- Научишься, - сказал Манко, доставая ствол... Не полностью, но так, чтобы эти трое видели и больше не сомневались, что он не шутит.

- Это не конец, - сказал он, усмехаясь... Через час приедешь на это же место, но этот час вы должны всё время ехать, не останавливаясь. Я проверю по счётчику и заплачу по счётчику. Десять баксов за километр, ферштанден?

Конечно, он мог их и так запихнуть в джип, запросто... Но было бы много визгу... А так всё тихо. Сели и поехали... И сразу научились водить... А как в море бросают, когда плавать учат? А это ещё проще, суша всё-таки... Ну задавят пару кур, ничего страшного... Он пошёл по набережной в другое кафе. Та же девушка с платочком была и там, но, может быть, ему показалось, многие так косынки подвязывают, а на лицо он не обратил внимания. Он заказал двести водки. Через час, - подумал Манко, - если не будет ДТП, они приедут, никуда не денутся. А денутся, так и хрен с ним, с хаммером этим долбаным, он совсем озверел, людей не давит, взваливает это на меня, сука... Человек хуже зверя, когда он зверь - кто-то сказал... И хуже машины, когда он - машина, - я добавлю... Манко опрокинул в рот водку, выдохнул, и сказал вслух: "А я не машина!"

- Повторяй за мной: я не машина, я не машина! - сказал он громко, обращаясь к парню, который сидел за соседним столиком. Тот поперхнулся креветкой и закашлялся, глядя на Манко выпученными глазами. Манко встал и подошёл, чтобы похлопать парня по спине, но тот ускользнул, быстро расплатился у стойки и выскочил на улицу.

- Пиздец какой-то, - сказал Манко, - чего вы здесь все такие забитые? На Юге? Где ваш кураж?

Он заметил, что на столике уже снова стоит полный стаканчик, хотя он вроде ещё не заказывал. По морю бежали барашки... "Над седой равниной моря..." - тихо пропел Манко на мотив "из-за острова на стрежень..." и подумал, что всё фигня, просто немного колбасит, с кем не бывает... Он опрокинул в себя станканчик... Стало вообще хорошо, солнце, Крым... Всё на хуй бросить, начать новую жизнь. Оставить одежду на берегу, с паспортом в кармане, типа утонул, не ищите. А сам голый вылезу к хипарям в бухту... Манко как-то забредал к ним много лет назад, и было нормально, без понтов, напоили молоком с травой и спать уложили. Правда, он не спал, а вращался всю ночь в цветной центрифуге - как космонавт перед полётом.

В космос лететь не стал. Он был дублем, его не взяли... А может, и улетал, но утром этого не помнил, и всё было чистое такое утром, весь мир, каждую галечку хотелось чмокнуть, а девочек наоборот, не хотелось совсем, хотя они лежали голенькие и тут и там, но это было как в детском саду, как в яслях, короче, заново на свет народился. А потом опять набилось трухи всякой в душу, но за травой или другими какими очистительными средствами Манко пока не тянулся... Он заметил, что к человеку, серьёзному с виду человеку за одним из соседних столиков, то и дело подходит какая-то дохля, садится рядом с ним на корточки и что-то они там перетирают... Что, нельзя посадить человека рядом с собой, на стул? - подумал Манко. - Что это такое, по-собачьи сидит, потом выходит, потом опять на задних лапках... Я, конечно, тоже не эстет, но не заставляю людей сидеть на корточках... Может, сказать ему? Товарищ, гордым надо быть! Устроить им тут революцию? Манко прикинул, как взлетят брови у хозяина человека-собаки, как он начнёт хвататься за мобилу... Это всё можно будет сразу пресечь и проучить бегемота, вспомнить молодость, пусть даже дружки его сразу в кабак налетят, будет немного по-ковбойски... Ну что, встряхнуться? Да нет, - подумал Манко, - лень... Ленивый я стал... Но любопытный... О чём они там перетирают? Он встал и пересел за их столик.

