От удивления и гнева голос у баронета сорвался и стал пронзительным. Там, где они в эту минуту ехали, дорога ныряет круто вниз, в затененную густыми деревьями ложбину, и ночью будто бы въезжаешь в туннель. Внизу, где уклон кончается, стоят по сторонам дороги два больших каменных столба, на которых днем видны пятна лишайника и ржавчины, а также геральдические эмблемы, настолько пострадавшие от времени, что кажутся теперь просто неровностями камня. Красивые чугунные ворота, косо повисшие на ржавых петлях, свидетельствуют одновременно и о былом процветании, и о нынешнем упадке старой усадьбы Броукасов, которая находится в конце заросшей сорняками аллеи. И именно из этих старинных ворот и выскочила на середину дороги энергичная фигура и ловко схватила под уздцы лошадей, и те встали на дыбы, упираясь
- Роу, подержи лошаденок, ладно? - обернувшись, прокричал человек резким голосом. - Хочу перемолвиться словечком с этим вот расфуфыренным господинчиком, пока он еще не улепетнул.
Из тени вышел еще человек и молча взялся за уздечки. Этот был приземист, широк в плечах и одет в какой-то чудной коричневый плащ до колен с несколькими пелеринами, а обут - в ботинки и гетры. На голове ничего не было, и когда свет боковых фонарей двуколки упал на этого человека, стало видно угрюмое красное лицо - толстая нижняя губа, подбородок чисто выбрит, шея высоко обмотана черным шарфом. Когда он взял уздечки у своего более подвижного компаньона, тот во мгновение ока оказался у двуколки и положил мосластую руку на ее крыло, а его свирепые голубые глазки впились в путников; собственное его лицо было теперь ярко освещено и доступно обозрению. Шляпа была низко надвинута, но хотя на лицо падала тень, баронет и боксер отпрянули, ибо лицо было злобное, неумолимо жестокое, страшное, нос приплюснутый, и грубые черты этого лица выдавали натуру, которая не ждет от других пощады и не пощадит никого сама. Что до его возраста, то тут с уверенностью можно было сказать одно: человек, у которого такое лицо, еще не стар, однако уже успел испытать на себе все зло жизни. Холодные, свирепые глазки не спеша оглядели сначала баронета, а потом молодого человека с ним рядом.
- Точно, Роу, это расфуфыренный господинчик, как я тебе и говорил, бросил незнакомец через плечо своему дружку. - Но другой парень, пожалуй, годится. Ему бы в самый раз быть боксером. Так или этак, мы-то уж узнаем, на что он способен.
- Эй ты, как там тебя зовут, - сказал баронет, - ты чертовски нагл! Еще немного, и ты получишь хлыстом по физиономии!
- Поосторожней, хозяин! Считай, что я этого не слышал.
- Зато я слышал о тебе и о твоих замашках! - заорал разозленный офицер. Я покажу тебе, как останавливать моих лошадей на королевской большой дороге! Ты в этот раз ошибся, мой друг, в чем скоро и убедишься.
- Поглядим, - отозвался незнакомец. - Кто его знает, хозяин, может, мы все убедимся в чем-нибудь до того, как расстанемся, а пока придется одному из вас выйти и показать, умеет ли он работать кулаками, а то дальше не поедете.
В один миг Стивенс выпрыгнул из экипажа на дорогу.
- Если тебе так хочется подраться, тебе просто повезло, - сказал он, - я зарабатываю боксом себе на жизнь, так что не говори потом, что тебя не предупредили.
- Разрази меня гром! - радостно завопил незнакомец. - Да он и впрямь боксер, Джо, как я и думал! Наконец не какая-то размазня, а что-то настоящее. Вот, парень, ты и встретил того, кто тебя одолеет. Ты никогда не слыхал, что говорил мне лорд Лонгмор? "Обычному человеку тебя не побить, для этого нужен специально сделанный!" Вот что говорил лорд Лонгмор. Так-то вот!
- Это было до того, как появился Бык, - проворчал, впервые нарушив молчание, человек, державший лошадей.
- Хватит меня дразнить, Джо! Еще раз я услышу о Быке, и мы с тобой рассоримся. Бык меня побил однажды, но посмотрим, управится ли он со мной, если мы еще когда-нибудь встретимся. Ну, а ты, парень, что обо мне думаешь?
