У Ярнебринга была в запасе важная новость, но он все равно не стал нарушать заведенной традиции. Еще дома он решил, что расскажет о своей предстоящей свадьбе за коньяком. Или, еще лучше, за грогом и обязательными ночными посиделками у Ларса Мартина на Волльмар-Укскулльсгатан. Так тому и быть, решил он.

Однако вышло все по-другому.

В последние годы служба Ларса Мартина носила несколько факультативный характер. Сначала он взял длительный отпуск для учебы в университете. С обычной для него добросовестностью защитив диплом, он вернулся в Центральное полицейское управление, где его сразу произвели в обер-интенданты. Начальство использовало его как запасной ресурс. После убийства премьер-министра, грянувшее за несколько лет до описываемых событий, в управлении началась кадровая чехарда, вся верхушка поменялась многократно, но Юханссона по причине его более или менее свободного положения она не коснулась, и на сегодня он был некой точкой опоры, символом стабильности в постоянно меняющемся и ненадежном полицейском мире.

Он постоянно получал разные назначения: то замещал какого-нибудь отправленного на пенсию шефа, то сидел в бесконечных проверочных комиссиях, то исполнял роль эксперта в Министерстве юстиции или стокгольмской мэрии. В общем, работы хватало. На данный момент он уже два месяца вел по заданию министра юстиции расследование, о котором Ярнебринг только слышал краем уха и, даже несмотря на четко работающую систему полицейских сплетен, не мог бы сказать, в чем оно заключается.

— Ну, расскажи, что там у вас делается, в коридорах власти? Или все наглухо засекречено? — спросил Ярнебринг после первой рюмки водки под запеченные анчоусы.

Наверное, селедки не было, подумал Ярнебринг. Впрочем, все равно чертовски вкусно.

— Ничего особо секретного нет, — ответствовал Юханссон. Он говорил на неторопливом, даже задумчивом норрландском диалекте. — Смотри телевизор и читай газеты. Хотя, конечно, мы живем в довольно неспокойное время.

Месяц назад внезапно поднялся «железный занавес» — с оглушительным грохотом, словно подброшенный гигантской пружиной. На всех телевизионных каналах одно и тоже: потоки беженцев из бывших советских стран-сателлитов, жители Восточного Берлина чуть не голыми руками ломают стену.

— Вот тебе и социалистический рай, — довольно усмехнулся Ярнебринг. — Подумать только, какое фиаско!

— Да уж… Собственно говоря, вовсе не надо было быть оракулом, чтобы предсказать, что рано или поздно это произойдет. Но уж очень быстро… На мой взгляд, даже слишком быстро, — сказал Юханссон, улыбнулся и огорченно покачал головой, хотя вид у него при этом был весьма довольный.

— Да… — согласился Ярнебринг. Ему вовсе не хотелось ввязываться в политический спор с другом, хотя все утверждали, что тот в душе социалист. — Пока мы более или менее справляемся. Шпана из Восточной Европы промышляет в основном магазинными кражами в NK и «Оленсе».

— Это верно, — сказал Юханссон, — хотя кое-кто из наших считает, что все еще может измениться к худшему.

И все же они говорили о политике довольно долго, хватило на большую порцию маринованных свиных ножек с чесноком и соусом песто. И только когда Юханссон спросил, чем сейчас занимается Ярнебринг, разговор вернулся в привычное русло.

— Убийство, — сказал Ярнебринг, и ему показалось, что в глазах закадычного друга мелькнула зависть.

— Я бы с удовольствием с тобой поменялся, — сказал Ларс Мартин и быстро добавил с улыбкой: — Если это, конечно, не убийство Пальме… Эту кашу не расхлебаешь… Всю жизнь будут искать виноватых. С этим и в могилу положат.

— Что ты, что ты, упаси бог! — отозвался Ярнебринг. — У нас — обычный Свенссон, хотя был он, судя по всему, тот еще типчик. Ну да это тоже не в первый раз.

— Отличный расклад! — сказал Юханссон. — Обычный Свенссон, тот еще типчик… Если память мне не изменяет, мы, как правило, такие дела раскрывали.

