И ещё он думал: "Стоило уходить от Инны? Ну и что, что она окружила себя нэпманами и полюбила русский шансон... Остальные ведь ещё хуже..."

"Да, но ты забыл, что это театр теней... Их нет, они не существуют... Завтра же они уедут в свой Луганск... А Инна была навсегда, вот ведь в чём было дело..."

Кафе, в которое они тем временем перешли со скамейки, закрывалось, можно было успеть выпить только ещё по стаканчику, на посошок...

- Почему твой друг ничего не пьёт?

- Он мутант, - сказал Линецкий, - у него желудок сам по себе вырабатывает алкоголь.

Беленькая посмотрела на часики и сказала:

- Ну что, до автобуса осталось четыре часа. Лучше их провести где-нибудь недалеко от автовокзала, чтобы потом не бежать...

"Не надо, холодно", - сказала дочь полковника... "Не бойся, - зашептал Линецкий, - сейчас будет тепло..." "Нет. Нет, я не буду. Ты что, не понял? - громко сказала она, - слышь, ты... Кончай эти поползновения!" Линецкий отступил скорее из тактических соображений... Попытался снова просунуть руку... Но она крепко сжала бёдра... Он начал расстегивать спальник, но она одной рукой схватила его руку, а другой быстро вернула ползунок молнии в прежнее положение. Линецкий был ко всему ещё пьян, и совсем уже плохо понимал их намерения... Зачем они тогда так улеглись, одна с ним, другая с Переверзевым? Для чего?

Неизвестно, что там происходило у Переверзева, но эта, похоже, решила превратить спальник в смирительную рубашку... Линецкий стал активно бороться... Уже даже не за "свободную любовь", а просто - за свободу... В результате чего они поползли по земле, не вылезая из спальника... Линецкий это понял, когда они достигли другого края поляны. Он подумал, что если это будет продолжаться и дальше, они вывалятся на проезжую часть... А вот проехал троллейбус... Они жили недолго и умерли в тот же день... Она его даже не поцеловала... Только укусила... "Тогда давай спать", - сказал Линецкий... "Давай", - быстро согласилась она. И через минуту уже спала - офицерская косточка...

Услыхав шорохи, Линецкий приподнял голову и увидел, что переверзевский спальник ползёт по траве, как гигантский червяк... Это зрелище напомнило ему о том, что боги рассекли двуполые существа, и с тех пор половинки ищут друг друга по всей Земле... Линецкий всегда в это верил... Но теперь он засомневался... "А может быть, совершенное существо образуют не два человека, а четыре, - подумал он, - хотя... Тогда почему не восемь?.."

Он не мог уснуть. Во-первых, "его половинка" храпела, во-вторых, его член и не думал опускаться. Вместо того, чтобы объединять, член разделял их... Как меч, лежавший между братом и сестрой... Ну, или рукоятка меча... Светало, подул ветер, серая трава вокруг Линецкого шевелилась...

- Ну как?

- Что как? Никак. У нас с ней ничего не было.

- Я не сомневался.

- Да? И откуда у тебя такая уверенность?

- Потому что у нас то же самое было. То есть, ничего не было.

- А при чём тут... Думаешь, они связаны... одной цепью?

- Да.

- А я был уверен, что уж ты-то, ты-то... Не мытьём, так катаньем, - рассмеялся Линецкий, вспомнив ночной газон...

- Но я знаю, в чём причина, - сказал Переверзев и сделал паузу, выжидательно глядя на Линецкого. Тот молча пожал плечами.

- Они лесбиянки.

- Погоди, я что-то ничего не соображаю. Нужно опохмелиться, - сказал Линецкий и открыл пиво ключом.

- Я не думаю, что они лесбиянки, - сказал он, осушив одним глотком полбутылки, - во-первых, они бы тогда попросились в один мешок, во-вторых...

- Я их вижу за версту.

- Почему же я от тебя только сейчас об этом узнаю?

- Я могу ошибаться иногда. И потом, многие из них "би"... Да и неизвестно, что главное... Ты посмотри на себя - ты же помолодел за эту ночь!

- Я? Я глаз не сомкнул... Ну может, под утро... Кошмары снились... Голова раскалывается...

- Ну и что? А выглядишь помолодевшим.