- Думаю, что наглости у вас предостаточно.
- Наглости? А что это такое, наглость?
- Бесстыдство, бахвальство, хвастовство - вот что.
Слово "хвастовство" подействовало на незнакомца удивительным образом. Он шлепнул себя по ляжке и разразился тонким, похожим на жеребячье ржание смехом, а следом за ним рассмеялся и его угрюмый приятель
- Лучше не скажешь, дорогуша, - проговорил этот последний. - Хвастун слово самое для него подходящее. Что ж, луна светит, но как бы ее не затянуло облаками. Давайте-ка начинайте, пока светло.
Баронет между тем все с большим изумлением разглядывал одежду незнакомца, остановившего лошадей. Многое в ней подтверждало, что незнакомец имеет отношение к лошадям, хотя даже в этом случае одет он был очень старомодно и странно. На голове у него красовалась когда-то белая, а теперь пожелтевшая касторовая, с длинным ворсом шляпа вроде тех, что носят некоторые кучера запряженных четверкой экипажей: тулья в виде колокола, а поля загнуты. Пуговицы на его фраке табачного цвета, с короткой талией, были стальные. Спереди, где фрак не закрывал грудь, виднелся полосатый шелковый жилет, ниже кожаные бриджи, а потом синие чулки и туфли. Вся его угловатая фигура излучала силу. Этот Задира из усадьбы Броукасов был явно личность незаурядная, а у молодого драгунского офицера вырвался смешок, когда он подумал, какую славную историю он будет рассказывать в офицерской столовой об этой чудной фигуре в одежде давних времен и о тумаках, которые тому достанутся от лондонского боксера.
Билли, юный грум, уже выхватил уздечки у крепыша и держал теперь лошадей сам, но лошади почему-то дрожали и покрылись потом.
- Сюда! - показав на ворота, скомандовал крепыш.
За воротами, куда он показал было зловеще темно и странно: столбы ворот были разъедены временем, над дорожкой, которая вела вглубь, тяжело нависли ветви деревьев. Ни баронету, ни боксеру то, что они увидели, никакого удовольствия не доставило.
- Куда это вы направляетесь? - спросил незнакомцев баронет.
- Здесь толком не подерешься, - отозвался крепыш. - Там, - он показал рукой по ту сторону ворот, - у нас есть местечко лучше некуда. Второго такого не найдешь.
- Для меня и дорога годится, - сказал Стивенс.
- Дорога годится только для любителей, - возразил человек в касторовой шляпе. - И уж никак не для двух настоящих боксеров вроде нас с тобой. Да ты, часом, не боишься ли?
- Ни тебя, ни десятка таких, как ты, - решительно ответил Стивенс.
- Ну так пошли и сделаем все как полагается.
Сэр Фредерик и Стивенс переглянулись.
- Я согласен, - сказал молодой боксер.
- Тогда пойдем.
Все четверо вошли в ворота. Позади них, в темноте, лошади били копытами и вставали на дыбы, и было слышно, как их тщетно пытается успокоить грум. Они прошли ярдов пятьдесят по дорожке, наполовину заросшей травой, а потом повернули вправо, через густые деревья, и вышли на круглую лужайку, трава которой в лунном свете казалась белой. Лужайку окружал низенький вал, тоже весь заросший травой, а за лужайкой, недалеко от нее, виднелась небольшая каменная летняя вилла с колоннами, из тех, которые так любили в восемнадцатом веке, при первых Георгах.
- Ну, что я вам говорил? - воскликнул крепыш. - Да разве хоть где-нибудь в двадцати милях от города найдешь лучшее место? Словно специально для бокса сделано. А теперь, Том, покажи, на что ты способен.
Все было как в неправдоподобном сне. Диковинные люди, странная их одежда, какая-то чудная речь, круглая лужайка, залитая лунным светом, вилла с колоннами - все сплелось в одно фантастическое целое. Только вид неловко сидящего на Альфе Стивенсе твидового костюма и маячившего над костюмом простого английского лица вернул баронета в реальный мир. Худощавый незнакомец, остановивший лошадей, уже снял касторовую шляпу, фрак, шелковый жилет, и его приятель стянул с него через голову рубашку. Стивенс, хотя раздевался спокойно и неторопливо, ждать себя не заставил. Боксеры стали друг против друга.