- Харьковская налоговая, - сказал Манко.

- Не пизди, - усмехнулся бегемот, - давай лучше по сто - на брудершафт.

Мужик был, очевидно, тёртый, умел общаться с людьми, и вот уже они пили по второй, по третьей.... Бегемота звали Семён, он был из Донецка, держал там сеть ларьков, ну и какие-то у него были виды на расширение бизнеса, в частности, в этом посёлке, кто-то предложил войти в долю, построить гостиницу прямо на берегу, шестёрка его по этому поводу собирал кое-какую информацию и доносил хозяину, причём, как только что-то узнавал, так сразу и доносил, голова у него вмещала только одно сообщение. Смешно, что возле кафе его ждала настоящая собачка, он каждый раз привязывал её к ограде, маленькая такая шавка, Манко увидел, когда выглянул на улицу, чтобы посмотреть, не приехал ли его броневик. Дохля в этот момент тоже вышел из кафе, отвязал собачку и они засеменили по улочке, свернули в парк. Манко расплатился за водку и закуску, и за себя и за будущего владельца гостиницы, который заразил его своим олимпийским спокойствием... На улице стоял джип, пустой, ни мальчика, ни девушек нигде не было. А может, их вообще не было, - подумал Манко, - как и того, на дороге. Как и Семёна из Донецка, всё померещилось... Теперь ищем гостиницу, там спим как мимимум десять часов, а дальше посмотрим... Он остановился возле джипа, глядя на пятно на бампере... Чёрт его знает, а может, и сбили кого-то, - подумал Манко, - они ж водить не умеют, суки... И смылись... Да нет, если б они кого-то сбили, джип не стоял бы сейчас на том же месте... Значит, всё-таки было там что-то... Типа чудо... Но чудес не бывает, бывает только... Болезнь Альт-хаммера... Но он у меня новый совсем.... Или как его... Рассеянный склероз... Бывает же такое... Мульти-пульти... Нет, лучше уж пусть будет одним мудаком меньше... Или ещё лучше: поспи, и всё пройдёт, - Манко усмехнулся, вспомнив, как сказал это своей бывшей жене. Когда она разбудила его ночью и закричала: "Лёня, началось!"... Она должна была рожать, у неё отошли воды и начались схватки, а он ей в ответ: "Поспи, и всё пройдёт". После чего перевернулся на другой бок и захрапел... Вспоминая это, Манко всегда смеялся... Сидя в джипе, который стоял с заведённым двигателем, он повторял вслух: "Поспи, и всё пройдёт!"

Он нажал было на газ, но передумал. Куда? Зачем? Приехали... Сейчас, ещё минутку посижу... Он вспомнил, как бывшая жена пришла домой и сказала: "Меня сбила машина".

Манко ошарашенно глянул на неё, грязное платье, на лице то ли грязь, то ли потёки косметики... "А зачем же ты домой пришла?" - спросил Манко. Она это тоже ему потом вспоминала, всю их совместную жизнь, рассказывала знакомым. Шутка, в которой, однако, была её доля... То есть судьба её вся, значит, в этой шутке была, ох и тяжёлая у неё была судьба... С таким мужем... Хотя ясно же, что он имел в виду: почему сама пришла, почему не скорая привезла, не такси... Да она это прекрасно и сама понимала, просто придиралась всегда к его словам... Больно образованная была... Слишком вумная, - говорила мать... Манко думал было сменить частоту волны в приёмнике, или поставить диск, но странная музыка умолкла, диктор сказал, что это была композиция "Поп-механики" Сергея Курёхина...

"Курёхин, - подумал Манко, - сколько лет, как его нет в живых, а поди ж ты, ставят... А могло ведь ещё раньше не быть, если бы я тогда не остановил ребят..."

