тогда на подводе двое стражников в Камень. Руки за спину вывернули, замотали веревками до самых плеч, прочно, надежно, чтоб не вырвался. Отъехали от села верст пять — пустая степь. Только далеко впереди старик идет навстречу. Старик как старик, должно быть, нищий, с обвисшей котомкой за плечами да с толстой суковатой палкой в руках. Костя равнодушно глянул на деда и снова вспомнил о том, как глупо попался в лапы колчаковцев. Подвода поравнялась с дедом. И здесь-то случилось неожиданное: старик вдруг стремительно взмахнул палкой и опустил ее на голову впереди сидевшего стражника. Тот сразу же свалился, выронив винтовку. Дед схватил ее прежде, чем опомнился второй каратель, передернул затвор.

— А ну, беги!

Стражник, перепуганный насмерть, еле понял приказ и рванулся в степь. Дед, не мешкая, вынул из кармана большой сапожный нож, перехватил им в нескольких местах веревки, и затекшие руки Кости освободились.

— Бери ружжо и валяй на подводе, пока шум не поднялся. Авось еще встретимся...

Они встретились через две недели — старик вдруг нежданно-негаданно появился в их отряде. Обнял Костя деда, повел к командиру... Дед оказался хорошим разведчиком, держал партизан в курсе всех новостей и событий, что совершались в окрестных селах. Сегодня Костя ждет снова его, этого старика со смешным прозвищем Лагожа.

Солнце поднялось уже высоко. Стало жарко, в кустах духота невыносимая. Пот струился по лицу, груди, спине. «Что же с дедом? Не случилась ли беда?» Костя еще несколько минут вглядывался вперед, потом решительно стал пробираться к берегу: напиться и хоть немного освежить лицо. Наклонился над водой, да так и замер: с противоположного берега из кустов на него глядели внимательные глаза. Костя медленно поднял голову, привстал. Теперь он увидел большой и потрепанный картуз, из-под которого торчали белые выгоревшие космы. «Мальчишка из села...— облегченно перевел дыхание Костя.— Напугал, черт».

— Чего уставился, Космач? — тихо и дружелюбно начал разговор Костя.— Глаза попортишь: выцветут на солнце.

Мальчишка молча продолжал смотреть на Костю с каким-то странным выражением: не то с испугом, не то с радостью. И вдруг выскочил из кустов.

— Это ты?! — воскликнул он.

— Я,— пожал плечами Костя.— Только не ори. Не глухой.

— В самом деле ты? Ну конечно: рубец на щеке... Это Кузьма Филимонов наганом хрястнул, верно?

Костя невольно тронул пальцами твердый красноватый шрам:

— Верно. А чему радоваться-то, дуралей?

Мальчишка замахал руками:

— Да я не потому, что тебя били, а потому, что встретились.

— Ах, вон что!.. Ну, тогда и мне приятно. Как поживаешь? Что поделываешь в кустах?

Мальчишка рассердился:

— А ты не шути. Лови вот,— и через речушку полетела котомка.

Мальчишка, сняв из-под рубахи ремень с кобурой, прямо в одежде бухнул в воду. Костя удивленно поднял черные густые брови.

— Вона-а! Да ты к тому и вооружен до зубов!

Мальчишка выбрался на берег, с него лилась ручьями вода, но он, не обращая внимания, протянул руку:

— Артемка Карев.

Костя пожал худую, но крепкую руку, важно ответил:

— Константин Сергеевич Печерский.

Потом Артемка решительно и не говоря ни слова подошел к тальнику, сломал толстую ветку и подал ее Косте:

— Бей.

Костя хохотнул.

— Ты что, не в себе? — и крутнул пальцем у виска.

— Бей, говорю. Это я тебя выдал белякам.

Добродушная Костина улыбка соскользнула с лица, брови нахмурились.

— Может, ты и сейчас следишь за мной, чтобы выдать?

— Да ты что?! — заорал Артемка.— По ошибке, по дурости выдал... Бей!

Костя отбросил ветку, присел.

— Садись и не кричи. Не люблю шума. А затрещин надавать всегда успею. Ты лучше толком расскажи, что и как. Потом судить буду.

Артемка рассказал. От начала до конца. Филимоновых он привел потому, что дурень Спирька Гусев сбил с толку, сказал: вор в бане. А когда Артемка узнал, что Костя красный, да еще большевик,— переживал здорово. Потом торопливо расстегнул кобуру, вынул браунинг:

— Твой. Забери. В бане нашел. Из него беляка застрелил. Прямо во дворе у нас: корову забирали. Я вот убег в партизаны, а мамку заарестовали. И сейчас сидит в каталажке здесь, в Тюменцеве... На, бери. Только патронов нет...— сказал и вздохнул тяжело.

Костя взял браунинг, задумчиво повертел его, подбросил и ловко поймал за рукоятку.

— Да, неплохая игрушка... Мне его в Омске старый большевик, командир Красной гвардии дал. В восемнадцатом году, когда белочехи подняли мятеж... Ох и крепко мы им всыпали!.. — Потом резко: — Бери браунинг. Он сейчас по всем правам твой. Да к тому же попал, как я вижу, в надежные руки. Бей беляков.

Артемка взял оружие и, как клятву, произнес:

— До победы буду хранить!

На Костином лице снова появилась добрая улыбка, в глазах заиграла озорнинка.

— А ты парень ничего. Что у тебя там, в котомке?

— Харч: сало, хлеб, чесночок...

— Ого! — поднял брови Костя.— Харч что надо! Угощай.

Костя ел с аппетитом.

— Что за сальце! Такое сало сам адмирал Колчак съел бы, не подавился, гад. Кто тебя так любяще снабдил? В отряде? Молодцы ребята. А зачем тебе в Тюменцево?

— О маме узнать пришел... А ты зачем?

— Да так,— жуя сало, промычал Костя.— Старое вспомнить захотелось, по Кузьме Филимонову затосковал.

Артемка понял: врет Костя. Но не обиделся. Не говорит — значит, нельзя. Наконец Костя отложил хлеб, вынул из кармана платочек.