Когда же я займусь, наконец, настоящим делом? — вдруг подумал он. Юханссон не догадывался, что убийство Эрикссона и есть его настоящее дело. Только время еще не пришло…

— Существуют кое-какие трудности, — признался Ярнебринг.

— Расскажи, — попросил Юханссон. — Давай о главных, не будем размениваться на мелочи! — произнес он весело, кого-то пародируя.

— Бекстрём, — ухмыльнувшись, сказал Ярнебринг.

— Бекстрём? Из уголовки?

— Собственной персоной. Он руководит следствием.

— О господи! — с чувством воскликнул Юханссон. — Кстати, вчера вечером я наткнулся на этого болвана. Он выходил из этого, ну знаешь… мужского клуба на нашей улице. Если б это был не Бекстрём, я бы наверняка решил, что парень балуется этими игрушками.

— Он почему-то решил, что это так называемое гей-убийство.

— Да-да, он что-то такое говорил, — вспомнил Юханссон. — А почему он так решил? Просто потому, что он Бекстрём, или есть еще какие-то причины?

— Убитый фактически не общался с женщинами. Так что у меня похожие мысли тоже возникали…

— И?.. — Юханссон наклонился поближе к Ярнебрингу.

— Знаешь, шестое чувство… — Тот пощелкал пальцами. — Мне кажется, эта история гораздо сложней…

— Ай-ай-ай! — Юханссон предостерегающе поднял вверх указательный палец. — Не забывай, Ярнис: никогда, никогда не следует усложнять.

— Мне кажется, это преступление не имеет никакого отношения к сексу, ни к обычному, ни к гомо.

— А к чему тогда?

— Думаю, тут замешаны большие деньги.

— Деньги — это вполне вероятно, — согласился Юханссон. — На первом месте пьянка и помешательство, потом секс, а потом деньги. Это да. — Он покачал головой и поднял бокал с вином.

— Хотя мой новый напарник считает, что мотив преступления — власть. Не политическая, конечно, нет, власть над другими людьми, над близкими, знакомыми, без всякой выгоды, власть ради власти. Кстати, мой новый напарник — баба.

— Подумать только! — весело отозвался Юханссон.

Он почему-то так и решил. Еще до того, как Ярнебринг уточнил пол нового напарника.

— Вот именно… Хотя, может быть, она и права. Этот убитый и в самом деле странный тип: не из тех, с кем хотелось бы жить в одной комнате.

— Симпатичная? — спросил Юханссон. — Я имею в виду, твоя новая напарница? Она симпатичная?

— Да… Можно сказать, да. Чуть тоща на мой вкус, но, в общем, да.

Разумеется, симпатичная, подумал он. Анна Хольт — очень аппетитная женщина, и не ее вина, что она не в моем вкусе.

— Тощие бабы — большой грех, — высказал свое просвещенное мнение Юханссон. Впрочем, он никогда не встречал Анну Хольт. — Как насчет десерта?

На десерт они заказали миндальный торт. Юханссон попросил принести ему бокал итальянского десертного вина. Поскольку Ярнебринг вино вообще не пил, а что-то подсказывало ему, что пиво не лучшим образом сочетается с миндальным тортом, он заказал коньяк. Когда официант принес пузатый бокал, Ярнебринг решил, что сейчас самое время для потрясающей новости о его предстоящей женитьбе. Юханссон, похоже, был в прекрасном настроении. Он всегда приходил в хорошее настроение, когда речь заходила о каких-нибудь прошлых убийствах, опуститься до расследования новых ему не позволяло положение. Сам Ярнебринг чувствовал себя спокойным и собранным, несмотря на волнующую важность предстоящего события. Решающий шаг в моей жизни, высокопарно подумал он.

Все пошло не так, как он рассчитывал, и виной тому был он сам. Юханссон к этому времени уже достаточно созрел для того, чтобы выслушать новость, и разогревать его дополнительно не было никакого смысла.

— Кстати, ты прекрасно выглядишь, — сказал Ярнебринг. — Похудел, что ли? Начал тренироваться? — Чего не скажешь, чтобы порадовать закадычного друга.

— «Тренироваться»? — удивился Юханссон.

— А это что? — Ярнебринг показал на заклеенный лейкопластырем безымянный палец на левой руке Юханссона. — Что с пальчиком? Штангой прищемил?