В восемьдесят восьмом году Манко пошёл со своими хлопцами на концерт "Поп-механики"... В Алуште, какой-то там был фестиваль... Сыпа накануне был на Цое, и Сыпе понравилось. Главное — он сказал, что видел впервые в жизни, как менты танцевали на стульях... Ну и пошли на следующий день на "Поп-механику", чтоб такое увидеть... А там вообще не было ментов, народу на концерт пришло не так много, ползала... Курёхин вышел на сцену и сказал: "Мы рады, что вы пришли на наш концерт. Все музыканты нашего ансамбля наркоманы и гомосексуалисты. Некоторых из нас на время выпустили из психиатрических больниц, некоторых с кладбищ..."

Странно было это вспоминать теперь, но интересно, Манко даже приглушил звук в приёмнике... Пацаны весело переглянулись, но никто не хохотнул, ждали, что будет дальше... А дальше на сцену вышли музыканты, выбежал Гаркуша - Курёхин специально его позвал с собой на этот концерт, - и началась какая-то бредятина... Типа беспредел... На музыку никто и внимания не обращал... Манко вспомнил сейчас, как на сцену вышли два долбоёба, один с молотом, другой с серпом - и начали сражаться... Это не понравилось его друзьям, не из идейных соображений, нет. "Хуйня какая-то", - сказал Сыпа... Манко пожал плечами, мол, посмотрим, что дальше будет... Дальше Курёхин минут двадцать играл на рояле что-то типа собачьего вальса, а потом залез под рояль, повис под ним, схватившись руками и стал его ебать... Ну то есть делать вид, что он ебёт рояль... И вот это уже ребятам совсем не понравилось... "Это ж он показывает, что нас наебал!" - повторяли друг за другом теперь уже несколько голосов - всё это переходило в возмущённый ропот, а потом, когда внезапно Курёхин объявил, что на этом концерт окончен, Сыпа вскочил и закричал: "Деньги давайте назад!" Манко потянул его за руку, но тот стряхнул и остался стоять... Гаркуша, который под конец метался уже не по сцене, а по залу, увидев возмущённых качков в белых майках, стремглав помчался к сцене... Сыпа стал убеждать друзей, что так просто это нельзя оставить... Больше всего Сыпу возмущало то, что они заплатили по пять рублей за билет... В те времена это была запредельная цена, обычно стоило два рубля, ну три от силы... А здесь, значит, за пять должно было быть что-то особенное... А вместо этого - халтура... "Совсем оборзели! Они же играли всего сорок минут! - кричал Сыпа, - что это за концерт? Нас тут держат за лохов, Ман, это нельзя им спускать, слышь?" "А ты хотел бы, чтобы это продлилось два часа? Ты и сорок минут-то еле выдержал", - пробовал его утихомирить Манко. "Неважно! Мы заплатили за полный концерт! Пускай возвращают деньги, или мы будем их, блядь, учить!" Сыпа ударил кулаком свою открытую ладонь, резко развернулся, снова запрыгнул на сиденье и закричал: "Пацаны, они должны вернуть нам деньги за билеты! Вы согласны?" Его призыв получил довольно широкую поддержку публики, потому что большую её часть составляли такого же примерно вида пацаны, как Сыпа, у поклонников Курёхина в то время, очевидно, не было денег, чтобы платить за билет пять рублей... Но Манко с помощью демагогии смог выпустить пар, заболтать Сыпу так, что, когда тот спохватился, автобус с "Поп-механикой" уже уехал... Потом, когда через несколько лет он узнал, что Курёхин умер, Манко подумал, что его таки настигли разгневанные зрители... Но оказалось, что Курёхин умер от болезни, по крайней мере, так сказали, а Лёне Манко трудно, как всегда, было поверить, что кто-то может умереть молодым от болезни, может быть, потому что сам он никогда не болел, а до тридцати лет вообще не знал, что такое температура... Чтобы это узнать, съел однажды кусок сахара, полив его йодом - так ему посоветовал одноклассник, но всё равно ничего не поднялось, тридцать шесть и шесть было на градуснике...