- Так ты даос! - догадался вдруг Линецкий.

- Почему даос?

- Ну, это же даосы говорят, что надо не кончать... Чтобы самому не кончиться... Но я в это не верю, old sport... Ладно, ты скажи, прыжки в мешках входят в многоборье? Сдал я хотя бы на третий разряд? Фух... Голова проходит... Дочь полка сказала, что они скоро снова собираются в Крым... На велосипедах... Представляешь себе эту картину? Тандем, тачанка, механизм Тенгли... Слушай, а может, они так и ловят свой кайф, скользя по седлу... Сила трения перестаёт тогда быть диссипативной... В системе образуется положительная обратная связь, да?

- У меня нет технического образования.

- Это неважно, зато ты даос... Ты поэтому первым понял, что они сделали.

- А что они сделали?

- Они преобразовали динамо-машину в вечный двигатель...

Линецкий успел слегка одичать - шторка на окне автобуса вызывала у него клаустрофобию. Он резко приподнял её, отодвинул и запихнул между спинкой сиденья и стенкой "Икаруса". В окно теперь попадали прямые солнечные лучи. Линецкий зажмурился и пробормотал что-то вроде "юбэка". Трудно сказать, была ли это аббревиатура Южного берега Крыма, который они с Переверзевым как раз в этот момент покидали, или же попросту "юбка"...

Возможно, шторка своим узором напомнила Линецкому что-то из гардероба Инны...

Хотя... Он никогда не был так наблюдателен.

Скорее всего, клетчатая шторка с оборочками могла напомнить ему юбку как таковую...

Край её вдруг сам по себе выпростался, и Линецкий с ещё большей силой запихнул его обратно.

Отстав от одного берега и не причалив пока что к другому... В иносказательном смысле... То есть, "отцепившись от юбки жены" и "повиснув в воздухе"... Линецкий по дороге с Южного берега на Восточный боялся повторить это рискованное движение уже в географическом смысле... Закрывая глаза, он поэтому не очень-то верил, что автобус останется автобусом рейса "Ялта - Феодосия", а не превратится, скажем, в поезд "Симферополь - Харьков", а тот в свою очередь... В подводную лодку в степях Украины...

Хотя после ночи, проведённой на ялтинском газоне... Линецкому было уже абсолютно по фигу, где он проснётся...

Он уже засыпал, но вдруг услышал грохот... Открыл глаза и увидел за окном голых мокрых людей с отбойными молотками... Автобус стоял на светофоре, светофор не светил - был ослеплён солнцем... Один рабочий, встретившись с Линецким взглядом, крикнул: "Чего вылупился?"... Автобус поехал: закрыв глаза, Линецкий снова стал клевать носом... Свою умственную скорлупу... Пока снова не вылупился... И на этот раз - без соглядатаев...

Мы только увидели, как тело Линецкого стало заваливаться набок, как голова ткнулась в бок Переверзева, как тот съехал по своему сиденью вниз - ровно настолько, чтобы можно было переложить голову Линецкого к себе на плечо. Там эта голова и пролежала до самой Феодосии.

Было уже близко к полудню, когда странноватая, прямо скажем, парочка, приехавшая накануне вечером, вышла наконец из своего флигеля. На нём были белые брюки и рубаха, а на девушке, которая годилась ему в дочки, если не во внучки, что-то вроде пёстрого газового платка, обёрнутого вокруг бёдер... Ну и лифчик по случаю такого наряда, она, конечно, не носит, - думала Марфа Дмитревна, отводя взгляд от новоприбывших и устремляя его на дно колодца... Она намеренно не спешила его поднимать, чтобы дать им возможность пройти. Чтобы не встречаться и не думать, в какой форме выказать своё презрение... Но что-то не слышно было шагов... Марфа Дмитревна медленно поднимала ведро... Пока ей не пришло в голову, что они стоят и смотрят ей в спину... Она резко обернулась... Ведро дёрнулось, выплеснулась только что набранная вода...

- Вы что-то хотели? - сердито сказала Марфа Дмитревна.

- Да, - сказала девица.

Марфа Дмитревна машинально мотала цепь, поднимая пустое ведро.

- Говорите, - сказала она таким тоном, что нормальные люди сразу бы забыли, что им было нужно... Но наглая девка и бровью не повела.